Романы и повести, в особенности Зряхова и Кузьмичева: Битва русских с
Кабардинцами; Дочь разбойницы, или любовник в бочке; Приключения
Мирамонда-Эмина. Во-вторых, переводы: арабские сказки, наш любимец Апулей,
Ромул г-на Ла-Фонтеля (так гласила надпись); сочинения мистрис Редклиф; Юнговы
нощи; Потерянный рай, одна часть миссиады Клопштока; Прогулки и любовные забавы
Августа II короля Польского. Один том сочинений принце де-Линя, Руководство к
полевой фортификации и проч. Из этих названий видно, что в выборе книг мы не
руководились собственным вкусом, а читали все, что попадалось нам под руку»
[389].
Д. Милютин даёт описание круга чтения учащихся в конце 20-х годов: «Мы
зачитывались переводами исторических романов Вальтера Скотта, новыми романами
Загоскина, бредили романтической школой того времени, знали наизусть многие из
лучших произведений наших поэтов»[390]
.
Не особенно сильно изменился круг чтения у учащихся к сороковым годам. По
крайней мере таким он был в первой Киевской гимназии: «Прочли Вальтер-Скотта,
что было Диккенса, своих писателей старых, в особенности Загоскина, войну 12
года Михайловского-Данилевского»[391].
П. Боборыкин пишет о конце сороковых – начале пятидесятых годов. Он
рассказывает о себе и своих одноклассниках: «Разумеется, мы бросались больше
на романы. Но и в этой области рядом с Сю и Дюма читали Вальтера Скотта,
Купера, Диккенса, Теккерея, Бульвера и, поменьше, Бальзака. Не по-французски,
а по-русски прочел я подростком «Отец Горио».
Наших беллетристов мы успели поглотить если не всех, то многих, включая и
старых повествователей, и самых тогда новых, от Нарежного и Полевого до
Соллогуба, Гребенки, Буткова, Зинаиды Р - вой, Юрьевой (мать А. Ф. Кони),
Вонлярлярского, Вельтмана, графини Ростопчиной, Авдеева - тогда «путейского»
офицера на службе в Нижнем.
«Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «Повести Белкина», «Арабески» Гоголя,
«Мертвые души» и «Герой нашего времени» стояли над этим. Тургенева мы уже
знали; но Писемский, Гончаров и Григорович привлекали нас больше. Все это было
до 1853 года включительно»[392].
А. Скабичевский описывает то же время, но несколько другой круг чтения: «Читал
я. не всё, что попадалось под руки, а с выбором, систематически. Так в течение
последних двух лет курса успел познакомится со всеми русскими классиками,
начиная с Ломоносова, Державина и Карамзина и кончая Жуковским, Пушкиным,
Гоголем и Лермонтовым. Позднейшей литературы для меня ещё не существовало. Я не
слыхал ещё даже имен Тургенева, Л. Толстого, Белинского, а тем более Герцена
или Чернышевского [.] Исключение было за одним Гончаровым»
[393].
К середине 50-х годов XIX века есть такое описание круга чтения учащихся,
сделанное А. Рубцом: «Любимым чтением того времени было повести Гоголя, «Герой
нашего времени» Лермонтова, его стихотворения и поэмы «Демон», «Мцыри»,
«Измаил-бей» и «Боярин Орша», Пушкина «Евгений Онегин» и «Горе от ума»
Грибоедова; всё это читалось с наслаждением, но и с боязнью, чтобы кто-нибудь
не подсмотрел и не подслушал.»[394].
Он же дополняет: «Между моими товарищами были большие любители чтения; они
увлекались повестями Тургенева, напечатанными в «Современнике», и повестями и
рассказами Гоголя в издании «Кулиша». Такие любители чтения собирались человек
по 12 или 15 в уединённых комнатах и начиналось чтение; собравшихся всегда
предупреждали, чтобы желающих слушать чтение сидели хорошо [.] После чтения
происходили оживлённые дебаты и восторженные похвалы «Тарасу Бульбе» или
«Мёртвым душам»» [395]. Читали в
Киевской первой гимназии в это время и ««Детские годы Багрова внука» Аксакова
или «Детство и отрочества» Л.Н.Толстого»
[396].
Однако у детей более низкого состояния круг чтения можно охарактеризовать совсем
кратко. Выходец из купеческой семьи Н.Лейкин в середине 50-х годов читал «очень
мало – книг не было», в основном же это были романы Зотова, Поль-де-Кока,
Курганова, Калашникова[397].
60-е гг. описывает В.Короленко: «Как бы то ни было, но даже я, читавший
сравнительно много, хотя и беспорядочно и случайно, знавший уже «Трёх
мушкетеров», «Графа Монте-Кристо» и даже «Вечного Жида» Евгения Сю, - Гоголя,
Тургенева, Достоевского, Гончарова и Писемского знал лишь по некоторым,
случайно попадавшимся рассказам»[398].
Чуть позже, в старших классах, им были все-таки прочитаны «повести Тургенева,
Писемского, Гончарова, Помяловского, стихотворения Некрасова, Никитина.
Шевченка.»[399]. А из литературы
полулегального характера В.Короленко читал Шпильгагена, Чернышевского
[400]. Он описывает круг чтения своего брата – также ученика ровенской
гимназии. Сначала это чтение было чрезвычайно беспорядочно: «Вечный Жид», «Три
мушкетера», «Двадцать пять лет спустя», «Королева Марго», «Граф Монте-Кристо»,
«Тайны Мадридского двора», «Рокамболь» и т.д. Позже брат принимается за более
серьезное чтение: «Сеченов, Молешотт, Шлоссер, Льюис, Добролюбов, Бокль и
Дарвин»[401].
У П.Милюкова круг чтения 70-х годов был несколько специфичен из-за его увлечения
античной литературой: «Я заучивал наизусть. отрывки поэзии Сафо и многое из
приписывавшегося Анакреону с большим удовольствием; читал трагедии Эсхила,
Софокла и особенно Эврипида, кое что из Аристофана, имел, но не читал
Ксенофонта и Фукидида. особенно же налёг. на диалоги Платона, от которого
перещел к более меня удовлетворившему сразу Аристотелю. Из римлян было у меня
французское издание (с переводом) комедий Плавта и Теренция (прочитано),
Гораций. Эльзевировские издания Овидия». Впрочем читал он и более современную
литературу: «.не говоря о Лессинге и Виланде, я читал Гёте. и особенно Шиллера,
которого я часто перечитывал. С французскими классиками было хуже.». Из
последних П.Милюков читал только Мольера, раннего Виктора Гюго, Вальтера.
Отмечает он и творчество Гейне[402].
1875-1884 гг. – время учебы В. Вересаева. Сначала он читал Майн Рида, Густава
Эмара[403], позже стал знакомиться с
более серьёзной литературой – читал Гоголя «Мёртвые души»
[404]. И далее он пишет: «С Лермонтовым я познакомился рано.
Одиннадцати-двенадцати лет я знал наизусть большие куски из «Хаджи-Абрека»,
«Измаил-Бея» и «Мцыри». Знал я наизусть и «Бородино»»
[405]. А личной библиотеке В.Вересаева были «подарочные Гоголь,
Кольцов, Никитин, Алексей Толстой, Помяловский. Накопил денег и купил себе
полного Пушкина»[406]. Читал он и из
отцовской библиотеки сочинения Тургенева, Некрасова, «Издания Гербеля:
«Русские поэты в биографиях и образцах», «Немецкие поэты», «Английские поэты» -
три увесистых тома», а из библиотеки обыкновенной брал «Льва Толстого,
Гончарова, Достоевского. Фета и Тютчева»
[407]. И таким образом «.камешек за камешком складывалось знакомство с
широкой литературой»[408].
Это же время описывает И. Порошин. Он пишет о круге чтения нежинских
гимназистов: «Многие из гимназистов 7-го класса уже читали Спенсера, Дж.Ст.
Милля, были основательно знакомы с сочинениями Карла Фохта, Бюхнера, Молешота,
Ренана и Штрауса; я не говорю уж о русских писателях – Добролюбове,
Чернышевском, Писареве, Герцене и др., сочинениями которых ученики буквально
зачитывались, начиная уже с 5-го класса. Я же в Рыбинске и Вологде читал до
7-го класса очень мало: из русских писателей был знаком только с такими
классиками, как Тургенев, гр. Толстой, Гончаров, Достоевский; по русской
истории не читал почти ничего, кроме Карамзина и некоторых монографий
Костомарова, а из литературных критиков знал одного Белинского и лишь отчасти
Добролюбова и Ап.Григорьева»[409].
В 80-е гг. круг чтения учащихся несколько дополнился новыми произведениями: «.
большинство из нас интересовалось Жюль Верном, Купером и Майн Ридом только до
третьего, максимум до четвертого класса. В средних классах мы все читали
Достоевского и Тургенева, очень любили романы Михайлова, упивались некоторыми
произведениями Шпильгагена; из поэтов читали и перечитывали Некрасова, Никитина
и Надсона, из публицистов увлекались Добролюбовым и Писаревым»
[410].
Но для детей всегда оставалось место и для более легкого чтения, судя по
рассказам Д. Засосова и В Пызина (они описывают конец 90-х – начала XX века):
«В средних классах многие чрезмерно увлекались детективной литературой.
Продавались по пятачку книжечки о знаменитых сыщиках - Нате Пинкертоне, Шерлоке
Холмсе, Нике Картере. Зачитывались приключенческой повестью «Пещера
Лейхтвейса». Эта бульварная литература была настолько распространена, что
педагогам и родителям приходилось принимать меры, так как мальчики начинали
плохо учиться, не спали по ночам, воображая себя неуловимыми преступниками»
[411]. Стоит ли говорить, что в учебных заведениях, где уровень
образованности учащихся был значительно ниже, книги могли вообще не читаться.
Впрочем, даже здесь отдельный ученик тоже мог иногда раскрыть книгу.
А могло быть и наоборот. Будущий профессор филологии А.Позднеев читал очень
много. Конечно, далеко не у всех учащихся был точно такой же обширный круг
чтения, но из его описания можно примерно представить, что могло читаться
учащимися в начале XX в.: «в 1901 году были: «Гай-исландец» Гюго, «Три
мушкетёра» Дюма, «Река Ориноко» и «Завещание чудака» Жюля Верна, а в 1902 году
– сочинения Жуковского, Гоголя, Загоскина. романы Густава Эмара, Фенимора
Купера, Жюля Верна, Майн-Рида. Но в то же время мной был прочитан роман
Гончарова.События русско-японской войны привели меня к регулярному чтению
газеты «Новое время» Суворина»[412].
Чуть позже А.Позднеев «пользовался гимназической библиотекой, где были
сочинения ряда писателей, которых дома не было: Шекспира, Островского,
антологии славянской поэзии в издании Гербеля»
[413]. Зимой 1905-06гг. он читает «Фрегат Паллада» Гончарова, а затем и все
его сочинения. «Позже читаю все пьесы Островского. Книг его в библиотеке отца
не было, и я брал их из гимназической библиотеки. (Короленко). А далее идёт
ознакомление с другими русскими писателями-классиками XIX века: Достоевским,
Писемским, Мельниковым-Печорским, Тургеневым, Григоровичем – всё из приложений
к «Неве». Читаю исторические романы Владимира Соловьёва, Загоскина, графа
Салиаса. Стендаль, Дюма, Флобер, Золя, Бальзак, Доде, Мопассан, Бурже и т.д.
Интерес к зарубежной литературе заставил обратиться к книгам-анталогиям по
немецкой, английской и французской поэзии, изданным Гербелем. Натан Мудрый,
Лессинг, Хаггард, Данилевский, Даль и Горький»
[414]. А.Позднеев продолжает: «На лето 1906 г. . падает знакомство с
произведениями Горького – переход от чтения классической литературы к
современной. Читаю Леонида Андреева, Серафимовича, Гусева, Телешова, Юшкевича,
Чирикова, сборники, которые издавались в то время»
[415]. В круг его чтения в 1907г. входят «. пьесы Ибсена . Гауптман (Ткач),
Метерлинк, Шницлер, Оскар Уайльд, Гамсун. Параллельно попадают в руки
произведения современных писателей в сборниках «Шиповник», «Факел». Становятся
мне известными и поэты-декаденты: Валерий Брюсов (сборник «Земная ось»),
Александр Блок («Нечаянная радость»), стихи Фёдорова, Сергея Городецкого
(«Ярь»), Фёдор Сологуб, К. Эрберг, Сергей Соловьёв («Цветы») и др. [.]
параллельно со стихами декадентских поэтов происходит ознакомление, а потом
последовательное чтение трагедий и комедий Шекспира. Этой осенью из
классической русской литературы происходит знакомство с романами Достоевского
«Преступление и наказание», «Бесы» и др. [.] сборники стихов Фофанова,
Чулиной, Случевского, Жемчужникова, Тана, Дрожжина, Минского, Бунина,
Коршинского со случайными вставками Мережковского, Гиппиус, Бальмонта.»
[416]. Знакомство с такой литературой у А.Позднеева сопровождается «чтением
критических статей Белинского, Добролюбова, Михайловского. Скабичевского,
отдельных книг Овсянико-Куликовского, Ал. Веселовского, Бородина, сборника
Зелинского с критическими статьями о Тургеневе»
[417]. Его занимало «также развитие символизма во французской литературе в
стихах Бодлера (в переводе его стихов из сборника «Цветы зла») и Верлена. В
1907/1908 году внимание моё и гимназистов всего класса привлёк роман «Санин»
Арцибашева . »[418].
В 1909 году А. Позднеев открывает для себя ««Пошехонские рассказы» и другие
произведения Салтыкова-Щедрина, романы Виктора Гюго «Человек, который смеётся»,
«Отверженные», «Собор Парижской Богоматери» и др.»
[419], а в 1909-10гг. читает «ряд статей в толстых журналах. «Русское
богатство», редактируемое Короленко, «Современный мир» под редакцией
Иорданского, «Мир Божий» и др.»[420].
Но не всякие книги вообще разрешалось читать начальством, даже те, которые
были в Публичных библиотеках. Чаще всего оно оправдывалось тем, что чтение
посторонних книг отвлекает учащихся от занятий и вообще нарушает учебный
процесс. Такая политика учебных заведений видна, например, в выдержке из
Журнала Педагогического Совета Новочеркасской гимназии за 13 ноября 1884
года:
«4. Обсуждали вопрос о посещении учениками гимназии Публичной библиотеки и
чтении в оной книг. Г. Директор исходя из того, что чтение книг без разбору
может оказывать вредное влияние на юношество, считает нужным воспретить
ученикам гимназии чтение книг в читальном зале Публичной библиотеки.
Определили: воспретить ученикам гимназии чтение книг, журналов и газет в
читальном зале Публичной библиотеки и объявить им, чтобы они, если пожелают
брать книги для чтения на дом, всякий раз представляли список таковых
преподавателю по принадлежности, и что только по одобрению книг преподавателем
и инспектором они могут получить письменное разрешение, взять эти книги из
Публичной библиотеки»[421].
При этом такое запрещение далеко не всегда становилось препятствием для
жаждущих чтения. В библиотеки за книгами посылалась прислуга, или книги для
школьников брали старшие. Ещё частой практикой было составление собственной
библиотеки на нескольких человек: «Читать мы тоже любили; страсть к чтению у
многих из нас переходила в манию; но читать книги кроме душеспасительных у
нас запрещалось; квартирному старшему (из учеников 4-го класса) вменено было
в непременную обязанность доносить на всякого, у кого окажется запрещенная
книга; уличенный в этом преступлении школьник подвергался строгому наказанию,
а книга конфисковалась в пользу учителей. Несмотря на это, каждое воскресение
наша библиотека увеличивалась новым экземпляром; мы приобретали книги частью
на наличные гроши, частью воровали на рынке, считая это дело безгрешным [.]
Библиотека наша помещалась у одного нашего товарища, сына городского дьячка, и
по этому он был изъят от наблюдения квартирных старшин»
[422].
Кстати, в то же время, были учебные заведения, в которых такие общие библиотечки
официально разрешались начальством: «В VI-м классе у нас, с разрешения
начальства, устраивалась складчина для приобретения выдающихся произведений
русской литературы. Это было нечто вроде частной ученической библиотеки.
Ежемесячный взнос был 30 коп. На собранные деньги покупались книги,
пользоваться которыми могли, бесплатно, все участвующие в складчине. В конце
года (учебного) каждый, по жребию, получал в свою собственность одно или два
сочинения»[423].
Таким образом, круг чтения учащихся зависел не только от популярности тех или
иных книг в данный период и общего уровня ученической массы, но и от политики
государства в образовании, попечителя учебного округа и начальства отдельно
взятой школы. Они могли значительно сузить этот круг чтения, якобы во благо
самих учащихся.
III. Заключение
Изучив источники и литературу вопроса, стало возможным прийти к следующим
выводам:
Типы школ и тесно связанные с ними программы этих учебных заведений
отличались достаточным разнообразием, зависели от ступени образования,
которую они представляли. По этому принципу они и были унифицированы, как был
унифицирован и культурно-бытовой облик учащихся каждого из типов школ.
Основные начальные учебные заведения представляли приходские и уездные
училища, средние школы – гимназии, классические (с упором в учебном курсе на
принцип классицизма, на мёртвые языки) и реальные (с усиленным преподаванием
технических предметов), а также огромное число их разновидностей. Социальный
состав учащихся был разным в разным типах школ. Кроме того, он зависел как от
политики правительства в этой области, так и от политики конкретной школы.
Например, при Николае I в гимназии было воспрещено принимать на учебы
крепостных, но даже когда такое постановление было отменено, в некоторых
гимназиях они так и не появились. Отдельные типы школ создавались как
сословные, но, в общем-то, учебные заведения в конце концов стали
бессословными, и в них стало возможным увидеть самый разнообразный социальный
состав учащихся.
На культурно-бытовой облик учащихся, как людей ещё находящихся в процессе
формирования, их воспитание влияло самым непосредственным образом. При этом в
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20
