Диплом: Польское восстание 1863 года и роль России

Складывавшаяся в атмосфере растущего недовольства существующим порядком вещей

освободительная мысль прошла сложный путь развития, прежде чем была выражена

в проектах государственных и общественных преобразований, родившихся в тайных

революционных обществах первой четверти XIX в.

Крестьянская война под руководством Е. Пугачева и другие общественные

движения второй половины ХVIII в. заставляли наиболее прогрессивных

представителей рус­ской общественной мысли задуматься над происходя­щими

явлениями и процессами, давали материал и пищу для размышлений о возможных

путях разрешения кон­фликта общественной жизни России.

Наиболее видными представителями русских мысли­телей конца XVIII в.,

поднявших голос против сущест­вующего строя, были А. Н. Радищев и Н. И.

Новиков. Выступив как открытые враги не только крепостного права, но и его

опоры — самодержавия, они сыграли важную роль в формировании революционного

мировоз­зрения у передовой части русского общества. Вслед за Радищевым и

Новиковым появилась целая плеяда гневных обличителей феодально-

крепостнического строя— Д. И. Фонвизин, И. А. Крылов, Я. Б. Княжнин и др.

Наиболее яркое выражение освободительная мысль получила во взглядах передовых

дворянских революцио­неров — будущих декабристов.

Идеология дворянских революционеров формирова­лась под непосредственным влиянием

русской действи­тельности. Почти каждый из них имел крепостных и в большей или

меньшей степени на собственном опыте знакомился с условиями жизни народа и

ведения хозяй­ства. Многие из них учились в передовых учебных заве­дениях

России — Московском университете, в военной школе колонновожатых, в

Царскосельском лицее. Здесь они знако­мились с произведениями русских

прогрессивных мысли­телей, а также с трудами французских просветителей и

идеологов французской буржуазной революции — Дидро, Вольтера, Руссо, Монтескье.

Размышления об установле­нии буржуазного строя на Западе и буржуазных

свобо­дах, принесенных этим строем, приводили к выводу об отставании России в

общественном развитии, о необхо­димости ликвидации несправедливого строя в

России, ликвидации сословных привилегий и прежде всего — освобождения крестьян

от крепостного гнета. Отечественная война 1812 г. дала новый толчок развитию

революционных идей. Многие будущие декабристы — Пестель, Сергей Трубецкой,

Владимир Раевский, Му­равьевы-Апостолы и др. — явились непосредственными

участниками этой войны. Они видели народный характер войны, горячий патриотизм

солдат — простых русских людей, в большинстве своем крепостных, самоотверженно

защищавших отечество от иностранных захватчиков. Сам собой напрашивался вопрос:

может ли быть справед­ливым такой строй, при котором эти герои, не щадившие

жизни для защиты родины, влачат жалкое существование рабов?

[11]

Заграничные походы русской армии 1812—1813 гг. обогатили офицерскую молодежь

новыми впечатлениями. Своими глазами она наблюдала жизнь в странах Запад­ной

Европы, где уже было ликвидировано крепостное право и существовал

конституционный строй.

Возвратившись на родину с победой, передовая молодежь снова увидела мрачную

российскую действи­тельность: ничем не ограниченный произвол самодержа­вия,

стонущее в рабстве крестьянство, взяточничество и казнокрадство чиновников.

Возвращение в затхлую ат­мосферу крепостничества еще более ускорило

созревание революционных идей. Этому способствовало и усиление реакции после

войны 1812 г.

Император Александр 1, в первые годы своего царство­вания стремившийся

прослыть либералом и организо­вавший «Негласный комитет» из своих

приближенных для выработки проекта преобразований, после войны сбросил маску

либерала.

Став во главе реакционного Священного союза, соз­данного с целью борьбы с

революционным и национально-освободительным движением в Европе, Александр 1

пе­редал управление Россией реакционерам-крепостникам во главе с Аракчеевым.

Ярким выражением реакци­онного курса явилась организация военных поселений с

небывало жестоким военно-крепостническим режимом, начальником которых он

поставил ярого крепостника Аракчеева. Всюду свирепствовала тайная полиция,

была введена строжайшая цензура, безжалостно изгонявшая из печати все, что

содержало хотя бы малейшую критику существующего строя. Из университетов

изгонялись про­грессивные профессора, распространялся дух аракчеев-щины.

Усиление реакции вызывало возмущение все более широких кругов русского

общества. В России создавались условия для назревания революционной ситуации.

Движение русских дворянских революционеров, вы­росшее из объективных

потребностей внутреннего разви­тия России, входило в общий процесс

исторического раз­вития стран Европы как его составная часть. Его нельзя

рассматривать оторванно от борьбы прогрессивных сил в европейских странах.

Французская буржуазная рево­люция открыла целую полосу антифеодальной борьбы

и буржуазных революций в ряде других стран Европы. Победа над Наполеоном,

раздел ее плодов между тремя хищниками дали толчок развитию национально-

освобо­дительного движения в порабощенных и зависимых странах против

иноземного господства. Это движение и антифеодальная борьба переплетались

между собой, до­полняя друг друга. Происходят революции в Испании, в Неаполе,

Пьемонте, восстание в Греции, назревают революции во Франции и Бельгии,

разразившиеся в 1830 г. народным восстанием.

Русский народ, недавно сам переживший смертельную опасность порабощения и

изгнавший наполеоновских захватчиков, не мог не сочувствовать другим народам,

боровшимся за свою независимость. Вместе с тем нали­чие общеевропейской

революционной ситуации благо­приятствовало развитию революционной идеологии,

при­давало больше смелости и уверенности ее носителям — дворянским

революционерам. В такой обстановке воз­никли первые революционные тайные

общества, организа­торами которых явились наиболее прогрессивные предста­вители

русского народа — дворянские революционеры.

[12]

Таким образом, движение первых русских дворянских революционеров вытекало из

объективных условий внут­реннего развития России, из назревшей потребности

ломки старого, феодально-крепостнического строя и замены его новым, более

прогрессивным для того времени, буржу­азным.

Вопрос о Польше привлекал внимание русских борцов за свободу значительно

раньше, чем были установлены первые связи с польскими тайными обществами. К

сожалению, в распоряжении имеется мало докумен­тальных данных о взглядах на

польский вопрос в первых русских тайных организациях. Но и те немногие

высказы­вания и воспоминания, которые получили освещение в литературе,

позволяют делать вывод, что подавляющее большинство членов русских тайных

обществ не разделяло политики русского царизма по отношению к Польше,

протестовало против нее.

Против независимости Польши выступала лишь не­значительная часть членов

преддекабристских тайных обществ, представлявшая русскую высшую

аристокра­тию. Такой взгляд на польский вопрос нашел, например, отражение в

конституционном проекте тайного общества «Орден русских рыцарей», основанного

в 1816 г. Автором проекта был Дмитриев-Мамонов.

Основатели «Ордена русских рыцарей» М. Ф. Орлов, М. А. Дмитриев-Мамонов и Н.

И. Меньшиков принадле­жали к родовитым аристократическим фамилиям, играв­шим

видную роль при Екатерине II. Это выходцы из среды той высшей знати, которая

поддерживала и вдохновляла Екатерину II в осуществлении ее планов раздела

Польши. В проекте требовалось «конечное и всегдашнее истребление имени

«Польша» и Королевства Польского и обращение всей Польши, как Прусской, так и

Австрийской, в губернии российские» .

Надо иметь в виду, что упомянутые «пункты» еще не были приняты всеми членами

общества, а предста­вляли собой лишь проект, написанный одним лицом, и могли

не разделяться другими членами общества.

Это подтверждается высказыванием по польскому вопросу одного из видных членов

«Ордена» — Н. Турге­нева.

Касаясь намерения Александра I восстановить неза­висимое польское государство,

Н. И. Тургенев писал впоследствии, что «этот акт императора Александра

воз­буждал надежды и в поляках, и в русских, и во всем чело­вечестве. Мир,

может быть, впервые видел победителя, дарующего побежденным права, вместо того

чтобы надеть на них цепи». Тургенев неодобрительно отнесся к тому, что Орлов

писал на имя царя «нечто вроде протеста против учреждений, которые Александр

только что даровал Польше... Когда я узнал об этом, — писал он,—я не преминул

упрекнуть Орлова в узком патриотизме, патрио­тизме раба, продиктовавшем ему

этот протест». Весьма характерно, что Орлов не отстаивал свою точку зрения.

Соглашаясь с доводами своего оппонента, «он имел бла­городство, — пишет далее

Тургенев, — согласиться с тем, что я был отчасти прав» . Не мог

аристократический про­ект программы «Ордена» удовлетворить и М. Н. Новикова,

племянника известного русского просветителя конца XVIII в. Узнав об основании

новой тайной организации — «Союза спасения», Новиков присоединился к ней и

начал работу над собственным проектом республиканской кон­ституции.

Взгляд Дмитриева-Мамонова на польский вопрос и особенно великодержавная идея,

изложенная в проекте Дмитриева-Мамонова, явившаяся отражением идеологии

русской аристократии, не нашли последователей и в возникших вскоре других

преддекабристских тайных обществах. Не удивительно, что нет преемственности

между этим первым тайным обществом и последующими тайными обществами.

Встретившись с возникшим в том же 1816 г. «Союзом спасения», общество М.

Орлова и Дмитриева-Мамонова вынуждено было «уступить ему дорогу».

Проект Дмитриева-Мамонова не только не отра­жал взгляда на польский вопрос

всех членов «Ордена рус­ских рыцарей», само его появление из-под пера

предста­вителя русской аристократии подчеркивает, что идеоло­гия этой среды

ничего общего не имела с идеологией русских дворянских революционеров.

«Союз спасения» был организацией, состоявшей из эле­ментов более

прогрессивных. Он образовался из двух тайных офицерских организаций — артели

Семеновского полка и «Священной артели», куда входили офицеры Глав­ного

гвардейского штаба. Артель Семеновского полка, возникшая как объединение для

совместного питания и отдыха, включала передовых, прогрессивно мыслящих

офицеров, имевших общие взгляды. Александр 1, узнав о ее существовании,

приказал закрыть ее из тех сооб­ражений, что «такого рода сборища офицеров

ему не нра­вятся».

По такому же принципу была основана и «Священная артель» офицеров Генерального

штаба, возникшая во вто­рой половине 1814 г. и с небольшим перерывом

существо­вавшая до 1817 г. В числе ее основателей были Алек­сандр Муравьев,

Иван Бурцев, Вильгельм Кюхельбекер, Иван и Михаил Пущины, Петр и Павел Колошины

и др. С артелью были связаны Никита Муравьев, Павел Постель и другие офицеры,

организационно не входившие в ее состав. Предметами бесед и споров в артели, по

сви­детельству Пущина, было — «о зле существующего у нас порядка вещей» и о

«возможности изменения желаемого многими втайне», т. е. обсуждались

политические вопросы. Таким обра­зом, «Священная артель» и артель Семеновского

полка представляли собой зародыши будущих тайных декабри­стских обществ. Именно

в недрах этих организаций формировалась революционная антимонархическая,

анти­феодальная идеология.

В этих обществах ,в числе основателей, руко­водителей и членов тех, кто составил

основное ядро позд­нейших Южного и Северного обществ, находятся люди, активно

уча­ствовавшие в движении, вплоть до декабристского восста­ния 1825 г.

Основатели «Союза спасения» — Никита и Алек­сандр Муравьевы, И. Д. Якушкин, С.

П. Трубецкой, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, а также вступившие в это

общество вскоре после его основания M.G. Лунин, П. И.Пестель, И. И. Пущин, М.

А. Фонвизин, П. Г. Каховский и др.— все это выдающиеся деятели дворянского

революционного движения, их имена навечно вошли в летопись русской истории.

Яркой отличительной чертой этих дворянских революционеров является горячий

патриотизм. Почти все участники движения декабристов героически отстаивали

независимость своей родины в 1812 г. Свободу и незави­симость отечества они

тесно связывали с необходимостью демократизации всего общественного строя и

уничтоже­ния феодально-крепостнического гнета и ради этих идеа­лов не щадили

своей жизни. «Для отечества я всем готов жертвовать», — писал П. Каховский.

[13]Вопрос об отношении к Польше членов «Союза спасе­ния» и «Союза

благоденствия», в который преобразовался «Союз спасения», можно выяснить по

мемуарам и по материалам следствия, так как «Союз спасения» не оста­вил своего

программного документа, а в уставе «Союза благоденствия», так называемой

«Зеленой книге», вернее, в сохранившейся ее первой части, этот вопрос не

получил освещения.

Член «Союза спасения», а затем Северного общества М. А. Фонвизин в статье

«Последний раздел Польши» (1823 г.) писал: «В то время, когда на Западе

занимались противодействием французской революции, ... три север­ные державы

нашли удобный случай прекратить политиче­ское бытие Польши, государства,

знаменитого в истории народов своим характером и составлявшего важное звено в

политическом равновесии Европы. Будучи довольны разделом своей добычи, они

сблизились посредством похи­щения и соединились потом в тесный союз,

известный ныне под именем Священного союза. Какое богохульство! — вся Европа

ужаснулась; со времени Вестфальского мира не было подобного примера

нарушения, уничтожающего силою манифеста законный порядок и существование

це­лого государства, которое разделено на три части по произ­волению, точно

как делят добычу по жребию».

О сочувствии русских дворянских революционеров идее независимости Польши

свидетельствуют и их выска­зывания по поводу провозглашения Польского

Королев­ства. «Я радовался тому, что на свете стало одной консти­туцией

больше...»,—писал Н. И. Тургенев. Он резко осуждал поворот Александра 1 в

сторону ликвидации даже той призрачной независимости Польши, которую

предоставляла конституция, возмущался начавшимся вслед за «дарованием»

конституции ее урезыванием начи­ная от назначения императорским комиссаром в

Польше Новосильцева и фактическим наместником царя брата Александра 1

Константина Павловича.

Следовательно, декабристы считали, что конституция, даже монархическая, какой

была конституция королевства, все же ограничивала самодержавие и была шагом

вперед в сравнении с абсолютной монархией. Их возму­тило, однако, то, что

император, вводя конституцию в Польше, в то же время считал Россию еще не

созревшей для конституционного устройства, и Фонвизин с негодованием писал по

этому поводу в своих «Записках», что «присоеди­ненной Польше он [Александр]

даровал конституционные установления, которых Россию почитал недостойною».

Возмущение в связи с этим высказал также и декабрист В. Раевский, который

писал в конце 1821 г.: «Александр в речи своей к полякам обещал дать

конституцию народу русскому. Он медлит, и миллионы скрывают свое отчая­ние до

первой искры».

Другим моментом, вызвавшим острую реакцию в рус­ском тайном обществе, было

обещание Александра 1 поля­кам возвратить Польше те земли, которые отошли к

Рос­сии во время разделов Речи Посполитой. Слух об этом намерении оживленно

обсуждался членами «Союза спасения», оно было воспринято как новое проявление

со стороны Александра 1 неуважения к национальной чести России, к ее

государственным интересам. Дело в том, что если западные польские земли,

захваченные Австрией и Пруссией, были населены исключительно поляками и

представляли собой исконную польскую территорию, то совершенно иначе обстояло

с землями, отошедшими к России. Это были в большей части украинские,

белорус­ские и литовские земли, в свое время насильственно захва­ченные

правителями Речи Посполитой. Заселены они были соответственно украинцами,

белорусами и литовцами, кото­рые, несмотря на усиленное ополячивание их,

сохранили свой язык и культуру. Поляки составляли на этих землях лишь

ничтожный процент населения — это были главным образом польские помещики.

Присоединение этих земель к России, хотя и продик­тованное захватнической

политикой, объективно отвечало интересам белорусского и украин­ского народов,

воссоединение которых означало конец искусственному разделению их между двумя

государст­вами. Оно сближало западных белорусов и украинцев с близким по

языку и культуре русским народом и вовле­кало их в общероссийское

освободительное движение. Они получали более широкие возможности для своего

эко­номического и культурного развития. Литовский народ также имел много

общего с русским. Их связывало исто­рическое прошлое. Литва экономически

тяготела к России, и присоединение ее к России давало толчок развитию

литовской экономики и культуры.

Русские дворянские революционеры, в своем большин­стве побывавшие на этих

землях, особенно во время осво­бодительных походов против наполеоновских

войск в 1812—1814 гг., познакомились с национальным составом населения

западных украинских, белорусских и литовских губерний, видели огромное

тяготение его к русской культуре. Поэтому они решительно выступили против

намерения Александра 1 отдать эти земли Польше. Один из них, Якушкин, решился

даже на немедленное убий­ство царя, лишь бы не допустить осуществления этого

намерения.

Факт готовности принятия крайних мер, лишь бы не допустить отторжения от

России земель с украин­ским и белорусским населением, свидетельствует о

да­леко не безразличном отношении русских борцов ,за свободу к единокровным

украинскому и белорусскому народам.

Русские дворянские революционеры все более внима­тельно присматривались к

разгоравшемуся национально-освободительному и революционному движению в

Польше. Они вместе с тем видели, что успех борьбы поляков за свою

независимость и социальные преобразования зависел от победы революционных сил

в России. Близко стоявший тогда к декабристам по своим воззрениям П. А.

Вяземский, служивший в Варшаве в канцелярии Новосильцева и будучи

осведомленным в какой-то мере о росте освободи­тельного движения в Польше,

писал М. Ф. Орлову в марте 1820 г. о поляках: «Не быть им свободными, пока мы

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11



Реклама
В соцсетях
бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты