бы к усилению позиций Хекматиара. Уже обозначившиеся к этому моменту
разногласия между Хекматиаром и пакистанским руководс твом говорило о
нежелании этого авторитетного афганского политика тех лет следовать прямым
указаниям из Исламабада.
В принципе, в вопросе восстановления Афганского государства для Исламабада
было главным обеспечить полную политическую подчиненность и подконтрольность
любого возможного нового руководства в Кабуле. В противном случае Пакистан
рисковал вернуться к нежелательной для себя ситуации неприятия политической
элитой Афганистана линии Дюранда в качестве государственной границы между
двумя странами.
Данное противоречие, к примеру, президент Пакистана генерал Зия уль Хак в 1987
году предлагал разрешить созданием конфедерации Пакистана и Афганистана.
Следует отметить, что идея эта не нова. Будучи вице-президентом США, Р. Никсон
высказывался в пользу создания конфедерации Афганистана и Пакистана еще в
декабре 1953 года. Более того, эта идея дважды обсуждалась (9 и 14 декабря 1954
года) на заседаниях Совета национальной безопасности в Вашингтоне, где ее
поддержали Дж.Ф. Даллес и вице-адмирал Редфорд. За создание конфедерации
Пакистана, Афганистана и Ирана высказывался премьер-министр Пакистана Малик
Фероз-хан Нун, а в августе 1962 года - президент М. Айюб-хан. Аналогичные
предложения с пакистанской стороны выдвигались и в 1969 и в 1970 годах.
[36]
Естественно, что в такой конфедерации политическое руководство осуществлял бы
Исламабад при полном доминировании пакистанской политической элиты. Например,
через посредничество той части пуштунской элиты из Северо-Западной
пограничной провинции, которая прочно интегрирована во властные структуры
Пакистана. В современных условиях этот вариант интересен не с точки зрения
возможности его практической реализации, а в связи с выяснением позиций
Исламабада в отношении Афганистана и проблем пакистано-афганских отношений.
Между тем, остается фактом, что Пакистан в итоге не предпринял летом 1992 года
активных действий в соседней стране. Исламабад предпочел остаться сторонним
наблюдателем. Дефрагментация Афганистана на тот момент так же оказалась более
выгодной для Пакистана. Таким образом, к началу девяностых годов с падением
режима Наджибуллы завершился первый этап гражданской войны в Афганистане. В
результате попытки части афганской элиты преодолеть отсталость страны с помощью
ускоренной модернизации по советским образцам, Афганистан раскололся на
множество мелких самостоятельных владений, готовых вести перманентную войну
друг с другом за локальные интересы.[37]
Кроме того, победа моджахедов над прокоммунистическим режимом в Кабуле
означала поражение процессов модернизации жизнедеятельности афганского
общества. При этом, был почти полностью разрушен потенциал единого афганского
государства, наряду с большинством результатов модернизации, системой
образования, промышленности, государственного управления. Значительный удар
был также нанесен по авторитету традиционной элиты афганского общества. В
целом, в результате бурных событий конца семидесятых-начала девяностых годов
Афганистан так и не смог преодолеть цивилизационную отсталость,
предопределенную буферным статусом страны между интересами в регионе
Российской (Советской) и Британской империй в ХIХ-первой половине ХХ
Таким образом, весной и летом 1992года сложившаяся геополитическая реальность
и сумма внутриполитических факторов предопределили состояние дезинтеграции
Афганистана и создали условия для начала второго этапа гражданской войны в
этой стране.
.4 Движение ТАЛИБАН.
4.1 Нефтяной фактор и проблема объеденения страны.
Впервые о движении "Талибан" заговорили в 1994 году, когда его отряды,
вскочившие на территорию Афганистана как черти из табакерки, захватили город
Кандагар. Впрочем, к тому времени история "Талибана" насчитывала почти 10
лет...
В середине 80-х годов МВД Пакистана во главе с Насруллой Бабаром решило
создать полностью лояльную пакистанскому режиму генерала Зия уль-Хака
организацию. Рекрутов для нее набирали из многочисленных религиозных школ
(медресе), где учились тысячи афганских беженцев. Учились не только
богословию, но и премудростям военного дела.
Здесь следует вспомнить вот о чем. После вывода советских войск из
Афганистана Пакистан стал утрачивать свое влияние на соседнюю страну:
моджахеды были настолько увлечены междоусобной войной, что напрочь забыли об
интересах Исламабада -- спонсора и вдохновителя антисоветского сопротивления.
Между тем в начале 90-х годов появилась заманчивая перспектива -- протянуть в
Пакистан газопровод, по которому "к южным морям" шел бы природный газ с
месторождений Туркмении. Реализацией проекта занялся международный консорциум
"Сентгаз", первую скрипку в котором играла американская компания "Юнокал". Но
прежде чем начать строительство трубы по маршруту Давлатабад (Туркмения)--
Афганистан--Мултон (Пакистан), необходимо было обеспечить стабильность в
раздираемой гражданской войной "транзитной" стране.
В Центральной Азии и Кавказа стало расти экономическое присутствие крупнейших
западных компаний. Что, естественным образом обеспечивало снижение
экономического присутствия России. В первоначальной экономической
привлекательности региона Центральной Азии и Кавказа для западных компаний
постепенно усилилась геополитическая составляющая. Добровольный политический
уход России из Центральной Азии и сокращение российского экономического
присутствия, оставили вакуум в геополитическом пространстве региона. “Крах
СССР, объединявшего вокруг себя огромное евразийское пространство, породил в
Евразии гигантскую “черную дыру”, вакуум влияния”.
[38] Поэтому, в начале девяностых было естественным предположить, что за
расширением эко номического присутствия западных компаний неизбежно последует
усиление геополитического влияния Запада в регионе.
Проникновение Запада в зоны бывшего геополитического влияния России со
временем не могло не вызвать сопротивления со стороны части российской
политической элиты. В российском общественном мнении преобладали идеи о
несостоятельности самостоятельного существования новых независимых государств
Центральной Азии, их сохраняющейся зависимости от России. Эти идеи во многом
легли в основу “катапультирования в независимость” бывших республик советской
Средней Азии и Казахстана, по образному выражению госпожи Олкотт. Новая
демократическая Россия в начале девяностых активно избавлялась от “балласта”
в виде азиатских республик бывшего СССР. И тем неприятнее стала для
российской политической элиты острая необходимость вступать в геополитическое
соперничество с Западом за влияние в регионе Центральной Азии, где еще
недавно Россия доминировала абсолютно и откуда ушла совершенно добровольно.
Постепенно в регионе оформилось состояние геополитического соперничества
между Россией, катастрофически быстро теряющей свои позиции в Центральной
Азии, и странами Запада, стремящимися утвердиться в стратегически важном
районе в центре Евразии. Геополитическое соперничество Запада и России
сконцентрировалось на проблеме каспийской нефти. Стороны имели разные козыри
в борьбе за контроль над геополитически важной каспийской нефтью. В проблеме
Каспия геополитический фактор имел всегда большее значение, чем собственно
экономические характеристики эффективности добычи нефти. Запад обладал
значительным инвестиционным потенциалом. В то время, как Россия
контролировала основные транспортные пути к региону Центральной Азии.
Соответственно, крайне важное значение для геополитического соперничества в
регионе приобрела проблема контроля над транспортными коридорами.
Естественно, что Россия не была заинтересована в появлении новых транспортных
путей в регион Центральной Азии. В то время, как для Запада это становилось
основным приоритетом на ближайшую перспективу.
В пределах “Большой геополитической игры” вокруг транспортных коридоров в регион
Центральной Азии, оформились и локальные интересы крупных региональных держав.
Для трех крупнейших региональных держав, расположенных к югу от границ бывшего
СССР, Турции, Ирана и Пакистана, было крайне важно оказаться в центре основных
грузопотоков в регион Центральной Азии. Это означало радикальное повышение
статуса той страны, которая сможет обеспечить контроль над транспортными путями
к центрально-азиатскому региону. Кроме того, контроль над основным грузопотоком
дает возможность такой стране получать значительные постоянные доходы от
транзита грузов через свою территорию, независящие от экономической конъюнктуры
на мировых рынках. Например, от падения цен на нефть. В отличие от нефти и
других сырьевых продуктов, цена за транзит величина почти всегда постоянная.
[39]
Все усилия Турции в девяностых годах сконцентрировались на лоббировании идеи так
называемого “транскавказского коридора” через территории Азербайджана, Грузии и
далее до турецкого порта Джейхан на Средиземном море. Этот вариант является в
конце девяностых наиболее приоритетным как в частности для западных компаний,
работающих на Каспии, так и для геополитических интересов Запада в регионе в
целом. Турция понесла тяжелые экономические потери в связи с продолжающейся до
сих пор блокадой Ирака после акции Саддама Хуссейна в Кувейте и последовавшей
за этим войны в Персидском заливе. “Транскавказский коридор” должен в какой-то
мере компенсировать Анкаре потери от транзита иракской нефти до все того же
порта Джейхан.[40]
К плюсам Ирана можно отнести его выгодное географическое положение. Через
территорию этой страны проходит самый короткий путь из региона Центральной
Азии и зоны Каспия к открытым морям. Однако экономическая целесообразность
дезавуируется определенной политической изоляцией существующего в Иране
режима. Неприятие со стороны, в первую очередь, США любой идеи сотрудничества
с Тегераном делает перспективы Ирана получить контроль над основным
грузопотоком из Центральной Азии весьма проблематичными. В то же время, это
делает Иран объективным союзником России в геополитическом соперничестве за
влияние в регионе.
Иран и Россия заинтересованы друг в друге, по меньшей мере, в двух вопросах -
в определении правового статуса Каспия и сохранении дефрагментации
Афганистана. На Каспии, Москва и Тегеран вплоть до лета 1998 года, времени
подписания российско-казахстанского соглашения о разделе дна Каспийского
моря, совместными усилиями вполне успешно блокировали определение правового
статуса Каспия и, тем самым, создавали правовые трудности для начала
широкомасштабных работ на шельфе моря.
В основе сближения позиций Ирана и России в Афганистане и Таджикистане лежит
стремление не допустить реализации идеи открытия транспортного коридора из
Центральной Азии в южном направлении. Россия и Иран объективно выступают
конкурентами любых иных вариантов существования транспортных путей из
Центральной Азии, проходящих мимо их территории. Главным инструментом решения
этой задачи является поддержка сил антиталибского альянса, главные
составляющие которого, шииты-хазарейцы и таджики Раббани/Масуда, поддерживают
тесные отношения, соответственно, с Тегераном и Москвой. В этом смысле мирное
урегулирование в Таджикистане летом 1997 года между правительством этой
страны и отрядами Объединенной таджикской оппозиции, достигнутое при
посредничестве России и Ирана, явилось частью координации усилий Москвы и
Тегерана по укреплению позиций антиталибского альянса в Северном Афганистане.
В самом невыгодном положении в сравнении с Турцией и Ираном в результате
завершения войны в Афганистане против советского присутствия и с
последующим разделениемэтой страны на районы, контролируемые враждующими
группировками, оказался Пакистан. Все время войны Пакистан пользовался
преимуществами форпоста западной цивилизации против советской экспансии в
Афганистан. Прежде всего, это выражалось в серьезных западных вливаниях в
экономику страны, поставках современной военной техники и в целом поддержке
пакистанской армии, а также контроле Исламабада над распределением военной и
материальной помощи моджахедам и миллионам афганских беженцев. С учетом
масштабов и продолжительности афганской войны, количество дивидендов,
материальных и геополитических, полученных Пакистаном, было весьма
значительно. Во многом благодаря статусу стратегического союзника США во
время войны в Афганистане, Пакистан обеспечивал паритет сил со своим давним
региональным противником - Индией.
С распадом Советского Союза, с изменением геополитической обстановки в мире и
в регионе Пакистан потерял былые преимущества своего положения. В начале
девяностых стали сказываться сложности географического расположения
Пакистана. Пакистан стал объективно заинтересован в дополнительных источниках
обеспечения собственного экономического и военного развития. Не обладая
значительными сырьевыми ресурсами и не имея достаточно развитой
промышленности, находясь между Ираном и недружественной Индией, Пакистан,
безусловно, стремится сделать ставку на свое географическое положение,
перераспределив на себя часть грузовых потоков для стран Центральной Азии, а
также используя их как рынок сбыта для своей продукции. Контроль над
транспортным коридором в богатые природными ресурсами страны Центральной Азии
должен существенно укрепить геополитическое положение Пакистана. На пути
возможной реализации этих планов также стоит раздираемый войной Афганистан.
Для Пакистана растущее геополитическое значение ННГ Центральной Азии в быстро
изменяющемся мире стало дополнительным стимулом попытаться восстановить
историческую традицию экономических контактов и политических взаимодействий
вдоль линии Центральная Азия - Афганистан - Пакистан - Индия, прерванную, как
известно, в ходе событий ХIХ - ХХ веков. Сначала феодальные государства
Центральной Азии и Британской Индии потеряли политическую самостоятельность в
ходе колониальной экспансии Российской и Британской империй. Затем, в
результате революции 1917 года в России, вновь образованное государство СССР
полностью прервало экономические и культурные контакты между сообществами
советской Средней Азии и остальным миром южнее границ бывшего СССР.
После распада СССР выяснилось, что для поддержания новой системы региональной
безопасности стран Центральной Азии нуждаются в сохранении системной
целостности занимаемого ими геополитического пространства, в котором они
существуют с момента укрепления советской власти на южных границах региона в
пределах бывшей Российской империи. Интенсивные контакты с внешним миром
объективно могли привести к дезинтеграции политических и социальных систем,
вновь образованных стран Центральной Азии. С этой точки зрения, элиты
Центральной Азии продолжали рассматривать Афганистан в качестве буфера,
ограждающего их от нежелательного влияния извне.
Исходя из этого, перед Пакистаном встала сложная геополитическая задача.
Необходимо было “прорубить окно” в Центральную Азию. При этом, не испортив
отношений с Центральной Азии, которые, вполне очевидно, были не готовы
отказаться от режима изоляции зоны афганского конфликта, как наиболее важного
фактора региональной безопасности.
Открытие транспортных коридоров в Центральную Азию требовало от Пакистана
обеспечения их безопасности. Для этого было необходимо закончить гражданскую
войну в Афганистане, с тем, чтобы обеспечить приход к власти авторитетного
правительства, способного преодолеть дефрагментацию страны. После многолетней
войны такую задачу можно было решить только военной силой. Разделение
Афганистана и степень разрушения достижений модернизации и государственных
институтов в результате гражданской войны делали невозможным восстановление
единства страны путем простого усиления одной из военно-политических
группировок.[41]
То, что было вполне реальным перед падением прокоммунистического режима в
Кабуле весной 1992 года и сразу после него, стало полностью невозможным к
лету 1994 года. Весной 1992 года усиление партий Пешаварского альянса в союзе
с умеренными пуштунами из просоветской Народно-демократической партии
Афганистана (НДПА) могло бы привести к формированию в стране единого
авторитетного правительства, основанного на доминировании этнических
пуштунов. Это означало бы завершение войны и преемственность основных
государственных институтов и достигнутых результатов модернизации.
Однако воссоздание единого государства Афганистан с доминированием пуштунов в
1992 году для Исламабада было нежелательным. Так как в этом случае не
обеспечивалось главное условие пакистанской внешней политики в отношении
Афганистана - полная подконтрольность Исламабаду любого правительства в
Кабуле. Тем более, что в 1991 году самый влиятельный политический деятель
Пешаварского альянса, протеже пакистанской армии и разведки Хекматиар дал
основания сомневаться в своей лояльности пакистанской внешней политике. Во
время войны в Персидском заливе Хекматиар поддержал действия Саддама
Хуссейна. В то время, как официальный Исламабад принял участие в войне на
стороне антииракской коалиции, послав в Залив 11 тысяч солдат. Поэтому в
апреле 1992 года победа Хекматиара в частности и Пешаварского альянса, в
общем, не отвечала пакистанским геополитическим интересам.
Придя к осознанию необходимости открытия транспортных коридоров на север и
отдавая себе, отчет в сложности поставленной задачи, Исламабад начал
предпринимать меры для поиска путей решения возникшей проблемы. По
объективным причинам, было невозможно сделать ставку на уже действующую в
Афганистане военно-политическую группировку. Нереально было и прямое военное
вмешательство пакистанской армии для наведения порядка в соседней стране. В
этом случае, можно было увязнуть в Афганистане и наверняка спровоцировать
нежелательную напряженность в отношениях с ННГ Центральной Азии. Пакистану
необходимо было радикальным военным путем решить проблему войны в
Афганистане, обеспечить приход к власти в стране подконтрольного Исламабаду
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
