дальнейшем, то, разумеется, для работы положение создается совершенно
невозможное». Показательно, что ни один из участников этого заседания не
возразил Троцкому по существу.
С целью более тщательной подготовки к борьбе против объединенной оппозиции
большинство ЦК нарушило установленную при Ленине ежегодную очередность
проведения партийных съездов. XV съезд собрался через два года после XIV.
Причем после решения о его проведении партийные активы в Москве, Ленинграде,
Ростове. Баку были собраны внезапно. К тому же—с использованием метода
тщательного отбора только сторонников линии большинства ЦК, отчего многие
представители «объединенной левой» оппозиции не попали на партактивы.
Подобным же образом, когда представлялась возможность, действовали и сами
оппозиционеры. На конспиративных квартирах, в других местах они проводили
нелегальные собрания. «В разных концах Москвы и Ленинграда происходили тайные
собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 100 и 200
человек для того, чтобы выслушать одного из представителей
оппозиции,—вспоминал Троцкий.—В течение дня я посещал два-три, иногда четыре
таких собрания». По словам Троцкого, в ходе предсъездовских дискуссий на таких
собраниях только в Москве и Ленинграде побывало около 20 тысяч человек. Причем
правилом было недопущение на собрания представителей ЦК и ЦКК ВКП(б).
[40]
Такое недопустимое с обеих сторон ведение партийных дискуссий обусловило
«глухоту» ее участников. Каждая сторона хотела слушать и понимать только
«своих». Доводы и аргументы «чужих» попросту отвергались без всякой попытки
разобраться в них по существу. Бот наиболее типичный пример одного из
заседании Пленума ЦК ВКП(б) (август 1927 г.), позволяющий судить об
атмосфере, в которой проходило обсуждение спорных проблем не только на этом
Пленуме, но в целом на данном этапе внутрипартийной борьбы. Ее участники
рассуждали широко, не стеснялись обращаться к историческим аналогиям, не раз
возвращались назад, к уже решенным еще при Ленине вопросам. Так, например,
Каменев, критикуя резкость претензий большинства ЦК к «объединенной левой»
оппозиции, ссылался на более взвешенный подход к оппозиционерам при Ленине, в
частности к сторонникам «военной оппозиции». Их, заявил Каменев,
никто не считал пораженцами, хотя с ними и велась напряженная борьба.
Голощекин перебил Каменева: «Кто вам написал, что
вы читаете?»
Каменев: «А вы просто дурак».
Шкирятов: «Нельзя ли без таких выражении? По-вашему, все дураки, только вы
умные».
Голощекин: «Это можно слышать только от глупого человека, который научился
языку фашистов».
Каменев: «Вы меня, товарищи, послали к Муссолини»
и т. д.[41]
Или еще один образец «взаимной вежливости». На Пленуме с речью выступил
Ворошилов. Он рассказывал о деятельности партийных ячеек в Красной Армии. При
этом, возражая Каменеву по поводу «военной оппозиции», сторонником которой
он являлся на VIII съезде РКП (б), Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерном
пристрастии к репрессиям против командного и рядового составов, в расстрелах,
в том числе и членов партии. Троцкий не выдержал и, перебив Ворошилова,
закричал:
«Вы же лжете совершенно сознательно, как бесчестный каналья, когда говорите,
что я расстреливал коммунистов». Ворошилов: «Сами вы каналья и отъявленный
враг нашей партии...»
Голос: «Призвать к порядку. Канальями называют». Другой голос: «Какие канальи
здесь?» Ворошилов: «Ладно, черт с ним». Троцкий: «Что же, меня будут обвинять,
что я расстреливал коммунистов, а я буду молчать». Подвойский: «Вы
расстреливали коммунистов. Я список расстрелянных представлю».
[42]
Ясно, что в такой обстановке трудно было найти даже подобие совместного
решения. Это с неизбежностью вело к тому, что, даже когда оппозиция в общем-
то правильно ставила вопросы, в частности о недемократических методах
руководства группы Сталина, росте вождистских начал в этом руководстве,
засилье бюрократизма в партийных и государственных органах, она не находила
отклика — не говоря уже о поддержке —у большинства ЦК и партии в целом.
Критика лидерами оппозиции группы Сталина, как правило, воспринималась сугубо
как стремление оппозиционеров вернуть утрачиваемые позиции.
Ссылка и эмиграция.
12 февраля 1929. г. Троцкий направил президенту Турецкой Республики заявление:
«Милостивый государь. У ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что
на турецкую границу я прибыл отнюдь не по, своему выбору и что перейти эту
границу я могу, лишь подчиняясь насилию».
[43]
Троцкий действительно оказался на берегах Босфора не по своему желанию.
Еще в начале 1928 г. он оказывается в политической ссылке в Алма-Ате, где
продолжает вести оппозиционную деятельность. Только за апрель—ноябрь 1928 г.
им было получено около тысячи писем и 700 телеграмм. В ответ он отправил
своим сторонникам 800 писем и 500 телеграмм.
На фоне массового отхода от оппозиции ее бывших приверженцев—с XIV съезда ВКП(б)
(декабрь 1925 г.) по 1 июня 1928 г. отошло 4350 человек
[44], из них после XV съезда—3098 человек,—упорство Троцкого привело к
результатам прямо противоположным тем, которых он добивался: не к оздоровлению
внутрипартийного режима, а к еще большему его ужесточению.
В декабре 1928 г. в Алма-Ату был направлен специальный уполномоченный ОГПУ,
который вручил Троцкому ультиматум. В нем содержалось требование прекратить
руководство «левой»-оппозицией. Троцкий категорически отказался его
выполнить. В ответ на это 18 января 1929 г. коллегия ОГПУ приняла .решение
выслать Троцкого за пределы СССР. В 1932 г. Верховный Совет СССР лишил его и
тех членов его семьи, которые выехали с ним, советского гражданства Началась
новая полоса в жизни и деятельности Троцкого—его третья политическая
эмиграция.
До 1933 г. Троцкий жил на Принцевых островах, близ Стамбула,; пока его
сторонникам во Франции не удалось добиться разрешения на его въезд в эту
страну, где он поселился. Летом 1935 г. Троцкий перебрался в Норвегию, где
находился до января 1937) г. 0тсюда он, при посредничестве известного
художника Диего Рнверы получив приглашение президента Мексики Карденаса.
перебрался в Новый Свет. Здесь он обосновался в одном
из районов Мехико—Койоакане, где и оставался до последнего дня своей жизни—21
августа 1940 г.
В эмиграции деятельность Троцкого свелась к созданию организации, которая
должна была притянуть к себе всех, кто стоял «левее» коммунистических партии и
Коминтерна. Из Стамбула Троцкий разослал во многие страны письма, в которых
призывал единомышленников не падать духом, а попытаться изыскать новые формы
работы, среди которых главная—создание «интернационалистской левой оппозиции».
«Мы идем навстречу столь трудным временам, что каждый единомышленник должен
быть нам дорог. Было бы непростительной ошибкой оттолкнуть единомышленника,
тем более группу единомышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой
или преувеличением разногласий»[45]
,—писал Троцкий в первом номере созданного им «Бюллетеня оппозиции».
В начале 30-х годов, общаясь с самыми разными по своим политическим и идейным
убеждениям, роду занятий, социальному происхождению и положению людьми,
Троцкий отдает предпочтение тем из них, кто в той или иной форме
засвидетельствовал ему свою личную преданность. Среди них такие, с кем он
еще в годы первой мировой войны разделял центристские, каутскианские позиции,
например голландка Г. Роланд-Холст и французский анархо-синдикалист А.
Росмер. Среди них оказались выходцы из состоятельных семей, представители
средней буржуазии, вроде француза М. Паза. Но особым расположением Троцкого
пользовались мелкобуржуазные интеллигенты. П. Франк, П. Навнль, А. Розенталь
и другие. Эта молодежь, вступив на путь политической борьбы, испытывала
одновременно тягу к.«левой» фразе и желание участвовать в работе Французской
коммунистической партии.
Но даже среди этих лип Троцкий находил немного таких, кто бы вполне понижал
стоявшие перед «иитерна-ииоиалистскои левой» проблемы. Как впоследствии
писал один из старейшин троцкистов США Дж. Хансен, Троцкий не ставил перед
своими новыми сторонниками «слишком больших задач, а предпочитал действовать
по пословице: «Брать то, что можно». В русском переводе она звучит менее
благозвучно, хотя лучше передает смысл: «С паршивой овцы хоть шерсти клок»
В директивных письмах, при личных встречах Троцкий проводил одну и ту же
мысль—необходимо приступить к созданию троцкистских партий, а там, где они
уже имеются, активизировать их деятельность в рабочем движении. Сам Троцкий
сконцентрировал свои усилия на создании «левой оппозиции» во Франции.
Его интерес к этой стране не был случаен. Трудности и проблемы, с которыми
Троцкий столкнулся при создании левой оппозиции во Франции,—писал историк
троцкизма Ж. Ж. Мари,—отражали те трудности и проблемы, с которыми ему
пришлось столкнуться при создании интернационалистской левой оппозиции в
целом». Интерес Троцкого к Франции был продиктован тем, что здесь были сильны
позиции мелкой буржуазии. К тому же еще до Октября ему удалось обрести
сторонников именно среди леворадикальных деятелей французского рабочего
движения, с которыми он близко сошелся при издании в 1915—1916 гг. газеты
«Наше слово». Эти-контакты Троцкий постарался сохранить и позднее, когда.
будучи в Коминтерне, принимал участие в составлении ряда документов, имевших
отношение к Французской коммунистической партии.
Питательной почвой для создания троцкистских групп во Франции явилось
происходившее после первой мировой войны в результате бурного индустриального
роста пополнение пролетариата за счет новых рекрутов из промежуточных слоев. В
их сознании сохранялись мелкобуржуазные пережитки, проявлялось недоверие к
рабочему классу, его авангарду—Коммунистической партии. Многие из этих
рекрутов были склонны к анархизму. На такого рода настроениях и играли
французские троцкисты. <Не считая Америки,—указывал журнал
«Коммунистический Интернационал»,—Франция является международной базой
троцкизма»
Здесь с конца 20-х годов возник ряд троцкистских организаций.
Это—«Пролетарская революция» по главе с А. Росмером и П_Монаттом, «Круг
демократов» Б. Супарина, кружок «Против течения» М. Паза, «Ленинское
единство» А. Трена, «Классовая борьба» П. Навпля, По своему социальному
составу члены этих групп являлись
выходцами преимущественно из мелкобуржуазных слоев интеллигенции. Так, среди
50 членов «Круга демократов» лишь трое были рабочими.
В начале 30-х годов троцкистские группы уже действовали в США и Германии.
Одной из самых многочисленных становится «левая оппозиция» в Греции. В ней
насчитывалось около 1400 членов. В Испании Троцкий нашел приверженцев в лице
полу анархистски настроенных деятелей Нина и Андрада. В Китае оппозицию
возглавил бывший секретарь КПК Чон Дусин. Итальянская группа возникла из
бывших сторонников Бордиги. Ею руководил Трессо (Бланке), ранее—секретарь
одной из окружных организаций ИКП.
В феврале 1933 г. в Париже состоялась первая конференция
«интернационалистской левой оппозиции». В принятом на ней итоговом документе
«Интернационалистская левая оппозиция: задачи и методы» отмечалось, что на
данном этапе секции оппозиции имелись в девяти странах, причем в семи из них
они были созданы лишь за последний, 1933 год. Троцкисты располагали 32
периодическими органами печати в 16 странах. Их материалы печатались на 15
языках. Конференция утвердила 11 пунктов приема в оппозицию. Среди них были:
требование отказа от признания возможности построения социализма в одной
стране, в частности в СССР, отрицание достижений в развитии народного
хозяйства страны, остро критическая оценка социальной политики ВКП(б) и
Советского государства, которая представлялась как политика отступления
перед капиталистическими элементами, и др.
Факт остается фактом—несмотря на все трудности, Троцкому удалось осуществить
задуманное: пусть и не в таких масштабах, как планировалось, но создать
группы своих сторонников в ряде стран, которые были в 1938 г. объединены в
IV Интернационал, существующий и по сей день.
На пути к созданию троцкистского интернационала Троцкий в многочисленных
статьях и книгах («Перманентная революция» (1930 г.), «Сталинская школа
фальсификаций» (1932 г.), «История русской революции» (1931—1933 гг.),
«Преданная революция» (1936 г.), «Их мораль и наша» (1938 г.) формирует его
идейно-политическую платформу, которую известный на Западе исследователь
деятельности Троцкого И. Дейчер назвал «новым троцкизмом».
Действительно, в сравнении с 20-ми годами в идейном багаже Троцкого
появилось немало новых положений и установок. Центральная среди них—борьба
против сталинизма. Некоторые троцкистские и буржуазные. исследователи и
сегодня убеждены в том, что троцкизм — это антисталинизм.
В 1932 г. Троцкий писал: «Сталин завел нас в тупик. Нельзя выйти на дорогу
иначе, как ликвидировав сталинщину... Надо, наконец, выполнить последний
настоятельный совет Ленина: убрать Сталина».
15 марта 1933 г. Троцкий направил письмо в Политбюро ВКП(б) с призывом
«возродить партию». При этом он предлагал собственные услуги, с тем «чтобы
перевести партию на рельсы нормального развития, без потрясений или с
наименьшими потрясениями». После убийства Кирова Троцкий писал о надвигавшемся
на партию кризисе. 30 марта 1935 г. он отмечал: «Что-то у них не в порядке, и
притом в большом непорядке; «непорядок» сидит где-то глубоко внутри самой
бюрократии, вернее, даже внутри правящей верхушки»
[46]. Троцкий резко критиковал московские процессы, справедливо считал их
мистификацией, фикцией, своеобразным способом сведения счетов Сталина и его
группы со своими противниками.
Судя хотя бы по этим фактам, можно сделать вывод, что Троцкий был не лишен
стремления к исправлению положения дел в ВКП(б), стране в целом. Почему же к
нему вновь, как и в 20-е годы, не прислушались ни в партии, ни в
международном коммунистическом движении? Вопрос далеко не простой.
Нам представляется, что предложенная Троцким программа в условиях 30-х годов
ставила фактически те же цели, что и «левая» оппозиция в 20-е годы,— навязать
отвергнутые ВКП (б), международным коммунистическим движением троцкистские
взгляды и представления о переходе от капитализма к социализму, реализации в
СССР социалистической перспективы. Борясь против Сталина, Троцкий, по сути,
стремился один «изм»—сталинизм—подменить другим, столь же чуждым
ленинизму,—троцкизмом.
Допускавшиеся группой Сталина провалы в экономической и социальной политике,
нарушения социалистической законности, репрессии, свертывание
внутрипартийной демократии и другие негативные явления использовались
Троцким в качестве доказательства актуальности одного из ключевых положений
теории «перманентной революции»—о невозможности построения социализма в одной
отдельно взятой стране.
В статье «Новый хозяйственный курс в СССР», справедливо критикуя сталинский
авантюризм в экономической политике, Троцкий писал: «Еще и еще раз мы
решительно отказываемся от задачи построить в «кратчайший срок» национальное
социалистическое общество. Коллективизацию, как и индустриализацию, мы
связываем неразрывной связью с проблемами мировой революции. Вопросы нашего
хозяйства решаются в конечном счете на международной арене».
[47]
Своеобразным было и отношение Троцкого к фактам произвола и беззаконий, творимых
группой Сталина. Он фактически первым выдвинул положение, смысл которого
определялся пропорцией—чем больше, тем лучше. «Репрессии будут чем дольше, тем
больше выдавать результат, противоположный тому, на который рассчитаны: не
устрашать, а наоборот, возбуждать противника, порождая в нем энергию отчаяния»
[48],—писал Троцкий.
Складывается впечатление, что, приводя на страницах «Бюллетеня оппозиции»
четырех-, пятизначные цифры исключенных в ходе партийных чисток,
арестованных, отправленных в ссылку, Троцкий как бы хотел сказать:
«Жми курилка!».
Раскладывая репрессированных по категориям, он с нескрываемым удовлетворением
отмечал, что на первое место выходят «троцкисты». «Даже официальная советская
пресса последних месяцев,—писал Троцкий в 1933 г.,—свидетельствует о том, что
наши единомышленники мужественно и не без успеха найдут спою работу»
[49]. Именно они—а но расчетам Троцкого, их насчитывалось в СССР несколько
тысяч—призваны составить ядро но-вон, возрожденной ВКП(б), а ее программой
должна стать программа совершения политической революции в СССР.
Выдвижение этой идеи весьма симптоматично. По мере укрепления существовавшего в
СССР строя Троцкий пришел к выводу, что предлагавшейся им ранее политики
реформ этого строя, центральным пунктом которой было требование устранения
Сталина, уже недостаточно. «Устранение Сталина лично означало бы сегодня не
что иное, как замену его одним из Кагановичей, которого советская печать в
кратчайший срок превратила бы в гениальнейшего из гениальных».
[50]
В книге <Преданная революция> (1936 г.) Троцкий писал: «Речь идет не о
простой замене одной команды руководителей другой. Речь идет об изменении самих
принципов управления экономикой и культурой... Нужна вторая революция».
Разумеется, ни от Сталина, ни от других деятелей ВКП(б) и коммунистического
движения не укрылся главный смысл «нового троцкизма». Осознание его
сущности, казалось бы, давало Сталину шанс для идейного развенчания
Троцкого. Сталин, однако, не воспользовался этим шансом. Ему нечего было
противопоставить. Исповедовавшаяся им концепция социализма, хотя на словах
и представлялась претворением в жизнь ленинского плана социалистического
строительства, на деле была крайне далека от взглядов Ленина на социализм как
