стали оттуда эксплуатировать не только римскую провинцию, но и недоступные
для них до тех пор области нумидийцев и гетулов.
3. Римская армия в Третьей Пунической войне.
3.1 Основные принципы организации армии Рима.
Римская армия”, — писал Энгельс, — “представляет самую совершенную систему
пехотной тактики, изобретенную в течение эпохи, не знавшей употребления пороха.
Она сохраняет преобладание тяжело вооруженной пехоты в компактных соединениях,
но добавляет к ней: подвижность отдельных небольших единиц, возможность
сражаться на неровной местности, расположение нескольких линий одна за другой,
отчасти — для поддержки и отчасти в качестве сильного резерва, и, наконец,
систему обучения каждого отдельного воина, еще более целесообразную, чем
спартанская. Благодаря этому римляне побеждали любую вооруженную силу,
выступавшую против них, — как македонскую фалангу, так и нумидийскую конницу”
[20].
Это была новая, более высокая ступень в развитии тактики пехоты древних
армий. То, что в войнах греков выступало в виде единичных случаев
(тактическое расчленение боевого порядка пехоты), у римлян получило
оформление в виде манипулярного строя легиона, который позволил вести бой на
пересеченной местности, питать его из глубины, хорошо маневрировать.
Возможность тактических комбинаций в действиях пехоты сильно возросла; это
способствовало обогащению тактических форм.
Силы фаланги были равномерно распределены по фронту, тактическая глубина
боевого порядка отсутствовала. В этих условиях тяжелая пехота не могла вести
продолжительный и упорный бой, требующий постоянного обеспечения из глубины,
фаланга не имела средств для парирования случайного удара во фланг и тыл, она
исключала возможность сосредоточения сил на важнейшем направлении и являлась
прямой противоположностью манипулярного строя.
Новой тактике соответствовали и новые формы организации армии. Если фаланга
имела только административное деление, то в римском легионе уже наблюдалось
тактическое расчленение, которое обеспечивало на поле боя высокую маневренную
подвижность римской армии. Манипула была тактической единицей. Тактическое
расчленение армии повышало роль частных начальников в бою. Поэтому римляне
большое внимание уделяли подготовке командного состава.
В противоположность армиям эллинистических государств, в римской армии пехота
решала исход боя, была главным родом войск. Римское крестьянство являлось
социальной базой для хорошей, боеспособной тяжелой пехоты. Но римляне не
имели базы для создания хорошей конницы, отсутствие которой не всегда
компенсировалось высокой маневренностью пехоты (Треббия, Канны).
Вооружение римской армии было усовершенствовано, а главное, каждая линия
боевого порядка имела оружие, которое соответствовало ее тактическому
назначению. Легкая пехота была вооружена метательным оружием и вела бой на
расстоянии. У гастатов имелись легкий пилум — метательное оружие,
действовавшее на близких дистанциях, и меч — оружие ударного действия. Первый
удар по противнику наносили гастаты. Принципы имели тяжелый пилум и меч.
Принципами были опытные воины, задача которых заключалась в поддержке
гастатов. Триарии вооружались копьем и мечом. Эти ветераны часто
использовались в качестве общего резерва (Киноскефалы, Пидна).
Более высокая по сравнению с Грецией ступень в развитии рабовладельческого
способа производства позволила римлянам создать и более совершенную армию
рабовладельческого государства. Благодаря совершенной для того времени
системы боевой подготовки и почти непрерывным многолетним войнам римская
рабовладельческая милиция постепенно превратилась в армию воинов-
профессионалов.
В период Пунических войн получила развитие и общевойсковая тактика. В этом
отношении многое сделала карфагенская армия, имевшая хорошую регулярную
конницу. Большую роль стала играть организация взаимодействия пехоты и
конницы; последняя была теперь основным средством маневра.
Военная организация Рима, система обучения и воспитания римских войск
достигли большого совершенства. Это была лучшая военная организация того
времени не только в отношении структуры, но и в отношении управления
войсками. Преимущество ее сказывалось в том, что Рим мог сосредотачивать в
одном месте крупные силы, умело ими маневрировать, что позволяло создавать
численное превосходство и подавлять противника. Хорошо организованная римская
армия имела лучшее оружие, достаточно подготовленный командный состав,
крепкую воинскую дисциплину, богатый боевой опыт
Римская армия была сильна и своим инженерным искусством. Римляне придавали
большое значение искусству выбора, расположения, укрепления и охраны лагеря.
В укрепленных лагерях римская армия была неуязвима. Это позволяло выбирать
для боя наиболее благоприятный момент, чем обычно и пользовались римские
полководцы. Римляне умели быстро наводить мосты и строить предмостные
укрепления. Они располагали самой совершенной по тому временя связью. Рим
имел солидную базу для дальнейшего развития военной техники и флота.
Улучшались всевозможные метательные машины. Сильный античный флот
неоднократно взаимодействовал с сухопутной армией (Сицилия, Греция). В первой
Пунической войне получила развитие тактика морского боя.
3.2 Экономическая и политическая составляющие стратегии римской армии.
Основы успехов Римской рабовладельческой республики заключались не только в
ее военной силе, но и, прежде всего, в более передовой экономике и политике,
которая, в конечном счете, приводила к разрушению антиримских коалиций. Так
было, например, в борьбе с Македонией, гак было и на последних этапах второй
Пунической войны Рим начал борьбу с Карфагеном в Иберии и Африке в то время,
когда карфагенская армия находилась еще в Италии. Такая стратегия римлян
исходила из политической обстановки в Африке, где им удалось отколоть от
Карфагена нумидийцев и создать мощную антикарфагенскую коалицию.
Мэхэн стратегию и исход пунических войн рассматривает с точки зрения решающего
влияния морской силы. Он писал: “...обладание морем, или контроль над ним и
пользование им являются теперь и всегда были великими факторами в истории мира”
[21]. Поэтому Мэхэн военную историю сводит к истории морской силы:
“...история морской силы, обнимая в широких пределах все, что способствует
нации сделаться великой на море или через посредство моря, есть в значительной
мере и военная история”[22].
По мнению Мэхэна, влияние моря на ход и исход второй Пунической войны было
решающим. Весь ход войны определялся тем, что “римская морская сила
господствовала в водах, лежащих к северу от линии, которая идет от Таррагоны в
Испании к Лилибеуму (ныне Марсала) на западе Сицилии, откуда кругом северного
берега острова через Мессинский пролив до Сиракуз, и от последних — к Бриндизи
в Адриатике. Обладание этими водами принадлежало римлянам ненарушимо в течение
всей войны”[23].
Рассматривая вторую Пуническую войну в отрыве от исхода первой войны,
подорвавшей морское могущество Карфагена, Мэхэн заявлял, что “...неизвестны
мотивы, побудившие его (Ганнибала) к опасному и почти гибельному походу через
Галлию и через Альпы”[24].
В основе этих рассуждений лежит мнение, что морская и сухопутная коммуникации
карфагенской армии якобы одинаково находились под контролем римского флота.
Мэхэн по этому вопросу пишет: “Возможны были две коммуникационные линии: одна —
прямая, морем, другая — кружная, через Галлию. Первая была блокирована морскою
силою римлян, вторая подвергалась постоянной опасности и, наконец, была
совершенно пересечена вследствие оккупации Северной Испании римской армией. Эта
оккупация сделалась возможной через обладание римлянами морем, которому
карфагеняне никогда не угрожали”[25].
Для обоснования своей концепции Мэхэн прибегает к извращению фактов, утверждая,
что сухопутную коммуникацию карфагенской армии римляне прервали только
благодаря обладанию морем. На деле Рим господствовал на море с самого начала
второй Пунической войны, а карфагенская коммуникация была прервана в результате
взятия римлянами Нового Карфагена, т. е. во второй половине войны. Неверно и
утверждение, что после первой Пунической войны карфагеняне могли пользоваться
морской коммуникацией. Эта возможность исключалась господством на море римского
флота. По этому вопросу, противореча самому себе, Мэхэн пишет: “Существуют
ясные указания на то, что Рим никогда не упускал контроля над Тирренским морем,
потому что его эскадры проходили беспрепятственно между Италией и Испанией”
[26].
По словам Мэхэна, весь ход второй Пунической войны определялся обстановкой на
море. Кнэй Сципион разбил в Иберии Ганнона и занял берег и район к северу от
реки Эбро потому, что господство на море обеспечило высадку десанта. Публий
Сципион взял Новый Карфаген комбинированной атакой с суши и с моря, к слову
говоря, воспользовавшись морским отливом и пройдя по морскому песку. Газдрубал
пошел на помощь Ганнибалу, но Сципион морем послал северной группировке
подкрепление в 11 тысяч легионеров. Нерон обманул Ганнибала и двинулся на
помощь своей северной группировке. Газдрубал был разбит в Метаврском бою,
который “...общепринято считать решением борьбы между двумя государствами”
[27]. Даже исход первой Македонской войны решался на море, так как “римская
морская сила, таким образом, всецело лишала Македонию возможности участвовать в
войне”[28]. На самом деле, не римская
морская сила, а римская дипломатия, опиравшаяся на легионы, организовала
антимакедонскую коалицию и сковала силы Македонии в Греции. И не в Метаврском
бою решился исход второй Пунической войны, а в Африке.
Резюмируя все свои доводы, Мэхэн утверждает, что в борьбе Ганнибала с Римом и
Наполеона с Англией, закончившейся поражением при Заме и Ватерлоо, “...в обоих
случаях победителем был тот, за кем оставалось обладание морем”
[29]. Флот, по словам Мэхэна, играл роль господствующей силы, но его
“...огромное решающее влияние на историю той эры, а вследствие этого и на
историю мира, не было принято во внимание”
[30]. Эту “историческую несправедливость”, выполняя социальный заказ
английских империалистов, взялся исправить Мэхэн. Он фальсифицировал историю
для того, чтобы доказать решающее влияние морской силы на историю, доказать,
что английский морской флот является надежным средством порабощения
колониальных народов.
Не флот решал ход и исход второй Пунической войны, резко отличавшейся от
первой Пунической войны. В первой войне шла борьба за господство в западной
части Средиземного моря, во второй войне — борьба за союзников, борьба за
создание и раскол антиримских и антикарфагенских коалиций.
Характеризуя завершающий период второй Пунической войны и третью Пуническую
войну, Энгельс писал: “...африканская высадка римлян во время второй Пунической
войны стала возможна лишь после того, как был уничтожен цвет карфагенской армии
в Испании и в Италии, а пунический флот вытеснен из Средиземного моря;
нападение было не нападением, а очень солидной военной операцией, которая была
вполне естественным завершением продолжительной и благоприятной для Рима войны.
Третью же Пуническую войну едва ли можно назвать войной; это было простое
угнетение слабейшего противника в десять раз сильнейшим противником”
[31]. По мнению Энгельса, исход второй Пунической войны решался не на море,
хотя вытеснение карфагенского флота было одним из условий успеха римлян; исход
войны решался римскими легионами в Иберии, в Италии и, наконец, в Африке, где
была проведена крупная военная операция; римским легионам, используя их успехи,
помогала римская дипломатия, разъединявшая противников.
Рим в доисторическую эпоху, по-видимому, пережил более сильно развитый
феодальный период жизни государства, чем Греция.
Феодалы доисторического Рима выработали крепкую и пустившую прочные
социальные корни аристократию — патрициев. С падение монархии и основанием
римской республики (510 г. до Р. X.) история Рима в главных чертах становится
доступной для нас; мы можем представить себе картину состояния вооруженной
силы Рима с этого Времени, но первым сражением, о событиях которого мы можем
уверенно говорить и которое дает нам возможность видеть эту вооруженную силу
в деле, является сражение при Каннах.
Старый торговый город Рим, вместе со своей небольшой округой — 983 кв. килом,
(граница находилась в 17 верстах от центра), имел в эпоху основания
республики около 60 тысяч жителей. Государственное устройство
характеризовалось теснейшей смычкой города и деревни. Военной службой были
обязаны поголовно все свободные мужчины, в возрасте от 17 до 46 лет, числом
около 9 тысяч. Более состоятельные горожане — всадники — комплектовали
конницу (600 человек). Относительно зажиточные люди являлись с вооружением
гоплита. Неимущие являлись по призыву с копьем или пращей и несли
преимущественно нестроевую службу.
3.3 Римская милиция. Комплектование армии.
В течение всего периода существования милиции, в Риме уделялось ее
комплектованию особое внимание государственной власти: сенат, на основании
тщательно веденных цензовых списков, каждый год составлял новую раскладку
воинской повинности между общинами. Обязанность граждан являться по призыву
не только декларировалась, но и тщательно контролировалась.
Таким образом, существенный признак римской, как и афинской, милиции
заключался в привлечении к оружию граждан собственников. Основу римской
милиции первоначально составляли имущие классы. Как мы увидим, переход к
профессиональному солдату был связан в Риме, как и в Греции, с переносом
комплектования армии на бедноту. Профессиональная армия из пролетариев
оказалась способной достигнуть высшего уровня военного искусства, но она
явилась в гораздо меньше степени связанной с буржуазной республикой и
лишенной той политической устойчивости, которая составляла славу римской
милиции, комплектовавшейся господствовавшими классами и крестьянством.
Римская республика была небогата, собирала свою казну посредством налогов на
граждан, а не взносов со стороны союзников, как Афины; тем не менее
милиционеру полагался в Риме паек, который расценивался в год в 75 динариев,
и ежегодное жалованье в 45 динариев.
Легион. Так как, вместо монарха, войско подчинялось двум выборным
бургомистрам города — консулам, то и все оно было поделено на 2 части, по
4.500 человек в каждой (3.000 пеших, 300 конных, 1.200 нестроевых и легко
вооруженных), которые получили наименование легиона. С увеличением
народонаселения росло и число легионов. Легион являлся, таким образом,
административным делением, в боевом же порядке вся армия представляла
сомкнутую массу — фалангу.
Деление по возрастам. В конце IV столетия до Р. X. деление милиционеров, в
зависимости от их имущественного положения, утратилось; государство было уже
достаточно богато, чтобы давать недостаточным милиционерам недостающее им
вооружение. Нестроевой состав легиона (29% против 50% у греков)
комплектовался из менее надежных элементов, преимущественно из населения
недавно покоренных областей.
Строевой состав стал делиться по возрастам на младших — гастатов (1200
человек), средних — принципов (столько же) и старейших — триариев (600), при
чем единицы гастатов — манипулы — образовывали передние шеренги фаланги,
манипулы принципов — средние, а триариев — задние. Профессиональных солдат
так организовать нельзя: каждый наемник получает равную плату, и опасность
должна делиться поровну или случайно. Когда Рим, после Канн, начал переходить
к профессиональному солдату, это деление на возрасты в действительности
утратилось. Но в организованной милиции такое деление отвечало обстановке:
более рьяная и физически сильная молодежь принимала на себя всю тяжесть
рукопашной схватки, а отцы семейств, как и в немецком ландвере, подвергались
опасности только в крайних случаях, когда нужно было заполнить разрыв,
образовавшийся в фаланге.
Манипулы. Гастэты, принципы и триарии образовывали до 10 манипул, силой по
120 гоплитов (у триариев — 60 гоплитов). Манипулы строились в 6 шеренг в
глубину и имели, следовательно, у гастатов и принципов по 20 человек в
шеренге, а у триариев по 10 человек. Манипулы делились каждая на две
центурии, которые строились рядом. Фронт легиона образовывали 10 манипул
гастатов, 200 человек по фронту. Между манипулами оставались маленькие
интервалы — щели. Смысл этих щелей в общей фаланге был очень глубокий. Когда
римская армия — иногда свыше десяти легионов, занимая своей фалангой фронт в
1—2 версты, наступала, то сохранение направления, особенно на пересеченной
местности, для всего фронта было очень трудно. Известно, как трудно провести
и по гладкому полю, на церемониальном марше, по отмеченному линейными
направлению, даже развернутую роту — часто всего 50 человек в одной шеренге,
без ломки равнения и разрывов. А в боевых условиях, при движении в первой
шеренге 2000-3000 человек, разрывы, и довольно значительные, являлись
обыденным, частым явлением. Борьба с ними путем остановки и подравнивания
губительна для быстроты маневра и представляет паллиатив. А между тем, каждый
разрыв в фаланге, обнажая два неприкрытых фланга, представляет готовый прорыв
боевого порядка и может вести к поражению. Поэтому римляне и дали не
тактическую, правда, а только строевую самостоятельность каждой манипуле.
Шеренга в 20 человек, даже неопытных милиционеров, легко может быть обучена
движению без разрывов. Каждая манипула имела свой значок (они подравнивались
при общем наступлении), и каждый милиционер обязан был ни в коем случае от
него не отрываться и не терять свое место в манипуле. Интервалы между
манипулами, очень небольшие, смягчали толчки при движении, когда манипулы то
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
