Эзра, к юго-западу от Атланты, нанес им третий удар. Ховард отменно
руководил боем, и мятежники были отброшены, потеряв 4632 человека. А у
северян, удачно построивших оборону, выбыло из строя в этот день лишь 562
человека.
После этого сил для новых ударов у Худа уже не оставалось, и он перешел к
жесткой обороне. А Шерман продолжал и попытки обхода противника крупными
силами, и дерзкие кавалерийские броски. До поры до времени мятежники
отбивали все его выпады. Наконец в ночь на 26 августа Шерман скрытно увел
почти все свои войска на запад от Атланты, оставив в траншеях лишь корпус Г.
Слокама. Быстро выйдя к железным дорогам Атланта - Монтгомери, а затем
Атланта - Саванна, северяне стали самозабвенно разрушать их, чтобы полностью
блокировать мятежников в Атланте. Была даже разработана специальная
“технология”: множество солдат выстраивалось вдоль одной из сторон полотна,
по двое у каждой шпалы. По команде десятки таких пар одновременно поднимали
внушительный участок колеи и опрокидывали его навзничь. А затем кувалдами,
ломами, камнями - всем тяжелым, что попадалось под руку, солдаты отбивали
шпалы от рельсов и швыряли их в заранее разведенные костры. Следом за шпалами
в огонь бросали и рельсы, раскаляли их добела, после чего причудливо изгибали
вокруг ближних деревьев или телеграфных столбов. Получавшиеся при этом
загогулины солдаты остроумно прозвали “галстуками (или “шпильками”)
Шермана”; такие “галстуки” южане при всем желании уже не могли использовать
для восстановления колеи. Несколько позже О. По, начальник инженерных войск
Шермана, придумал для упрощения этой процедуры устройство в виде гигантского
гаечного ключа, который закрепляли на обоих концах рельса, а затем крутили в
противоположных направлениях. Рельс при этом скручивался, как канат.
Лишь в ночь на 30 августа Худ узнал, что северяне вышли к железнодорожной
станции Джонсборо, далеко у него в тылу. Он бросил туда корпус Харди,
усиленный до 24 тыс. человек, и уже 31 августа мятежники ворвались на
станцию. Завязался тяжелейший бой, но части Ховарда отбили все атаки Харди, а
на следующий день так разгромили его, что мятежники едва успели унести ноги.
Худу пришлось спешно эвакуировать Атланту. В паническом состоянии мятежники
жгли паровозы, вагоны, взрывали боеприпасы, которые не могли захватить с
собой. Многочисленные взрывы и начавшийся от них в городе пожар создали в
Атланте обстановку подлинного кошмара, во много раз превосходившую “ужасы”
обстрелов северян, столь охотно описываемые позднее в мемуарах бывших
мятежников. Худ увел армию на юго-восток, сумев избежать столкновения с
силами северян у Джонсборо. 4 сентября он телеграфировал в Ричмонд, что его
армия теперь базируется у железнодорожной станции Лавджой милях в 30 к югу от
Атланты.
В ночь на 2 сентября Шерман в волнении прогуливался у своей штабной палатки,
близ Джонсборо. Слыша грохот взрывов со стороны Атланты, он опасался, что Худ
атакует оставшегося в одиночестве Слокама. Генералу так и не удалось уснуть.
На рассвете он услыхал поблизости оживленные возгласы, смех. Это Томас,
только что получивший от Слокама сообщение о бегстве армии Худа, громко читал
его оказавшимся рядом солдатам и офицерам. А 20-й корпус во главе со Слокамом
как раз в эти утренние часы входил в оставленную противником Атланту.
Вечером 2 сентября Линкольн работал в своем кабинете. Он не заметил, как
задремал, но вскоре настойчивый стук в дверь разбудил его. Вошедший Хэллек
молча протянул только что полученную от Шермана телеграмму, в которой
президенту сразу же бросились в глаза пять подчеркнутых слов: “Атланта наша и
завоевана безусловно”. Зная обо всех сложностях и проблемах вашингтонского
руководства, Шерман последним словом хотел выразить свою решимость ни при
каких условиях не отдавать Атланту противнику. Этот город был настолько
важен для Конфедерации, что Ф. Энгельс счел необходимым отметить в письме К.
Марксу от 4 сентября (в те далекие времена вести из Америки доходили, как вы
понимаете, гораздо медленнее, чем сейчас): “Справится ли Шерман с Атлантой,
неизвестно, однако полагаю, что у него большие шансы... Падение Атланты
явилось бы тяжелым ударом для Юга”. Шерман справился!
Север ликовал. В честь Шермана и его армии слагались поэмы, сочинялись
марши, а Линкольн даже распорядился отслужить в церквах благодарственные
молебны и прислал Шерману телеграмму с выражением “благодарности нации”.
Получил Шерман телеграмму и от Гранта. В ней говорилось: “В честь твоей
великой победы я приказал произвести салют боевыми снарядами из орудий всех
батарей, направленных на противника”, т. е. на укрепления Питерсберга.
Подытожим: в ходе кампании за овладение Атлантой, с 4 мая по 2 сентября, у
северян выбыли из строя 31687 человек, в том числе 4423 были убиты. Потери
мятежников, соответственно: 34 979 и 3044.
Пробыв несколько дней в Джонсборо в надежде “перехватить” отступавшую армию
Худа, Шерман (7 сентября) прибыл в Атланту. В ходе осады горожане терпели
серьезные лишения. Но эти неизбежные издержки войны не меняют
подтверждаемого документами факта: Шерман и его солдаты не желали принести
лишения и вред гражданскому населению Юга. Опасаясь, что присутствие в
фактически прифронтовом городе мирного населения обречет его на новые жертвы
и лишения, Шерман (7 сентября) известил горожан, что они должны в кратчайшие
сроки выехать из Атланты в направлении, которое сами изберут. Разумеется,
этот шаг вызвал на Юге бурю протестов и патетических обвинений в адрес
Шермана, но его это мало волновало. Еще 4 сентября он телеграфировал
Хэллеку: “Если этот народец (население Джорджии) поднимет вой насчет моего
варварства и жестокости, я отвечу, что война - это война, а не погоня за
популярностью. Если они хотят мира, то им и их родственникам следует
прекратить эту войну”.
Ситуация тех дней осложнялась тем, что Худ неожиданно двинул остатки своей
армии на северо-запад. Уйдя в сторону от Атланты, он явно рвался в штаты
Среднего Запада. Некоторое время Шерман пытался преследовать его, но затем
поручил это специально выделенным группам Томаса и Скофилда. В письме Томасу
от 20 октября Шерман так объяснял это решение: “Преследовать Худа глупо, так
как он может крутиться и изворачиваться, подобно лисе, и измотать нашу армию
в ходе преследования”.
Линкольн и Грант, однако, были крайне обеспокоены выпадами “недобитого” Худа.
Но Шерману в длительной переписке с Грантом удалось отстоять свой план:
наступать на Саванну, отказавшись при этом от коммуникаций и какой-либо
связи со столицей. Грант сам не раз прибегал к такому методу, в котором,
несмотря на риск, было немало преимуществ. Но теперь, в споре с Грантом,
Шерману пришлось доказывать, что во враждебной местности (каковой и была
Джорджия) содержание коммуникаций и их охрана обходятся крайне дорого в
прямом и в переносном смыслах. “...Попытка удержать эти дороги, -
телеграфировал он Гранту 9 октября, - приведет лишь к ежемесячной потере
тысячи человек и не даст никакого результата. Я могу проделать этот марш и
заставлю Джорджию застонать”. Будущий решительный марш, доказывал Шерман,
принципиально изменил бы всю ситуацию: “Вместо ведения обороны я буду
наступать. Вместо раздумывания над тем, что он намеревается сделать, я
заставлю его самого ломать, голову над моими планами”. По-видимому, эти
доводы окончательно убедили Гранта. Спустя более 20 лет он писал в мемуарах:
“На вопрос о том, кому принадлежит замысел марша от Атланты к Саванне, легко
ответить: это, безусловно, был Шерман. Ему же принадлежит и честь
великолепного осуществления этого плана”.
Перед началом марша Шерман отправил в Чаттанугу раненых, больных, излишки
артиллерии - все, что могло помешать ему в походе. В последние дни подготовки
марша была повреждена железнодорожная колея и уничтожен проволочный
телеграф, чтобы никто не мог узнать что-либо об армии Шермана. С этого
момента, с 14 ноября, все 68-тысячное войско Шермана почти на месяц исчезло
для внешнего мира. Одна за другой части северян покидали Атланту, и днем 16
ноября выступила в поход последняя из них.
Известия о выступлении армии Шермана из Атланты “куда-то на юг” привели в
Конфедерации к взрыву как паники, так и судорожной воинственности. С
призывами к населению Джорджии обращались министры и сенаторы Конфедерации.
19 ноября из Ричмонда пришло очередное воззвание от шести конгрессменов-
южан, писавших: “Пусть каждый мужчина возьмется за оружие! Уводите ваших
негров, лошадей, скот и продовольствие от армии Шермана! Сжигайте все, что не
можете унести! Сжигайте все мосты, прочно блокируйте все дороги на его пути!
Атакуйте захватчика во фронт, во фланги, в тыл днем и ночью! Не давайте ему
отдыха!”.Но и эти призывы мало что могли изменить.
Гигантская армия Шермана шла вперед четырьмя мощными колоннами; при ней было
65 орудий, до 600 санитарных повозок, 2,5 тыс. фургонов с продовольствием и
боеприпасами. Иногда на авангарды и фланги армии пытались напасть кавалеристы
Уилера и милиционеры Джорджии, но северяне легко их отбрасывали. Тогда
мятежники стали зарывать в землю на пути движения северян самодельные мины,
на которых подорвались несколько солдат. Но Шерман распорядился вести перед
колоннами группы пленных, которых заставляли кирками и лопатами откапывать
мины. А когда пресса Юга в очередной раз обвинила генерала в жестокости, он
ответил, что мятежники хотели этими минами убить его солдат, он же спасает их
жизни, отчасти рискуя при этом жизнями солдат противника, которых вовсе не
обязан жалеть.
Операция Шермана была секретом для всех, кроме узкого круга военно-
политического руководства Севера. Но конкретных ее деталей не знал никто. А
газеты Юга настойчиво уверяли читателей, будто армия северян “умирает с
голоду”, мечтая скорее добраться до побережья и укрыться под защиту флота
Союза. Взволнованный Линкольн как-то раз в начале декабря попросил Гранта
сообщить ему хоть что-нибудь о Шермане. Не вдаваясь в детали, Грант ответил,
что огромную армию, да еще во главе с таким героем, как Шерман, победить
невозможно. С тех пор на вопросы назойливых газетчиков о судьбе армии
Шермана президент отвечал так: “Грант говорит, что с таким генералом они в
безопасности и что, если они не сумеют пробраться туда, куда хотят, они
смогут уползти назад через нору, в которую влезли” .
Но Шерман и не думал “уползать назад”. Его колонны стремительно шли вперед.
В целях снабжения огромной армии Шерман приказывал реквизировать у населения
(так и хочется добавить: “симпатизировавшего мятежникам”, но, по-видимому, в
той обстановке рвавшиеся к победе солдаты не слишком внимательно
исследовали симпатии и антипатии жителей Джорджии) продовольствие, лошадей,
мулов. Одновременно разрушались расположенные в важных стратегических пунктах
укрепленные здания, предприятия, железнодорожные строения и сама колея,
чтобы ничто не смогло более послужить мятежникам в эти последние месяцы
войны. Нигде не задерживаясь, даже в столице Джорджии Милледжвилле (ее
северяне миновали 23 ноября), Шерман рвался к океану.
В первых числах декабря его колонны одна за другой начали в различных местах
выходить к побережью Атлантики. А с поджидавших Шермана судов флота Севера
еще в конце ноября была высажена на побережье диверсионная группа, которая
6 декабря попыталась перерезать железную дорогу Саванна -Чарлстон (это
окончательно отрезало бы Саванну от внешнего мира), но мятежники сумели
отбиться. Любопытно, что при этом милиционеры из Джорджии категорически
отказывались воевать “на иностранной территории”, т. е. в Южной Каролине, и
их командиру пришлось хитростью бросить их против северян, переведя в темноте
поезд на пути, ведущие к Чарлстону.
Разведчики Шермана сообщили, что оборона Саванны сильна, город защищают
примерно 5-6 тыс. солдат и 8-10 тыс. милиционеров. Поскольку солдаты Шермана
устали от долгого марша, генерал стал было склоняться к мысли об осаде
Саванны. Но такое решение было не в его характере, и вскоре Шерман приказал
захватить мощный форт Макаллистер - ключ к Саванне с юга, милях в 15 от нее.
Днем 11 декабря штурмовая дивизия У. Хейзена пошла в атаку, за которой Шерман
и офицеры штаба наблюдали с крыши ближней рисовой мельницы. Орудия форта
встретили наступавших яростным огнем. Когда рассеялся густой дым, Шерману на
мгновение показалось, что мощный залп смел всю дивизию прорыва. В отчаянии
он опустил подзорную трубу, но, как выяснилось, на пути наступавших оказалась
большая впадина, минуя которую, они на пару минут скрылись из виду. Кстати,
впадина спасла жизни многим северянам, укрыв их от убийственного огня. И вот
уже дивизия Хейзена возникла на дальнем гребне впадины и продолжила штурм.
А еще через несколько минут солдаты карабкались на брустверы форта.
Именно в те минуты со стороны пролива Оссабо показалось судно с флагом США.
Это была канонерка “Одуванчик”, которая уже несколько дней вместе с другими
судами северян высматривала, не появится ли где-нибудь армия Шермана.
Сигнальщик “Одуванчика”, адресуясь к группе на крыше мельницы, просигналил:
“Кто вы?” Сигнальщик Шермана ответил: “Генерал Шерман”.-“Взят ли форт
Макаллистер?”-последовал новый вопрос. Шерман приказал ответить: “Еще нет,
но будет взят через минуту” . Генерал чуть-чуть ошибся: форт продержался еще
минут пять. Примерно четверть его гарнизона погибла при штурме, остальные
попали в плен. Шерман же, добравшись на шлюпке до “Одуванчика”, а затем и до
флагманского корабля северян, телеграфировал в Вашингтон, что судьба Саванны
предрешена. Север вновь ликовал: Шерман и его армия не только “нашлись”, но
и вышли к океану, разрубив территорию мятежников.
(17 декабря) Шермаи направил “старому знакомому”, генералу Харди, теперь
стоявшему во главе обороны Сапппны, предложенпп о сдаче города. На следующий
день Харди прислал отказ, и Шорман приказал готовиться к штурму. Но и Харди,
конечно, понимал, что Саванну ему не спасти. Спешно прибывший туда из
Чарлстона командующий всеми силами Конфедерации на юго-востоке генерал
Борегар также настоятельно посоветовал Харди поскорее оставить город, пока
еще был шанс отойти к Чарлстону. Поколебавшись, Харди согласился. Его
солдаты скрытно навели три понтонных моста через рукава реки Саванна, и в
ночь на 21 декабря войско Харди ускользнуло из города и ушло в Чарлстон. А
уже в 5 часов утра в Саванну вступали отряды Шермана, которым досталось 800
пленных, более 100 орудий, 12 тыс. кип хлопка, 13 паровозов и 190 вагонов с
различным имуществом, 3 парохода, множество боеприпасов и проч.
Перевыборы А. Линкольна.
Ко времени завершения войсками Шермана легендарного марша к Атлантическому
океану Линкольн уже одержал победу на выборах. Но в начале сентября взятие
северянами Атланты крайне помогло республиканской администрации
стабилизировать свое положение накануне выборов.
К тому же решительная политика администрация Линкольна, вначале понятая и
принятая даже не большинством американцев, постепенно завоевывала все больше
сторонников. Сам же Линкольн уже с осени 1862 г. не мог осуществлять военно-
политическое руководство прежними, “конституционными” методами, ибо,
выражаясь современным языком, “кредит доверия”, отпущенный населением Севера
его администрации, явно иссякал.
(Но к началу осени 1864 г.), особенно после падения Атланты, это
пошатнувшееся было доверие вновь укрепилось благодаря решительным
политическим мерам Линкольна, а в области военной - принципиально новой
стратегической концепции главнокомандующего Гранта. Важным компонентом в ее
осуществлении стали в те дни операции генерала Ф. Шеридана в Долине. (8
ноября), состоялись президентские выборы, на которых Линкольн получил 2,2 млн
голосов, а Макклеллан - лишь 1,7 млн. Новая победа республиканцев на выборах
окончательно лишала мятежников надежд на мирное решение конфликта. Вечером
10 ноября, едва стали известны итоги подсчета голосов, Грант в телеграмме
Хэллеку просил поздравитт, президрнтп с успехом и писал: “Эта победа для
страны стоит больше, чем выигранное сражение”. Но, отдавая голоса за
Линкольна, америкапцы голосовали и за его лучших генералов: Гранта,
Шермана, Шеридана... Когда же в конце года страна узнала о выходе армий
Шермана к Атлантике, мало у кого, даже на Юге, остались какие-либо сомнения
в том, что наступающий год станет последним годом войны.
Победа!Марш Шермана продолжается.
И вот после почти четырех лет кровопролитной войны наступили ее завершающие
месяцы, ее финальный акт. Есть какая-то закономерность в том, что со стороны
Севера главными действующими лицами этого акта стали три героя войны -
Грант, Шерман, Шеридан. Именно им было суждено ярко, эффектно завершить
войну, разгромивармии лучших военачальников южан - Р. Ли и Дж. Джонстопа.
Шерман сразу же после завершения своего триумфального марша к Атлантике в
переписке с главнокомандующим Грантом стал обсуждать маршрут дальнейшего
движения.
Сам Шерман планировал двигаться прямо на столицу Южной Каролины - Колумбию и
далее через этот штат, через Северную Каролину с выходом в Виргинию и ударом по
району Ричмонда - Питерсберга с юга. А Грант сначала предлагал, чтобы Шерман,
оставив некоторое количество войск в районе Саванны, с остальными частями
переправился на судах в Виргинию и, высадившись в форте Монро, помог
Потомакской армии поскорее разделаться с армией Ли. Но Шермана такой вариант не
устраивал. Еще в письме Гранту от 24 декабря он пояснил, почему его не
прельщает атака на крупные порты Конфедерации (к тому времени они были почти
полностью блокированы флотом и армией Севера и, строго говоря, портами уже не
являлись), в частности на Чарлстон. Шерман писал: “Чарлстон сейчас - просто
заброшенная развалина, и вряд ли он стоит времени, которое ушло бы на взятие
его измором”. Отметим, что некоторые историки усматривают в этом споре
давних друзей нечто вроде сутяжничества из-за того, кому достанется большая
доля славы: ведь в случае согласия Шермана он оказался бы в прямом подчиненип у
Гранта. Эти домыслы опровергаются множеством документальных данных, в
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
