рассматривают их конкретно-историческое содержание, масштаб распространения,
игнорируют противостоящие им ценности. Акцент делается на изучении
существующего общества, которое провозглашается почти совершенным. Источником
развития признается деятельность творческого меньшинства – «коммунистической
партии», и «ответ» вдохновленных партией советских людей на «вызов» (А.
Тойнби) капиталистического мира. К подобному видению мира вела логика борьбы
между блоками в период холодной войны со второй половины 40-х годов,
классовые интересы номенклатуры.
Идентификация сталинизма с марксизмом стала нормой в научных кругах СССР и за
рубежом. В результате часть работников духовной сферы и сегодня не может
объективно осветить причины краха СССР: цивилизационный подход не ориентирует
их на выявление предпосылок изменений. Позволим себе не согласиться с
утверждением А.Н. Полякова: «Крах коммунистического режима кажется необъяснимым
с точки зрения марксистской теории»[42].
Советское общество так и не достигло наивысшей по сравнению с Западом
производительности труда, не создало более высокий тип общественной организации
труда, не сумело по-настоящему освободить женщину от кухонного «рабства» – не
выполнило условий победы социалистического строя, о которых пишет Ленин в
цитируемой Поляковым работе[43].
Добавим: до сих пор сохраняется неоколониализм, а значит и подкуп «среднего
класса» метрополий правящими кругами. В статье отразились многие черты
цивилизационного подхода: попытка соединить материализм и идеализм;
игнорирование законов диалектики при отсутствии критики их; отрицание роли
классовой борьбы в обществе, ее высшей формы – революции; неуклюжий обход
неудобных фактов, в том числе упоминаний о великих европейских революциях
XVII-ХХ веков для доказательства мирного перехода к разным «типам цивилизаций»;
непоследовательное отношение к роли экономического фактора в обществе;
социальный пессимизм.
Становится понятным и обращение многих работников духовной сферы к
цивилизациологии: избавившись от обязательных ранее заявлений о верности
марксизму, они легально применяют метод, которым их учителя пользовались в
идеологической борьбе. Сталинизм привел к либерализму.
В чем же состоит, с позиций автора данного реферата, сущность сталинизма?
5. Сталинизм – мелкобуржуазный коммунизм индустриального времени
Сталинизм – мелкобуржуазный коммунизм индустриального времени, государственная
идеология в СССР 30-80-х годов ХХ века. Его идейными предтечами были
мелкобуржуазный социализм и критически-утопический социализм и коммунизм,
«казарменный коммунизм», распространенные в ХIХ и ХХ веке в Западной Европе и
России, не раз раскритикованные классиками марксизма
[44]. Особенностью сталинизма является его государственный статус,
происхождение в результате опрощения социалистических идей в конце 20-х –
начале 30-х годов, спекуляция на идеях классиков марксизма. В сущности, это
«политическая теология» (К. Маркс), приспособленная для идеологического
оправдания государственного насилия по отношению к обществу, не имевшая ничего
общего с диалектическим методом познания и революционной практикой марксизма.
Объективно получалось, что государственная эксплуатация дезорганизованных
трудящихся, которую мифологизированное сознание сталиниста не воспринимало как
эксплуатацию, должна была привести к построению качественно нового
социалистического общества.
Материальной основой для воспроизводства сталинизма были «раскрестьянивание»
и пролетаризация колоссального количества мелких буржуа – крестьян,
ремесленников, в период быстрого развития капитализма, а затем и советской
индустриализации, рост эксплуатации. Труженики-собственники, они ничего не
могли противопоставить наступлению капитала, олицетворяемому то приказчиком
«Продамета», то перекупщиком-частником, то чиновником советского государства.
Неустойчивое экономическое положение, маргинализация, отсутствие кругозора и
научного подхода к социальным явлениям, своих политических организаций
определяют черты их психологического облика, в частности, чрезвычайно быстрый
переход от ультрареволюционности к апатии, веру в авторитеты. Процесс
пролетаризации растянулся в России на век, со второй половины ХIХ до 60-х
годов ХХ века.
Длительному воспроизводству сталинизма способствовал необычный для того
времени социально-экономический уклад, окончательно сформировавшийся после
индустриализации и коллективизации. Огосударствленная экономика стала
капиталом, который эксплуатировал трудящихся, способствовал изъятию
прибавочной стоимости, но воспринимался как социалистическое явление, служа
экономической основой для диктатуры советской номенклатуры и И.В. Сталина.
Со своими предтечами сталинизм роднит критика капитализма, в которой верно
подмечены его противоречия и беды, но предлагаются фантастические средства для
трансформации. Теоретики мелкобуржуазного социализма и коммунизма
преувеличивали роль политических учреждений в жизни общества, стремились
уничтожить эксплуатацию путем реформ в сфере обращения и распределения,
предлагали уравнивание состояний. Экономический и политический «романтизм»
нецивилизованных людей приводил к волюнтаризму. Российские народники, по мнению
Ленина, «выбрасывали за борт всякий исторический реализм, сопоставляя всегда
действительность капитализма с вымыслом докапиталистических порядков»
[45]. Интересно, что подобную манеру рассуждений он сравнивал с «узко
интеллигентным самомнением или, пожалуй, бюрократическим мышлением»
[46]. Для данного стиля мышления было характерно социальное прожектерство;
недоверие к самостоятельным тенденциям отдельных общественных классов, творящих
историю сообразно их интересам, отношение к ним как к материалу истории;
игнорирование вопроса об условиях, которые могут развивать сознательную
деятельность творцов истории – народных масс, количество которых будет
возрастать по мере ускорения исторического процесса; стремление задержать или
игнорировать противоречия реальной действительности в угоду своим утопиям
вместо сознательного разрешения их. Догматизм идеологов вступал в противоречие
с действительностью, что приводило к отрицательному отношению к гуманистическим
ценностям предшествующих периодов, к теоретическому эклектизму. Идеологами
мелкобуржуазного социализма и коммунизма становились люди образованные,
интеллектуалы. Выразителями интересов мелких буржуа они становились потому, что
«их мысль не в состоянии преступить тех границ, которых не преступает жизнь
мелких буржуа, и потому теоретически они приходят к тем же самым задачам и
решениям, к которым мелкого буржуа приводит практически его материальный
интерес и его общественное положение» [47]
.
Закономерность, свойственная многим странам: влияние рабочего класса приводит к
трансформации психологии и массового сознания мелкой буржуазии. Ее
представители «приобретают черты, резко контрастирующие с
социально-психологическим обликом буржуазии». Усиливается враждебность власти
крупного капитала, его интересам[48].
Облик российских и зарубежных революционно настроенных мелких буржуа запечатлен
в поэзии и политических трудах[49]. В
период гражданской войны в Советской России сформировался массовый тип
руководителя из числа рабочих и крестьян, которые обладали «только психологией
прямого действия»: уверенностью в безграничных возможностях «революционных мер»
при решении любых проблем[50].
Маркс наблюдал подобных людей еще в середине 19 века в революционной Европе. Их
«грубый и неосмысленный» коммунизм, считал классик, «есть только форма
проявления гнусности частной собственности, желающей утвердить себя в качестве
положительной общности». Неразвитость идеологов этого типа коммунизма
выражается в непонимании «человеческой природы потребности», отрицании личности
человека, возвеличивании физического труда в противовес миру «культуры и
цивилизации», следовании идеалу всеобщего опрощения. Уверовав в «уничтожение
человеческого самоотчуждения» на основе «общности труда и равенства заработной
платы, выплачиваемой .общиной как всеобщим капиталистом», грубые коммунисты
объективно оставались в рамках частнособственнических отношений
[51].
После Октябрьского политического переворота, совершенного социалистическими
силами в рамках буржуазно-демократической революции, значительная часть мелкой
буржуазии пошла за рабочим классом и большевистской партией. Вектор иллюзий
мелких буржуа изменил направление: действительность капитализма широкие массы
трудящихся стали сопоставлять с вымыслом о лучшем будущем – с коммунизмом. В
коммунистических грезах сконцентрировались не реализованные потребности
десятков миллионов слабо социализированных людей в нищей стране. Свою роль
сыграли Декрет о земле 1917 года; патриотическая борьба против иностранной
интервенции и белогвардейцев; при всех перегибах политики «военного
коммунизма», продразверстки, она оказалась в тех конкретно-исторических
условиях более рациональной и эффективной, чем экономическая линия
белогвардейских правительств[52];
переход к НЭПу. Трудящиеся разочаровались в либерализме, с которым они
связывали беспощадную эксплуатацию, свои страдания в годы мировой войны и
лицемерную буржуазную политику Временного правительства.
Стоит выделить главную причину поражения белого движения. Ленин назвал А.И.
Деникина «слепым щенком» за непонимание сущности классовой борьбы
[53]. Его политическая беспомощность была следствием вполне определенного
классового воспитания и поведения, основанного на нежелании считаться с
потребностями десятков миллионов людей страны, попрании их интересов, неумении
действовать максимально гибко в чрезвычайных ситуациях. Действительно, в то
время, когда крестьяне России уже пользовались предоставленной им большевиками
и левыми эсерами землей, деникинское правительство все еще решало вопрос о
возможности отчуждения у помещиков части земли, а вернувшиеся в свои имения
помещики реставрировали старые порядки[54]
.
НЭП был социалистической, в интересах большинства населения, политикой
большевистской партии в условиях разрушенной страны, населенной людьми с
мелкобуржуазной психологией. Характер политики определяли несколько тысяч
революционеров со стажем и поредевший в боях гражданской войны слой
социалистически развитых рабочих. Ленин чувствовал слабость субъективного
фактора революции после войны, но рассчитывал, что в исторически короткие сроки
в результате политики «культурничества» большевики подготовят предпосылки для
перехода к новому строю[55]. Это была
историческая альтернатива России. Однако отсталость страны, мелкобуржуазность
ее населения, управленческое бескультурье, давление крупных капиталистических
государств создавали предпосылки для изменения характера политики, повод для
культа личности, а в отдаленной перспективе и для буржуазного политического
переворота. Общественная психология первой трети ХХ века в России опредметилась
в виде Мавзолея В.И. Ленина.
С точки зрения современников Ленин был системообразующим элементом советской
политической системы. «Гениальный Ленин был историческим авторитетом – это одна
сторона дела, - писал большой политический недоброжелатель Владимира Ильича
Н.Н. Суханов. - Другая – та, что, кроме Ленина, в партии не было никого и
ничего. Несколько крупных «генералов» без Ленина – НИЧТО (Выделено Сухановым –
А.Ф.), как несколько необъятных планет без солнца.Что же касается офицерской
партийной массы, то, как мне уже пришлось упомянуть, эта масса далеко не
отличается высоким социалистически-культурным уровнем.В соответствии с этим для
большевистской массы непреодолимую притягательную силу имеет всякого рода
радикализм и внешняя левизна, а естественной линией работы является демагогия»
[56]. С разных позиций об исключительной роли Ленина пишут и западные
историки, и его соратники[57].
Изложенные Н.Валентиновым факты говорят о понимании Лениным своей роли в
истории страны[58].
После смерти Ленина и закономерного раскола в ВКП (б) субъективный фактор
Октябрьской революции изменил свое содержание. Приобрел
мелкобуржуазно-коммунистический характер, стал отличаться «детской болезнью
левизны» в политике. С января 1928 по ноябрь 1929 года произошел перелом. В
сетованиях крестьян периода раскулачивания: «Лучше Ленин, чем ленинизм. Лучшие
коммунисты убиты и умерли. Остались сволочи»
[59], была определенная доля истины. С поправкой, что под «ленинизмом» в
1929 году смоленский крестьянин имел в виду политику группы Сталина в деревне,
а под «сволочами» навербованных из маргинализированных слоев населения
чиновников.
«Вот эти-то раскрестьяненные крестьяне, оторванные от прошлого, лишенные
настоящего, оказавшиеся в зоне своеобразного «внекультурья», только и могли
воодушевиться проектом «чистого, тотального социализма, идеей великого разрыва
и порыва», - отмечает И.М. Клямкин. Но сталинский вариант общественного
развития возможен при наличии еще ряда предпосылок. «Сталинский казарменный
социализм, - продолжает автор, - становится возможным только в том случае, если
раскрестьянивание происходит в условиях крупного машинного производства,
нуждающегося в развитии и расширении, способного поглощать деклассируемую
рабочую силу и вместе с тем стать опорой для деятельности политических
организаций, аналогичных сталинской партии, которые в свою очередь нуждаются
именно в раскрестьяненных, т.е. выброшенных из своего жизненного уклада
новобранцах»[60].
В конце 20-х годов эпоха Октябрьской революции и ленинизма закончилась. Однако
она оказала столь мощное воздействие на идеологию государства, мировоззрение и
поведение миллионов людей в стране и за границей, что сталинская группа и не
думала формально отрекаться от марксизма и идей революции. В их действиях
проявилась определенная самостоятельность «надстройки» общества. Трансформация
ее идеологической составляющей в духе правящей номенклатуры, которая
адаптировала надстройку для удовлетворения потребностей возникающего в СССР
индустриального общества и политического режима, завершится в основном с
публикацией «Краткого курса ВКП (б)» в 1938 году. Репрессии 30-х годов в СССР
способствовали приглушению революционного сознания народа, уничтожению
латентной оппозиции. После некоторых колебаний руководство страны выбрало
вариант безальтернативных выборов[61]:
уничтожило даже намек на демократию, заменив ее пропагандистским мифом. Но
остановка социалистического развития страны в тех конкретно-исторических
условиях до ХХ съезда КПСС не была еще замечена миллионами людей за границей.
СССР продолжал служить для многих идеалом и надеждой, раздражал своей
«социалистичностью» правящие группы западных стран и их буржуазные слои
[62]. Европейские социал-демократы, правда, не считали СССР оплотом
социализма, но их мнение не было определяющим.
Сталинисты абсолютизировали консервативную часть марксизма в противовес
диалектическому методу. В результате диктатура еще незрелой номенклатуры под
руководством И.В. Сталина задушила научный социализм.
Значительная часть чиновников рекрутировалась из рабочих и крестьян, граждане
воспринимали их как «своих». Однако привилегии и функции служащих,
вынужденных проводить политику эксплуатации населения и подавления
недовольных, быстро отчуждали их от народа. Диктатор терроризировал
чиновников, предупреждая возможность оформления их как класса, вынуждал
работать на пределе сил, выполнять любые указания центра, пребывать в страхе
по поводу возможного лишения достигнутого материального уровня и статуса.
Презрительное отношение диктатора к бюрократии подпитывалось его
грубокоммунистическими взглядами.
Номенклатура была инструментом, с помощью которого диктатор не допускал роста
классового самосознания рабочих, крестьян, выражавших их интересы
интеллигентов, их объединения в независимые от государства организации. Даже
незначительное повышение уровня жизни, приобщение к городской культуре
вызывало у нищих людей с мифологизированным сознанием веру в будущее,
преданность правительству. Трудящиеся были отчуждены от выработки политики и
заплатили огромную цену за реформы, но в тех условиях значительная их часть
была опорой режима.
На службу режиму была поставлена система доносительства. Страдающие от
произвола граждане обращались в ЦК партии с доносами, изображали начальников
как врагов власти. Наказание руководителей делало свое дело. Образ врага в
сочетании с авторитаризмом и иллюзорной верой в возможность восстановления
справедливости способствовали нейтрализации социального протеста в формах,
выгодных номенклатуре, а ЦК ВКП (б) решал дело гражданина и начальника в
зависимости от конъюнктуры.
Правительство использовало элементы грубокоммунистической идеологии для
поддержания курса на форсированное развитие экономики страны – «догнать и
перегнать» – во враждебном международном окружении. Идеалы равенства,
справедливости, коллективизма, понятие «скромность» в интерпретации
номенклатуры способствовали «затягиванию поясов», формированию упрощенных
потребностей в быту, преданности правящей элите, в итоге – сосредоточению
значительных бюджетных средств для решения макроэкономических, прежде всего
оборонных, задач. В результате формировалось поколение людей, которые «не
только не возвысились над уровнем частной собственности, но даже и не доросли
еще до нее»[63].
После провозглашения окончания «реконструкции» советские руководители перестали