Подчеркнем, что одной из аксиом и психодиагностики, и социологии личности является тезис о сводимости типов личности к общим законам антропологии; некрофилия показывает, как представляется автору, одну из редких форм таких процессов, - но отнюдь не их отрицание.
- общая боязнь рефлексии. Формально ее желательность декларируется; но при первых же описаниях парадоксов их поведения некрофилы испытывают тревогу, символы которой легко обнаруживаются.
Позже данные рефлексии легко блокируются или фальсифицируются. Вместе с тем некрофилы слабо интересуются чисто социальными проблемами, - видимо, чувствуя, что их комплекс есть ответ на «мертвенность», отчужденность социального мира. Потому часты единственно возможные интеллектуальные ходы мистически неопределенных, нарушающих известный принцип «бритвы Оккама», объяснений своего поведения и ценностей. Чаще встречались апелляции к философии К. Костанеды, Конфуция, Будды в отличие от идей православия с каноническими для него принципами милосердия, исихазма, «фаворского света». Тест на оценки норм Нагорной проповеди дал резко отрицательный результат, хотя при пилотажной встрече оценка православия и христианства вообще достаточно положительная, что доказывает, видимо, тезис о некрофилии как особой форме «мстящего миру» эгоизма;
- почти одинаков рейтинг телефонных разговоров и прямого общения, отрицательные оценки телефонного, опосредованного общения отсутствуют вовсе; большинство некрофилов - руководителей ярко проявили склонность к «кабинетному» стилю работы; не отмечено четко выраженных сексопатологий, некоторый всплеск негатива приходится на ситуацию «чужих правил игры»; резко негативно оценивается качество обязательности и так далее.
Перечень такого рода дескрипторов и качеств феномена «омертвления» мира некрофилами можно, разумеется, продолжить, хотя анализ проблем первичных связей и корреляций таких данных заслуживает отдельного исследования. В данном случае он был нужен как комментарий для выдвижения гипотезы относительно природы феномена «омертвления» - гипотезы, нуждающейся в проверке и наверняка имеющей альтернативы.
Представляется достаточно корректным определить феномен «омертвления» как важную характеристику аксиальной некрофилии, как возможный при сочетании определенных условий, о которых речь пойдет ниже, психический механизм установки и воли в целом, который:
блокирует или фальсифицирует информацию, ассоциативно связанную с мотивом траты сил без явной эгоистической награды или удовольствия;
шифрует эту информацию образами тревоги и опасности, стремясь интеллектуально и эмоционально дискредитировать носителей таких образов, путем прессинга не дать показать альтернативу, либо привязывая к себе, либо уничтожая;
создает предпосылки для интеллектуального оправдания такого положения вещей.
Подчеркнем, впрочем, что «омертвление» представляет собой систему психических операций, и в данном случае описываются лишь общие их ориентиры.
Однако сводить аксиальную некрофилию просто к системе операций «омертвления» было бы вряд ли верно. Ее динамика определяется множеством факторов социальной средой, ситуацией, личностными и врожденными комплексами. Все они пересекаются в точке «старта» некрофилии, хотя такое пересечение достаточно редко. Э. Фромм называет цифру в 10-15 процентов некрофилов в сумме взрослого населения; по наблюдениям автора, она, вероятно, ниже, на уровне 3-5 процентов, но имеет явную тенденцию к росту. Эта цифра в 1990 г. была меньше, чем в 1995 примерно в 1,5 раза. Впрочем, такие цифры, как отмечалось, весьма условны. Согласно описываемой гипотезе, некрофилия не может предшествовать сценарию фрейдистского Эдипова комплекса, то есть в среднем возрасту 3-5 лет, уже потому, что представляет собой специфический ответ психики на серию относительно самостоятельного столкновения с миром и ценностного, «аксиального», осмысления таких столкновений.
К серии таких столкновений ребенок или подросток подходит с багажом первых и практически универсальных комплексов, что не раз отмечалось в научной литературе. Это, например, упоминавшиеся оральный и анальный комплексы, фиксирующие ориентацию на себя, на собственный эгоизм при выработке первого отношения к окружающим и получения первого наслаждения; Эдипов комплекс, провоцирующий и шифрующий в структуре складывающейся личности двойственность желание сберечь силы, не понимая, но подражая образцам, одновременно разрушая их как чужие, соперничающие с интимным чувствованием «себя в матери», и другие.
Некрофилия, видимо, возникает лишь при одновременном и достаточно длительном воздействии ряда факторов: высоком уровне детского эгоизма, привычки к детским негациям, внешней или сущностной суровости отношений в семье, неудачных опытах первой самореализации, причем оборванных чем-то бездушным, анонимным, самими правилами общения в микрогруппе; ранним опытом сознательного строительства имиджа; повторяющимися ошибками родителей, отталкивающих, блокирующих попытки ребенка раскрыться; неудавшейся первой симпатии к «биофилу»; осознанием своих способностей, которые не востребуются формально близкими людьми.
Позже развитие предпосылок некрофилии оформляется в аутизм. Признаки и характеристики аутизма разрабатываются достаточно давно: большая привязанность к игрушкам, а не людям - «биофилам», так называемый протодиакризис, нежелание отделять живое от неживого; «инфантаутизм».
Впрочем, существуют разные точки зрения на природу аутизма, в том числе и сводящие его к вялотекущей шизофрении, что справедливо критиковалось Фроммом.
Мы будем понимать аутизм как относительно длительное и более вероятное в детстве состояние генерирования и воспроизводства «Ясистемы» человека при возникшей из ранних детских комплексов боязни осознать неизбежность и желательность своих коммуникаций с миром.
При некрофилии происходит плавная трансформация аутизма. «Аутист» поставлен в сложные условия: с одной стороны, он боится и имеет негативный опыт вхождения в социальный мир, воспринимаемый как агрессивное «не-Я»; с другой же стороны боится и анализировать свои бессознательные влечения, поскольку тонкий и сложный аппарат такого анализа немыслим без понимания того, что К. Юнг называл «коллективным бессознательным». Наиболее логичные решения для «аутиста» - копирование либо «книжных образцов поведения», либо поведения реальных лидеров. И в том, и в другом случае наиболее вероятный результат мещанская ориентация личности.
Некрофил же не удовлетворяется простейшими рецептами «аутиста». Постоянно испытывая чувства тревоги и одиночества и при рефлексии, и при выполнении социальных ролей, он испытывает обиду и дефицит «строительного материала» собственной личности. Выводы его необычны: необходимо ограничить мир, обеднить его, создать череду повторяющихся сценариев своей жизни, причем так, чтобы они «позволяли», провоцировали ощущение своей правоты, богатства жизненных проявлений; чтобы смертью, «омертвлением» выглядело все, что не является мною, и если такое «не-Я» мощно и явно вторгается в мой внутренний мир, надо сделать так, чтобы оно потеряло отличную от меня жизнь, «убить».
В таком смысле, некрофилы постоянно ходят по кругу одних и тех же сценариев и однотипного, субъективно признанного неопасным общения, как ослепленная шахтерская лошадка.
Еще раз подчеркнем, что такое положение вещей не фатально, некрофилия, видимо, преодолима, но это подразумевает огромный объем интеллектуальной и нравственной работы при стимулирующих социально-политических условиях. Последнее сейчас плохо представимо, поскольку, как ни парадоксально, некрофил выгоден государственности, поскольку не способен к активному сопротивлению политическому манипулированию массами и плохо поддается призывам к профсоюзному объединению в оппозиции. Кроме того, он, как правило, отлично обслуживает машины и выполняет машинообразные роли в микрогруппах и субкультурах.
Зависимость «аутизм-реализация предрасположенностей при провоцирующих социально-политических условиях первый акты некрофилии» оформляется, судя по рассказам респондентов в нестандартизированном интервью, достаточно быстро, поскольку важную сторону такой зависимости отражает простейшее определение некрофила как «аутиста», ощущающего мощное давление своих способностей при оформленном недоверии к социуму.
Следующая же фаза движения некрофилии - формирование устойчивых предрасположенностей и убеждений. Описание их достаточно громоздко; отметим лишь наиболее яркие их характеристики, выявленные в упоминавшихся исследованиях:
- большинство респондентов резко отрицательно относятся к рациональной науке, в духе известной статьи В.Н. Тростникова;
- у большинства респондентов проявляется яркая склонность к мистическим объяснениям мира и себя, при скрытом, но мощном отрицании идей раннехристианской нравственности;
- такое большинство склонно к странной интеллектуальной позиции «непотопляемого авианосца»:при отсутствии аргументов в пользу своей предрасположенности, он может соглашаться, или молчать, или даже делать компромиссные высказывания, - но поступать такие люди будут только по-прежнему. Некрофилы очень непластичны интеллектуально, хотя им нельзя отказать в искренности деклараций по поводу желания понять другого;
- любая интеллектуальная позиция некрофила не мешает ему принимать поведенческие решения, дискредитирующие и «дрессирующие» биофила, причем он чаще всего умеет не размышлять по такому поводу, хотя часто особенной скромностью по поводу своих способностей к рефлексии некрофилы не отличаются. Иными словами, однозначного подтверждения встречающегося представления о тяге некрофилов к идеологиям, позволяющим насилие к «врагам» нет.
Зависимости, отмеченные Э. Фроммом относительно политических взглядов некрофилов, не подтверждаются авторскими наблюдениями, хотя, разумеется, такие наблюдения не могут быть достаточным основанием для фундаментальных выводов.
Напомним, что Э. Фромм считал типичными симпатии некрофилов к антикоммунистической идеологии, теориям, подразумевающим некую «сверхзадачу», то есть навязывающих жизни свою модель, а не объясняющих жизнь «изнутри». По результатам исследований, всего 40 процентов лиц, отождествленных, исходя из стартовой модели, с некрофилами, открыто признали существование политических взглядов, и 18-20% категорически отвергли такое предположение. Наиболее же распространенные, в среднем, взгляды примерно нейтрально-либеральной ориентации. Не исключено, что они есть проявление своеобразной инерции некрофилии, нежелания видеть новые тенденции социума, чтобы не тратить силы на их понимание.
Рамки работы не позволяют автору продолжить более детальное описание природы и фаз становления и развития некрофилии. Отметим лишь некоторые сценарии развертывания качества аксиальной некрофилии в зрелом возрасте, когда, невзирая на привычки некрофилов к блокированию информации, многие их явные отличия от других людей так или иначе осмысляются:
1. «Эволюционный сценарий». Он подразумевает простое следование логике «омертвления» вплоть до патологических его форм;
2. «инволюционно-садистский сценарий». Суть такого сценария можно описать постоянными и неудачными попытками некрофила нарушить первый сценарий. Вероятные неудачи формируют упоминавшуюся ассоциативную связь просьбы о помощи в борьбе с некрофилией с предательством; свидетели таких поступков чаще всего оценивают их как бессмысленный садизм. В финале такого сценария наиболее вероятно разрушение личности, ее стремление к омертвлению не только мира, но и самой себя.
Не исключено, что многие известные политические события связаны не только с логикой удержания и завоевания власти, но и с упоминавшимся механизмом «предательства ради понимания».
3. «Революционный сценарий», когда некрофилкак правило, использующий помощь извне провоцирует развитие в себе альтернативных некрофилии комплексов. Собственно точка перелома, период своеобразного фазового перехода, характеризуется рядом особых парадоксов «двойной мотивации», требующей от субъекта высокой психической выносливости.
Подведем некоторые итоги. Представляется очевидным древность феномена некрофилии, хотя автор и не считает себя особенно компетентным в вопросах антропогенеза и истории цивилизации, тесная связь некрофилии с отчуждением труда представляется доказанной со времен «Экономическо-философских рукописей 1844 г.» К. Маркса.
Все формы отчуждения, и уж тем более отчуждения труда, как атрибутивного свойства нашей цивилизации, с высокой вероятностью находят себе носителей, они «имеют склонность» к опредмечиванию на людях, подготовленных к искреннему и бездеятельностному приятию отчуждения равнодушием близких, опытом первых социальных неудач и разочарований, неумением желать самореализации и действовать в этом направлении решительно и последовательно.
Вряд ли верно встречающееся иногда брезгливое отношение к некрофилам и проблемам изучения некрофилии в целом Комплексы некрофила нисколько не хуже комплексов пассионарности политиков или шизоидных комплексов художников. Некрофилы просто не смогли выработать в себе яростный и последовательный протест против отчуждения; они использовали его для строительства себя; такой материал строительства души ненадежен лишь с точки зрения Нагорной проповеди; с точки же зрения теперешнего общественного сознания вяло осуждаем, но допустим.
Разумеется, речь идет лишь о допатологических стадиях некрофилии. Тонатос, темное, субстанциональное начало психики, проявляющееся в тяге к разрушению живого ради абсолютного, метафизического равенства мертвых душою людей, уничтожает альтернативное начало, эрос, лишь тогда, когда человек субъективно хочет этого, что совершенно ненормально. Для обозначения стадий с описанными выше характеристиками автор и предлагает название аксиальной некрофилии.
Применение такого термина, по представлениям автора, вполне возможно для описания особого, довольно редкого типа личности, характеризующегося ценностным оформлением привычки к упоминавшемуся «омертвлению» общения, жесткой эгоистической замкнутостью, функциональным отношением к другим людям, склонностью к иррациональным объясняющим моделям и замыканию на себя сильных эмоций ради провоцирования ощущения своей значимости «вне жизни», идентификации всего тревожащего с живыми системами.
Иначе говоря, категория «аксиальной некрофилии» описывает мотивацию, процессы и результаты привычки некоторых людей отождествлять желаемые ситуации и выборы с неживыми объектами, и ассоциативно шифровать методы их достижения в механических символах, исключающих интенцию, вчувствование в другого. В детстве предпосылки таких процессов, как кажется автору, есть у большинства людей, но лишь при специфических, редких условиях они оформляются собственно в некрофилию, тем более в ее патологические формы, которые, собственно, и интересовали Э. Фромма.
Подчеркнем, что речь идет лишь об одном разделе современной имиджелогии - психодиагностике типов личности, причем некрофилыодин из наиболее редких таких типов. Распространение этого типа весьма показательно в движении нашего общества. Нет сомнений в преимуществах включения России в диалог мировых культур, о чем сейчас так много говорится в нашей научной и публицистической литературе. Однако, надо честно говорить и о ценах, которые мы платим за это, и распространение «аксиальной некрофилии», упоминание о возможности которой известны в западной цивилизации со времен «тедиум вите» Боэция и стоиков лишь одно из них.
Приведенная модель некрофилия лишь один пример того набора, который подразумевает фундаментальная социодиагностика. В построении имиджа, таким образом, возможности психодиагностики не стоит преувеличивать; она должна лишь создать настрой для дальнейшей беседы, стимулируя, а не заменяя, путем сомнительных формализаций, интуитивной чувствование другого человека.
Рассмотрим потому чуть подробнее следующую фазу пилотажной встречи фазу сбора информации, тем более, что одной из ее целей и выступает попытка использовать опыт общения с людьми именно конкретного типа. Такая фаза строится еще более интуитивно, чем предшествующая. Выделим потому лишь самые общие рекомендации по проведению основной фазы пилотажной встречи:
1. При проведении встречи имеет смысл заранее решить, будете ли вы специально пробовать, уже в ходе основной фазы сбора информации, диагностировать и провоцировать симпатии. Практика показывает что все это требует большой привычки и некоторого профессионализма; во всяком случае, не рекомендуется распылять силы на несколько целей при неуверенности в себе или плохом самочувствии. В принципе, сбор нужной информации возможен и без системы тонких операций диагностирования и провоцирования симпатий.
Не исключено, что важнейшей основой провоцирования симпатий выступает, как отмечает новое направление в психологии онтопсихология, - интуитивное ощущение в другом человеке общих неудач родителей. Такая мысль, возможно, покажется, странной без комментария. Дело в том, что, как отмечает Д. Замилов «с точки зрения онтопсихологии, все системы обучения являются попытками получше втиснуть новых учеников в общество людей, уже потерпевших неудачу». Передача же опыта одновременной вынужденной ориентации на социальный успех и чувства неудачи осуществляется, по отношению к ребенку, уже в детстве, в так называемом «комплексе Лая», антитезе Эдипову комплексу, «источником агрессии всегда является тот, в ком скрытая агрессивность сочетается с внешним смирением. В большинстве случаев это мать образцовая, инфантильная и неудовлетворенная, направляющая агрессию кого-либо из семьи против отца и тем попадающая в зависимость от ребенка. Она манипулирует всей семьей, чтобы скомпенсировать свою фрустрацию, делает пособниками собственных детей».
Во всяком случае, представляется весьма вероятным, что один из механизмов симпатии, тем более, возникающий быстро, при пилотажной встрече, - ощущение общности семейных «условий игры». Технически же меру симпатии обычно определяют:
по реакции на просьбу что-либо передать, причем партнеру это неудобно; симпатизирующий человек делает это с готовностью;
по реакции на неудачный юмор, неловкая ситуация часто «заглаживается», или, по крайней мере, не акцентируется партнером, испытывающим симпатию к хозяину;
по реакции по поводу жалобы на здоровье, описание болезни, дурные предчувствия; интерес к ним обычно косвенно свидетельствует о симпатии;
по наличию ревности к близким симпатичному тебе человеку людям - супруге, друзьям, идеальным героям;
по симпатии к детям, в силу известного феномена переноса симпатий;
по наличию поощряющей мимики и пластики в разговоре;
по наличию, или отсутствию, акцентированных секссимволов при беседе людей разного пола;
по фактам попытки согласования идеалов, что бывает редко при отсутствии выраженной симпатии.
2. В ходе основной фазы пилотажной встречи имеет смысл соблюдать ряд поведенческих запретов, например, никогда не вступать в ожесточенный спор. Диалектика спора, самой психологии столкновения мнений, очень сложна, но, при любой ее трактовке, спор всегда подразумевает деструктивную фазу. Суть последней можно сформулировать так: мое мнение, вызывающее у меня целый мир устойчивых образов и ассоциаций, наталкивается на стимулы, разрывающие такие связи, а потому, чаще всего, некрасивые, вызывающие желание их сблокировать, не заметить, - или уничтожить. В любом случае, в ходе такого спора, партнер, либо не раскрывается, либо провоцирует неверные оценки своего психического мира, что, по понятным причинам, прямо вредно для пилотажной встречи. Кроме того, спор просто занимает много времени. Единственное исключение в таком правиле возможность осторожного спора, с непременным «проигрышем», при беседе с пассионарием, которые, обычно, испытывают симпатию к достойным, но проигравшим противником в споре.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23
