Реферат: Самозванство

Пугачева. И я думаю, что зрителей будет великое множество, а особливо —

барынь, ибо я сегодня слышал, что везде по улицам ищут окошечка, откуда бы

посмотреть".

4 ноября, рано утром, Пугачева ввезли в Москву. Он сидел, ско­ванный по рукам

и ногам, внутри железной клетки на высокой повозке. От Рогожской заставы до

Красной площади все улицы заполнили толпы народа. Дворяне, офицеры,

духовенство, все бога­тые люди ликовали. Простой народ молча смотрел на

„государя", своего заступника, окованного кандалами...

...Председателем следственной комиссии, которая допрашивала Пугачева,

императрица назначила М. Н. Волконского, московского генерал-губернатора, ее

членами — П. С. Потемкина, С. И. Шеш-ковского, обер-секретаря Тайной

экспедиции Сената. По указанию Екатерины II следователи снова и снова

выясняли корни „бунта", „злодейского намерения" Пугачева, принявшего на себя

имя Петра III. Ей по-прежнему казалось, что суть дела — в самозван­стве

Пугачева, обольщавшего простой народ „несбыточными и меч­тательными

выгодами". Опять искали тех, кто толкнул его на восста­ние,— агентов

иностранных государств, оппозиционеров из высших представителей дворянства

или раскольников...

...19 декабря, через две недели, Екатерина II, внимательно сле­дившая за

ходом следствия, направлявшая его, определила указом состав суда — 14

сенаторов, 11 „персон" первых трех классов, 4 члена Синода, 6 президентов

коллегий. Возглавил суд Вяземский. В него вопреки судебной практике вошли и

два главных члена след­ственной комиссии — Волконский и Потемкин.

Приговор был, конечно, давно предрешен. Екатерина II, „Тар-тюф в юбке" (так

ее назвал Пушкин), как и где только могла, старалась показать, что она не

хочет иметь никакого отношения к суду и сентенили (приговору) по делу

Пугачева, что она не является сторонником жестких мер и т. д. Но в то же

время неукоснительно следила за розыском, всеми его деталями. Знакомилась с

отчетами доверенных лиц, посылала им инструкции. В письме Гримму, еще до суда

над „злодеем", она выражалась без обиняков: „Через несколько дней комедия с

маркизом Пугачевым кончится; приговор уже почти готов, но для всего этого

нужно было соблюсти кое-какие формаль­ности. Розыск продолжался три месяца, и

судьи работали с утра до ночи. Когда это письмо дойдет к вам, вы можете быть

уверенным, что уже никогда больше не услышите об этом господине..."

...Приговор, утвержденный императрицей, определил Пугачеву наказание —

четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела раз­нести по четырем частям

города, положить их на колеса, потом сжечь».

Буганов В. И. (5, с. 371-372, 374)

«Он стоял в длинном нагольном овчинном тулупе почти в онеме­нии и сам вне

себя и только что крестился и молился. Вид и образ его показался мне совсем

не соответствующим таким деяниям, какие производил сей изверг. Он походил не

столько на зверообразного какого-нибудь лютого разбойника, как на какого-

нибудь маркитан-тишка или харчевника плюгавого. Бородка небольшая, волосы

всклоченные, и весь вид ничего незначащий и столь мало похожий на покойного

императора Петра Третьего, которого случалось мне так много раз и так близко

видеть, что я, смотря на него, сам себе несколько раз в мыслях говорил:

„Боже мой! До какого ослепления могла дойтить наша глупая и легковерная

чернь, и как можно было сквернавца сего почесть Петром Третьим!"...

...Как скоро окончили чтение, то тотчас сдернули с осужденного на смерть

злодея его тулуп и все с него платье и стали класть на плаху для обрубания, в

силу сентенции, наперед у него рук и ног, а потом головы. Были многие в

народе, которые думали, что не воспоследует ли милостивого указа и ему

прощения, и бездельники того желали, а все добрые тому опасались. Но опасение

сие было напрасное: пре­ступление его было не так мало, чтоб достоин он был

такого помило­вания; к тому ж и императрица не хотела сама и мешаться в это

дело, а предала оное в полное и самовластное решение сената; итак, должен он

был неотменно получить достойную мзду за все его злодей­ства. Со всем тем

произошло при казни его нечто странное и неожи­даемое, и вместо того, чтоб, в

силу сентенции, наперед его четверто­вать и отрубить ему руки и ноги, палач

вдруг отрубил ему прежде всего голову, и Богу уже известно, каким образом это

сделалось: не то палач был к тому от злодеев подкуплен, чтоб он не дал ему

долго мучиться, не то произошло от действительной ошибки и смятения палача,

никогда еще в жпзнь свою смертной казни не производив­шего; но как бы то ни

было, но мы услышали только, что стоявший там подле самого его какой-то

чиновник вдруг на палача с сердцем закричал:

— Ах, сукин сын! Что ты это сделал? — И потом: — Ну, ско­рее — руки и ноги.

В самый тот момент пошла стукотня и на прочих плахах, и вмиг после того

очутилась голова г. Пугачева, взоткнутая на железную спицу на верху столба, а

отрубленные его члены и кровавый труп лежащий на колесе. А в самую ту ж

минуту столкнуты были с лестниц и все висельники, так что мы, оглянувшись,

увидели их висящими и лестницы отнятые прочь. Превеликий гул от аханья и

многого восклицания раздался тогда по всему несчетному множеству народа,

смотревшего на сие редкое и необыкновенное зрелище».

Болотов А. Т. (4, с.189-191)

«Пугачевские воззвания учитывали интересы и требования той социальной среды,

которая доминировала в восстании и на которую ориентировалась ставка Пугачева

в тот или иной период Крестьян­ской войны. В начале выступления, когда

основной социальной опо­рой восстания являлось казачество, указы Пугачева

отражали эконо­мические и политические требования казаков. С появлением

войска Пугачева под Оренбургом восстание охватило значительные районы Южного

Урала и Приуралья, населенные русским горнозаводским и помещичьим

крестьянством и нерусскими народностями. Они искали в восстании

удовлетворения своих экономических, социальных и национальных интересов.

Учитывая это, ставка Пугачева при соста­влении новых указов разнообразила и

расширяла призывы, исходя прежде всего из интересов той группы населения, к

которой адресо­вался соответствующий указ. Таковы были указы, посланные к

баш­кирам, казахам, татарам, отвечавшие их национальным требова­ниям.

Что же касается различных категорий русского крестьянства, то первые

обращенные к ним указы Пугачева, сулившие за верную службу „Петру III" вечную

волю и экономические льготы, дубли­ровали указы, адресованные казакам,

представляли собой аналогию казачьего строя жизни, свойственную воззрениям

руководителей движения на всем протяжении Крестьянской войны и

запечатлен­ную, в частности, в последних манифестах от июля-августа

Лишь постепенно, примерно с декабря 1773 г., по мере вовлечения в восстание

значительных масс крестьянства, появления с стане Пуга­чева людей с

несомненными задатками идеологов движения (И. Н. Грязнов, А. И. Дубровский),

происходит процесс „окрестьянивания" социальной политики повстанческого

центра. Это сказывалось на содержании воззваний Пугачева, в которых

углублялась критика крепостнических порядков в стране, подчеркивался

паразитизм дво­рянства и администрации, угнетавших народ, выдвигались все

более радикальные положения, отвечавшие интересам крестьян. Особенно

отчетливо эти тенденции стали проявляться во второй половине июня — начале

июля 1774 г., когда войско Пугачева вышло в рай­оны Прикамья и Среднего

Заволжья с их многочисленным крестьян­ским населением. Следует, правда,

отметить, что указы Пугачева того времени связывали освобождение крестьян от

крепостной неволи с обязательством их верной службы „Петру III" или даже с

окончательной победой и воцарением „Петра Федоровича" на все­российском

престоле; что же касается дворянства, то оно, будучи лишено (по смыслу этих

указов) феодальных прав и преимуществ, еще не приговаривалось к полному

истреблению.

Идейную эволюцию социальной политики ставки Пугачева вен­чали манифесты,

обнародованные 28 и 31 июля 1774 г. Они про­возглашали отмену крепостной

зависимости крестьян, переводили их в разряд казаков, освобождали от платежа

подушной подати, рекрут­ских наборов и прочих повинностей, безвозмездно

передавали земли с различными ее угодьями в пользование крестьян.

Одновременно манифесты призывали к истреблению дворянства и устранению

ста­рой администрации. Объективно все это означало, что манифесты и указы

Пугачева последнего этапа Крестьянской войны призывали к ликвидации

крепостнических отношений в стране, уничтожению дво­рянства, передаче земли

народу и в целом отражали требования кре­стьянства о земле и воле...

...Другая сторона идейной платформы движения, касающаяся перспектив борьбы за

создание нового общественного и политиче­ского строя, не получила в

манифестах Пугачева ясного и последова­тельного освещения. Руководители

движения имели весьма смутное представление об устройстве страны в случае

победы восстания и воцарения на престоле народного заступника — „Петра III".

Будущая Россия виделась им как государство народного благоден­ствия и

материального изобилия, где царят „тишина" и „спокойная жизнь", свобода и

вольность, где не будет необходимости взимать налоги с населения, ибо казна

будет пополняться за счет своих вну­тренних ресурсов, где граждане будут

освобождены от воинской обя­занности, ибо армия будет полностью

укомплектована за счет „вольножелающих добровольцев". По смыслу некоторых

высказы­ваний Пугачева и содержанию последних его манифестов на месте

феодальной России предполагалось создать казацкое государство (поскольку

большинство населения переводилось в казачье сосло­вие) во главе со

справедливым и милостивым к народу монархом».

Овчинников Р. В. (25, с. 264-265)

«По народным преданиям, Пугачев „один управлял батареей из 12 орудий: он

успевал и заправлять, и наводить, и палить, и в то же время войску приказания

отдавать".

Точность действий его артиллерии приводила в восхищение даже специалистов.

Пугачев применял навесной огонь, и для этого были переделаны лафеты, применял

массированный артиллерийский огонь, маскировал артиллерию в бою. Например,

под Казанью — . пушки были подвезены к городу под прикрытием обоза с сеном и

соломой.

По его приказанию строились укрепления из снега и льда, что было новостью и

для Европы. Пугачев ставил пушки на полозья, передавал письма при помощи

воздушных змеев. Смелость, предпри­имчивость, личная удаль и отвага Пугачева

удивляли даже заклятых врагов крестьянской войны.

Пугачев обладал большим природным умом, кипучей энергией, могучей волей,

позволившими ему стать подлинным народным вождем крупнейшего крестьянского

движения феодально-крепо­стной России.

Даже Фридрих II говорил, что Пугачев „умел привлечь к себе народы, начиная от

живущих на берегах Дуная до обитающих в окрестностях Москвы".

Как одаренный человек Пугачев с умением и тактом пользовался своим глубоким

знанием народной души, настроений, нужд и жела­ний угнетенных масс различных

народностей.

„Женевский журнал" писал о Пугачеве: „Нужно обладать изве­стным талантом,

чтобы прельстить большое количество людей, их объединить, удержать и ими

предводительствовать"».

Петров С. П. (28, с. 40)

2. 2 Лжедмитрий I

Кем был человек, вошедший в русскую историю под именем Лжедмитрия I? Много

копий сломали и еще сломают в научной полемике о его личности. Одна из

загадок прошлого обусловлена противоречиями и недоговоренностями источников

того времени. Это позволяет разным авторам выдвигать и разных претендентов на

роль сокрушителя устоев Московского царства. Наибольшее количество историков

отождествляют с Лжедмитрием I монаха-расстригу Григория Отрепьева (Н. М.

Карамзин, С. М. Соловьев, Р. Г. Скрынников) или, по крайней мере, признают

это тождество вполне вероятным (В. О. Ключевский, В. Б. Кобрин). Н. И.

Косто­маров и С. Ф. Платонов не считали правильным ставить знак равенства

между Лжедмитрием и Отрепьевым, а некоторые авторы (В. С. Иконников, С. Д.

Шереметев) даже утверждали, что под именем Дмитрия Ивановича действовал

настоящий царевич. Свою лепту в попытки разрешить загадку наряду с историками

внесли старые и новые популяризаторы, начиная с К. Валишевского (Смутное

время. Репринт. изд. М., 1989. С. 97—121) и кончая Ф. Шахмагоновым (Парадоксы

Смутного времени//Дорогами тысячелетий: Сб. историч. очерков. Кн. 1. М., 1987

. С. 130—149).

Автор этих очерков в общем солидарен с В. О. Ключевским, который писал, что в

вопросе о Лжедмитрии «важна не личность самозванца, а его личина, роль им

сыгранная». В то же время, как нам представляется, версию тождества

самозванца и Отрепьева никак нельзя сбрасывать со счетов, несмотря на

некоторые ее сла­бые места. Нельзя, во-первых, в силу элементарного уважения

к источникам, довольно единодушно называющим именно Отрепьева в качестве

самозванца, и, во-вторых, еще и оттого, что другие решения проблемы личности

самозванца основаны на еще большем количестве натяжек и допущений. Принимая,

таким образом, до­статочно традиционную версию личности Лжедмитрия, мы строим

очерк жизни самозванца до занятия им царского престола в основ­ном на

реконструкциях Р. Г. Скрынникова в его книге «Само­званцы в России в начале

XVII века» и других работах.

Человек, сыгравший столь неординарную роль в русской исто­рии, родился в

довольно обыкновенном провинциальном городке Галиче, в не менее обыкновенной

и заурядной дворянской семье, где-то на рубеже 70—80-х гг. XVI в. Его нарекли

именем Юрий. Вскоре он лишился отца, стрелецкого сотника Богдана Отрепьева,

зарезанного в Москве, в Немецкой слободе, вероятно, в пьяной драке. Мать

научила Юшку читать Библию и Псалтирь; затем он продолжил образование в

Москве, где жили дед и дядя мальчика, а также свояк семьи дьяк Семейка

Ефимьев. За непродолжительное время Юшка стал «зело грамоте горазд» и овладел

каллиграфиче­ским почерком. Этого достоинства вполне хватило бы для

продви­жения небогатого дворянина на приказной службе. Но не таково оказалось

самолюбие юноши, жаждавшего быстрой карьеры. Сво­бодной службе в приказе или

стрельцах он предпочел положение слуги двоюродного брата царя Федора —

Михаила Никитича Романова. Царские наказы называют Отрепьева боярским

холо­пом, и, возможно, он и вправду дал на себя кабальную запись: уло­жение о

холопах 1597 г. требовало всем господам принудительно составить кабальные

грамоты на своих добровольных слуг. Почему дворянин пошел в услужение, да еще

в холопство, мы поймем, если вспомним, что Романовы были реальными

претендентами на пре­стол.

После ареста Романовых Годуновым Юшка, верно, сумевший встать достаточно

близко к боярам, опасался за свою свободу и жизнь, а потому счел за благо в

20 лет покинуть свет и забыть свое мирское имя. Он стал чернецом Григорием.

Поначалу новоявлен­ный инок скрывался в провинции в суздальском Спасо-

Евфимие-вом и галичском Иоанно-Предтеченском монастырях, а когда буря

улеглась, вернулся в столицу. Здесь он поступил в придворный Чудов монастырь

по протекции протопопа кремлевского Успен­ского собора Евфимия, оказанной,

очевидно, по просьбе деда Отрепьева Елизария Замятии. Келейником деда

Григорий и жил первое время, пока его не забрал в свою келью архимандрит

оби­тели Пафнутий. Вскоре его рукоположили в дьяконы. Молодому иноку поручили

сложить похвалу московским чудотворцам Петру, Алексию и Ионе. Видимо, он

справился с поручением хорошо, так как сам патриарх Иов заметил юношу и взял

на свой двор «для книжного письма». Вместе с другими дьяконами и писцами

пат­риарха Отрепьев сопровождал архипастыря в царскую Думу. Это давало

возможность молодому честолюбцу соприкоснуться с при­дворной жизнью и

возмечтать о большем, чем иноческая келья. Головокружительная карьера,

которую он сделал всего за год, став из рядового чернеца патриаршим дьяконом,

не устраивала Отрепьева. Он в мечтах примерял на себя шапку Мономаха. Кто

подсказал ему назваться царевичем Димитрием, неизвестно. С. Ф. Платонов

считал самозванца орудием интриги бояр Романо­вых против ненавистного им

Годунова. Р. Г. Скрынников полагает это маловероятным, поскольку Романовы

сами претендовали на престол, а значит, вряд ли стали бы им рисковать. По

мнению историка, самозванческая интрига родилась не на подворье Рома­новых,

где служил Юшка, а в стенах Чудова монастыря. Возмож­ным советчиком и

вдохновителем самозванца он называет монаха Варлаама Яцкого, за которым,

вероятно, действительно стояла какая-то боярская партия. Недаром опытный в

политических делах Борис Годунов, узнав о появлении самозванца, упрекнул

бояр, что это их рук дело.

В начале 1602 г. Отрепьев начал смертельно опасную игру, сделав в ней ставкой

собственную голову. Вместе с двумя иноками — уже знакомым нам Варлаамом и

Мисаилом — он бежал в Литву и «открылся» игумену Киево-Печерской лавры, что

он царский сын. Игумен, дороживший отношениями с Москвой, пока­зал

авантюристу и его спутникам на дверь. История повторилась весной 1602 г.,

когда бродячие монахи отправились к князю Васи­лию Острожскому. Тогда

Григорий переместился в Гощу. Здесь он оставил своих сообщников, скинул с

себя иноческое платье и «учи­нился» мирянином. Гоща была центром секты ариан,

и самозванец примкнул к сектантам. Он стал учиться в арианской школе, где

овладел, впрочем не слишком успешно, латинским и польским язы­ками. Видимо,

ариане рассчитывали с помощью самозванца наса­дить свою веру в России, но сам

Отрепьев хорошо понимал, что в качестве еретика-арианина он не имеет шансов

сделаться царем православной Руси. Поэтому весной 1603 г. расстрига пропал из

Гощи, чтобы объявиться вскоре в Брачине у православного магната Адама

Вишневецкого. Вишневецкие враждовали с москов­ским царем из-за спорных

земель, и князь Адам мог использовать самозванца для давления на русское

правительство. Впервые Отре­пьев добился желаемого успеха. Магнат велел

оказывать «царе­вичу» полагавшиеся ему почести, дал штат слуг и карету для

выездов.

Единственным способом занять московский престол для само­званца был военный

поход. Он вступил в переговоры с казаками Запорожской Сечи, вербуя их в свои

сторонники, но получил отказ. Донцы, испытывавшие сильное давление Годунова,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5



Реклама
В соцсетях
бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты