декабря Сталин провозгласил переход от политики ограничения эксплуататорских
тенденций кулаков к ликвидации кулачества как класса. Комиссия Молотова
разделила кулаков на три категории: в первую (63 тыс. хозяйств) вошли
кулаки, которые занимались «контрреволюционной деятельностью», во вторую (150
тыс. хозяйств) – кулаки, которые не оказывали активного сопротивления
советской власти, но являлись в то же время «в высшей степени эксплуататорами
и тем самым содействовали контрреволюции». Кулаки этих двух категорий
подлежали аресту и выселению в отдаленные районы страны (Сибирь, Казахстан),
а их имущество подлежало конфискации. Кулаки третьей категории, признанные
«лояльными по отношению к советской власти», осуждались на переселение в
пределах областей из мест, где должна была проводиться коллективизация, на
необработанные земли.
Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым
непреклонность властей и бесполезность всякого сопротивления. Проводилась она
специальными комиссиями под надзором «троек», состоявших из первого секретаря
партийного комитета, председателя исполнительного комитета и руководителя
местного отдела ГПУ. Составлением списков кулаков первой категории занимался
исключительно местный отдел ГПУ, списки же кулаков второй и третьей категории
составлялись на местах с учетом «рекомендаций» деревенских активистов и
организаций деревенской бедноты, что открывало широкую дорогу к
злоупотреблению и сведению старых счетов.
Прежние критерии, над разработкой которых трудились в предыдущие годы
партийные идеологи и экономисты, уже не годились. В течение предыдущего года
произошло значительное обеднение кулаков из-за постоянно растущих налогов.
Отсутствие внешних проявлений богатства побуждало комиссии обращаться к
хранящимся в сельсоветах налоговым спискам, как правило устаревшим и
неточным, к информации ОГПУ и к верному испытанному средству – доносам.
В итоге раскулачиванию подверглись десятки тысяч середняков. В некоторых
районах от 80 до 90% крестьян были осуждены как «подкулачники». Их основная
вина состояла в том, что они уклонялись от коллективизации. Наиболее
активным сопротивление было на Украине, Северном Кавказе и на Дону (туда даже
были введены войска).
Одновременно с «ликвидацией кулачества как класса» невиданными темпами
разворачивалась и сама коллективизация. Каждую декаду в газетах публиковались
данные о коллективизированных хозяйствах в процентах:
· 7,3% на 1 октября 1929 г.
· 13,2% на 1 декабря 1929 г.
· 20,1% на 1 января 1930 г.
· 34,7% на 1 февраля 1930 г.
· 50% на 20 февраля 1930 г.
· 58,6% на 1 марта 1930 г.
Эти проценты, раздуваемые местными властями из желания продемонстрировать
вышестоящим инстанциям выполнение плана, как правило, ничего не означали на
деле. Большинство колхозов существовали только на бумаге. Результатом всех
этих процентных побед стала длительная дезорганизация сельского хозяйства.
Угроза коллективизации побуждала крестьян забивать скот (только поголовье
крупного рогатого скота уменьшилось на четверть в период между 1928 и 1930
годами). Нехватка семян для весеннего сева, вызванная конфискацией зерна,
предвещала не менее катастрофические последствия.
6. «Головокружение от успехов»
2 марта 1930 г. в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение от
успехов». В ней «вождь» осудил многочисленные случаи нарушения принципа
добровольности при организации колхозов, «чиновничье декретирование
колхозного движения». Он критиковал «излишнюю ретивость» (курсив автора) в
деле раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. В статье,
однако, совершенно отсутствовал даже намек на самокритику, а вся
ответственность сваливалась на местное руководство. Разумеется, ни в коей
мере не вставал вопрос о пересмотре самого принципа коллективизации.
Эффект от статьи, вслед за которой 14 марта появилось постановление ЦК «О
борьбе против искривления партийной линии в колхозном движении», сказался
немедленно. Пока местные партийные кадры пребывали в полном смятении, начался
массовый выход крестьян из колхозов. К 1 июля коллективизированными
оставались не более чем 5,5 млн. крестьянских хозяйств – 21% от общего их
числа, то есть почти в три раза меньше, чем на 1 марта.
Возобновленная с новой силой к осени 1930 г. кампания хлебозаготовок
способствовала росту напряженности, временно спавшей весной. Исключительно
благоприятные погодные условия 1930 г. позволили собрать великолепный урожай
в 83,5 млн. тонн зерна, или на 20% больше, чем в прошлом году.
Хлебозаготовки, осуществляемые проверенными методами, принесли государству 22
млн. тонн зерна, что в два раза превышало полученное в последние годы нэпа.
Эти результаты, достигнутые ценой огромных поборов с колхозов (достигавшие до
50 – 70% от урожая), только побудили власти к продолжению политики
коллективизации. Реакция крестьян на этот грабеж среди бела дня была
ожесточенной: во время хлебозаготовок 1930 – 1931 годов отделы ГПУ
зарегистрировали десятки тысяч случаев поджога колхозных построек. Несмотря
на это, к июлю 1931 г. процент коллективизированных хозяйств вернулся к
уровню марта 1930 г.
Но уже к концу лета 1931 г. хлебозаготовки начали давать сбои. Власти решили
направить в деревню 50 тысяч новых уполномоченных в качестве подкрепления
местному аппарату. Тысячи колхозов остались полностью без кормов и почти без
семян. Несмотря на очень посредственный урожай (69 млн. тонн), во время
хлебозаготовок было изъято рекордное количество зерна (22,8 млн. тонн). На
Украине появились первые признаки «критической продовольственной ситуации».
Этот эвфемизм, употребленный украинским ЦК, на самом деле означал голод.
Назревал и становился неизбежным конфликт между идущими на всяческие уловки
во имя сохранения хотя бы части урожая крестьянами, и властями, обязанными
любой ценой выполнить план по хлебозаготовкам. 7 августа 1932 г. был издан
закон, позволявший приговаривать к высылке сроком до 10 лет «за ущерб,
наносимый колхозу».
В соответствии с этим законом и статьей 58 Уголовного кодекса (позволявшей
осудить всякого, кто совершил какое-нибудь действие, подрывающее советскую
власть) десятки тысяч колхозников были арестованы за (!) самовольное срезание
небольшого количества ржи или пшеницы. Репрессиям подвергались не только
рядовые колхозники, но и председатели колхозов. Чистка коснулась и партийцев
– примерно треть из них пострадала. Продотряды, осуществлявшие заготовки,
совершали настоящие карательные экспедиции, чаще всего в зерновых районах. В
своих действиях они не останавливались даже перед изъятием всего колхозного
зерна, в том числе, выделенного на семена и в качестве оплаты за работу.
Результатом этих действий был страшный голод, от которого погибло, главным
образом на Украине, от 4 до 5 млн. человек. В отличие от 1921 г., когда
голод был признан официально и власти обратились за международной помощью, на
этот раз существование «критической продовольственной ситуации» полностью
отрицалось. Сведения о массовом голоде скрывались даже внутри страны. В
наиболее пострадавших районах воинские подразделения следили за тем, чтобы
крестьяне не покидали свои деревни, что и предотвратило массовые уходы из
деревень, как в 1921 – 1922 гг.
После этой катастрофы правительство, наконец, признало необходимость
пересмотра метода проведения продовольственных заготовок. Для начала были
предприняты меры по централизации и объединению разрозненных органов
управления в единый Комитет по заготовкам, подчинявшийся непосредственно СНК.
Были произведены также преобразования в структуре самих органов управления.
Создавались политотделы, состоявшие исключительно из проверенных людей,
имеющих все основания «гордиться» своим богатейшим опытом работы, чаще всего
в органах безопасности или в армии. Эти политотделы руководили основными
органами контроля за сельскохозяйственным производством, а также
«присматривали» за местными партийными инстанциями, считавшимися чересчур
либеральными по отношению к крестьянам. Согласно Постановлению от 19 января
1933 г. заготовки становились составной частью обязательного налога,
взимаемого государством и не подлежащего пересмотру местными властями.
И, наконец, чтобы закрыть всякую лазейку, через которую продукция могла бы
уйти из-под контроля государства, в марте 1933 г. было издано постановление,
по которому, пока район не выполнит план по хлебозаготовкам, 90%
намолоченного зерна отдавалось государству, а оставшиеся 10% распределялись
среди колхозников в качестве аванса за работу.
На 2 съезде колхозников, проходившем в феврале 1935 года, Сталин с гордостью
заявил, что 98% всех обрабатываемых земель в стране уже являются
социалистической собственностью. За 5 лет государству удалось провести
«блестящую» операцию по вымогательству сельхозпродукции, путем покупки ее по
смехотворно низким ценам едва покрывавшим 20% ее себестоимости. Как обычно,
эта операция сопровождалась небывало широким применением принудительных мер,
содействовавших усилению полицейско-бюрократического характера режима. В
мерах, применяемым к крестьянам, невооруженным глазом просматривается
прообраз тех методов репрессий, которые позже будут применены к другим
общественным группам. Насилие по отношению к крестьянам позволяло оттачивать
характер будущих репрессий.
В ответ на принуждения крестьяне работали все хуже, поскольку земля, по
существу, им не принадлежала. Колхозники, перестав быть хозяевами,
превращались в граждан второго сорта. А колхозы, лишенные всех прав,
самостоятельности и инициативы, были обречены на застой.
16 партийная конференция, а затем 5 съезд Советов СССР (1929 г.) утвердили
(после неоднократных пересмотров в сторону повышения) «оптимальный вариант»
первого пятилетнего плана. Этот план, справедливо критикуемый «правыми»,
которые считали его выполнение не реальным, предусматривал рост промышленной
продукции на 136%, производительности труда на 110%, снижение себестоимости
промышленной продукции на 35%.
Газеты в январе-феврале создавали миф о безденежной социалистической
экономики, в который непосредственный обмен между производителями заменят
талоны. Наступало время колхозов-гигантов и трудовых коммун на промышленных
предприятиях, доходы которых должны были распределяться поровну между
работниками.
16 съезд партии (июнь-июль 1930 г.) одобрил действие сторонников ускорения
темпов социалистического строительства. Отсюда и берет свое начало известный
лозунг «пятилетку за четыре года». Новые увеличенные планы, однако, не в коей
мере не соответствовали реальным возможностям производства. Напротив, они
способствовали его дезорганизации.
В целях преодоления нехватки ресурсов (в прочем, относительной, так как она
существовала лишь по отношению к заведомо невыполнимым показателям
пятилетнего плана) была введена так называемая «система приоритетов» то есть
снабжение предприятий через административные структуры. При этом очередность
ассигнований находилась в прямой зависимости от значимости предприятия.
Система распространилась прежде всего на ударные объекты, в результате чего
нехватка ресурсов только возросла. Это, в свою очередь, привело к конфликтам
между предприятиями, для устранения которых была введена система чрезвычайной
очередности. Так административный способ со временем подменил собой
планирование, и ему суждено было на долгие годы стать одной из важнейших
особенностей советской экономики.
Система приоритетов была результатом импровизации. Она, правда, позволила
избежать полного паралича, которым грозила резко увеличивавшаяся нехватка
ресурсов в наиболее важных отраслях производства. Но в деятельности
предприятий, не вошедших в число «первостепенных», она только усилила
анархию. Эта система представляла собой полумеру, которая позволила ненадолго
отсрочить проявление негативных последствий тех противоречий, которые
существовали между плановыми показателями и реальной возможностью их
выполнения. Эти противоречия неизбежно вели к значительному усилению давления
как на экономические, политические, культурные структуры, так и на отдельного
человека. Не случайно усилия, направленные на осуществление индустриализации,
преподносились как настоящая революция.
7. Культурная революция – «от рассвета до заката»
Внутри страны это была «культурная революция», «война классов» («.наши
классовые враги существуют. И не только существуют, но растут, пытаясь
выступать против Советской власти», - утверждал Сталин в мае 1928 г.) и
борьба за выживание социализма в международном масштабе. («Мы отстали от
передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять
лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», - говорил Сталин).
Все направленные на осуществление индустриализации усилия предпринимались в
рамках двух взаимосвязанных тенденций. С одной стороны, осуществлялась
нейтрализация и ликвидация старых кадров и специалистов, не вступивших в
партию и скептически настроенных по отношению к «великому перелому». С другой
стороны, предпринимались усилия по выдвижению «новой технической
интеллигенции», поддерживающей радикальные перемены, вызванные
индустриализацией, так как именно она получала от них наибольшую выгоду.
В 1928 г. огромное большинство специалистов на предприятиях и в
государственных учреждениях все еще состояло из представителей
дореволюционной интеллигенции. И лишь ничтожно малая часть из них (2%) были
членами партии. Смысл Шахтинского дела, организованного как раз накануне
принятия пятилетнего плана, становился совершенно ясным: скептицизм и
безразличие по отношению к великому делу, предпринятому партией, неизбежно
ведут к саботажу. Сомнение уже означало предательство. В 1928 – 1931 гг. была
развернута широкая кампания против «буржуазных специалистов». На протяжении
1928 – 1929 гг. тысячи сотрудников Госплана, ВСНХ, Народного комиссариата
земледелия, ЦСУ, Народного комиссариата финансов были изгнаны под предлогом
правого уклона (чересчур мягкое налогообложение кулаков и нэпманов) или
принадлежности к чуждому классу. Оказалось, что 80% высшего руководства из
финансовых органов служили еще при старой власти. Общее число взятых под
контроль служащих за четыре года составило 1256 тыс. человек и, как уже
говорилось, 138 тыс. из них (11%) были отстранены от выполнения служебных
обязанностей. 23 тыс. из числа отстраненных были причислены к «первой
категории» – «враги советской власти» - и лишены гражданских прав. До 1933 г.
было отстранено еще около 153 тыс. служащих.
Введение нового законодательства на предприятиях положило конец разделению
власти между «красным» генеральным директором (обязательно членом партии, но,
как правило, неквалифицированным: в 1929 г. 89% «красных» директоров имели
только начальное образование) и техническим директором («буржуазным
специалистом»). Управленческий треугольник, состоящий из секретаря парткома,
«красного» директора и председателя профкома, упразднялся. Отныне вся власть
на предприятии принадлежала исключительно генеральному директору.
Одновременно с ведением борьбы против старых кадров правительство развернуло
летом 1928 г. широкую кампанию по выдвижению на ответственные посты рабочих-
коммунистов и формированию в кратчайшие сроки новой, «красной» технической
интеллигенции, хорошо подготовленной и пролетарской по духу. Она была
направлена на создание у некоторой части рабочего класса, и прежде всего у
самых молодых его представителей, разочарованных новой экономической
политикой, не уничтожившей безработицу и не открывшей достаточно широких
возможностей для роста, ощущения, что страна наконец вступила в новую эру и
простому трудящемуся открыты все дороги.
Политика выдвижения новых кадров приводила к коренному изменению состава
рабочего класса и его социального поведения. Он менял свое классовое лицо.
Заводы потеряли наиболее опытных рабочих, которые могли бы помочь миллионам
новичков получить надлежащую профессиональную подготовку. Заводские цеха
заполнились неграмотными рабочими. Их предстояло научить пользоваться
техникой, приучить необычной для них организации труда, обучить грамоте,
изменить их понятие о времени и приучить пользоваться хотя бы самыми простыми
атрибутами городской жизни. Все это вело к огромному социальному травматизму,
расшатывало монолитность рабочего класса и вызывало сильное напряжение между
властями и субпролетариатом, пришедшим из презираемой и обреченной на
исчезновение среды (доколхозной деревни).
Болезненный процесс адоптации новых пролетариев влек за собой целый ряд
негативных явлений. Участились неявки на работу, усилилась текучесть кадров,
увеличилось количество случаев хулиганства и поломок техники, выпуска
бракованной продукции, резко возросли производственный травматизм, алкоголизм
и преступность. Эти явления в не меньшей степени, чем завышенные планы и
перебои в снабжении, усугубляли дезорганизацию промышленного производства в
годы первой пятилетки. Три года пролетаризации, культурной революции и в
конечном счете социалистической утопии, отмеченных наступлением на старые
кадры, ускоренным выдвижением на ответственные посты рабочих-коммунистов,
наплывом миллионов новых пролетариев, вынудили руководство партии признать,
что такая политика вела к нестабильности, чреватой разрушительными
последствиями для экономики. Подрыв авторитета кадров означал подрыв
авторитета и дисциплины на производстве. Слишком поспешное продвижение по
служебной лестнице большого количества рабочих приводило, с одной стороны, к
возникновению кризиса пролетарского самосознания в среде рабочего класса, а с
дугой – к формированию плохо подготовленных кадровых работников. Применение
уравнительного принципа в оплате труда означало скатывание в «мелкобуржуазную
уравниловку», не слишком благоприятную для идеи социалистического
соревнования.
23 июня 1931 г. Сталин выдвинул свои знаменитые «шесть условий», которые
фактически положили конец форсированному осуществлению культурной революции.
Он приостановил выдвижение рабочих, осудил уравниловку, «спецеедство» и
призвал к большей заботе о специалистах старой школы, окончательно вступивших
