снабжение ключевых отраслей промышленности и армии, а также выйти на
внутренний и внешний рынок, тем самым вынудив крестьян продавать излишки
государству. Начиная с 1927 г. стала складываться система «контрактации»
(контракт, предусматривающий, что в обмен на продукцию, которую крестьяне
поставляют государству, они получают от него необходимую технику),
позволяющая государству улучшить контроль за имеющимися продовольственными
излишками. Летом 1928 г. Сталин уже не верил в НЭП, но еще не пришел
окончательно к идее всеобщей коллективизации. По плану дальнейшего развития
народного хозяйства (составленному на небольшой срок: три-четыре года)
частный сектор должен был существовать и в дальнейшем. В то же время набирала
силу политическая борьба с «правой оппозицией».
На апрельском пленуме ЦК 1928 г. было высказано недовольство снова
начинавшейся политикой продразверстки, напоминавшей о временах гражданской
войны. На одном из заседаний стало известно также о промышленном саботаже в
тресте «Донуголь» (Шахтинский район Донбасса), где для работы привлекались
буржуазные специалисты и поддерживались связи с западными финансовыми
кругами. Через несколько недель начался публичный процесс против 53 человек
(последний раз подобный суд состоялся над эсерами в 1922 г.). Этот
показательный процесс, которому надлежало сплотить коммунистов в борьбе
против оппозиционеров, уклонистов и других врагов, укрепил миф о «наемных
саботажниках» ( вслед за ним появились мифы о «кулацкой угрозе» и «опасности
справа»). Несмотря на крайне напряженную обстановку, в апреле 1928 г.
большинство членов ЦК еще не было готово следовать за Сталиным. В резолюциях,
принятых на Пленуме, осуждались перегибы по отношению к зажиточным
крестьянам. Был отвергнут законопроект о новом сельскохозяйственном Уставе,
где пожизненное землепользование разрешалось только членам колхозов. Споры
между сторонниками и противниками нэпа велись одновременно в ЦК, Политбюро
(где Сталин, поддерживаемый Куйбышевым, Молотовым, Рудзутаком и Ворошиловым,
располагал незначительным большинством; Калинин колебался, а Рыков, Томский и
Бухарин составляли «правую оппозицию») и в учреждениях, занимающихся
планированием. Экономисты Госплана разработали план умеренного промышленного
роста, где темпы накопления капитала соотносились с темпами роста
сельскохозяйственного производства в рамках нэпа. Со своей стороны экономисты
из ВСНХ во главе с Куйбышевым предложили план более быстрого роста (135% за
пять лет), основанный главным образом на вере в энтузиазм советских людей и
на положениях экономиста Струмилина, разработавшего теорию, согласно которой
«задачей большевиков было перестроить экономику, а не изучать ее. Нет такой
крепости, которую большевики не смогли бы взять штурмом. Вопрос темпов
промышленного роста решался с помощью человеческой воли».
На пленуме ЦК, состоявшемся с 4 по 12 июля 1928 г., произошло столкновение
различных точек зрения. В речи Сталина, опубликованной только несколько лет
спустя, подчеркивалось, что политика нэпа зашла в тупик, что ожесточение
классовой борьбы объясняется все более отчаянным сопротивлением
капиталистических элементов, что крестьянству придется потратиться на нужды
индустриализации. Последнее из этих положений Сталин позаимствовал у
Преображенского, не приняв, однако, ни оговорок, ни сомнений последнего.
Впрочем, в своих резолюциях пленум не пошел за Сталиным. Бухарин, по его
собственному выражению «пришедший в ужас» от выводов генсека, которые, как он
считал, доведут страну до террора, гражданской войны и голода, и уверенный,
что Сталин будет маневрировать с целью добиться преимущества на следующем
пленуме, решил перенести полемику в массы. Ранее никто, даже делегаты 6
конгресса Коминтерна (Москва, 17 июля – 1 сентября), не были информированы о
разногласиях в руководстве партии.
30 сентября Бухарин публикует в «Правде» «Заметки экономиста», в которых
излагает экономическую программу оппозиции. Согласно автору статьи, кризис в
стране был вызван ущербностью планирования, ошибками в политике
ценообразования, дефицитом промышленных товаров, неэффективностью помощи
сельскохозяйственной кооперации.
Курс еще можно было изменить, но только за счет определенных уступок
крестьянству (открытие рынков, повышение закупочных цен на хлеб, а при
необходимости и покупка хлеба за границей). Таким образом, Бухарин выступил
за возврат к экономическим и финансовым мерам воздействия на рынок в условиях
нэпа. Создавать колхозы следовало только в том случае, когда они оказывались
более жизнеспособными, чем индивидуальные хозяйства. Индустриализация
необходима, но только если она будет «научно спланирована», проводить ее надо
с учетом инвестиционных возможностей страны и в тех пределах, в которых она
позволит крестьянам свободно запасаться продуктами.
Несмотря на высокий научный уровень, статья Бухарина вызвала мало откликов.
Сталин же тем временем выковал миф об опасном уклоне в партии, конечная цель
которого – реставрация капитализма в СССР, о таинственной «оппозиции справа».
Таинственной, потому что имен названо не было. Весьма тонкий ход – кто бы
поверил, что Бухарин или Рыков стоят во главе «опасного уклона»? Миф, однако,
возымел действие. В ноябре 1928 г. пленум ЦК единогласно осудил «правый
уклон», от которого отмежевались Бухарин, Рыков и Томский.
И на этот раз они руководствовались желанием сохранить единство партии.
Пригрозив отставкой, добившись незначительных уступок, они все же во имя
сохранения единства партии (!) проголосовали за противоречившие их принципам
сталинские резолюции о необходимости догнать и перегнать капиталистические
страны благодаря ускорению индустриализации и развитию обширного
социалистического сектора в сельском хозяйстве.
Такое поведение лидеров оппозиции только способствовало их поражению. Они
сами заперли себя в мышеловку, приняв участие в единодушном голосовании в
Политбюро и ЦК, осудивших анонимный «правый уклон» и одобривших новую линию
партии, они не могли высказывать свои мысли без риска быть обвиненными в
двоедушии и фракционности. В течение нескольких недель, последовавших за
пленумом, «правая оппозиция» потеряла два бастиона: московскую
парторганизацию, первый секретарь которой, сторонник Бухарина Угланов, был
снят со своего поста, и профсоюзы. 8 съезд профсоюзов, нарушив обещание
ввести семичасовой рабочий день, одобрил сталинские тезисы об ускоренной
индустриализации. Влияние председателя профсоюзов Томского было значительно
ослаблено вводом в президиум пяти сталинцев (в том числе Кагановича) и
установлением более жесткого контроля Политбюро над руководством профсоюзов.
Желая предупредить возможное соглашение между оппозиционными группировками,
Сталин наконец решился выдворить сосланного в Алма-Ату Троцкого за пределы
СССР.
Впрочем, «левая оппозиция», ослабленная разрозненностью ее активистов и
растерявшаяся в связи с принятием новой линии партии – на первый взгляд
близкой «левой идее», - опасности больше не представляла. Когда Троцкий
решился (21 октября 1928 г.) призвать коммунистов всех стран на борьбу с
планами Сталина, Политбюро, воспользовавшись этим, обвинило его в создании
нелегальной «антисоветской партии». 21 января 1929 г. Троцкий был выслан в
Турцию. В тот же день, в пятую годовщину смерти Ленина, Бухарин повторил свою
концепцию, опубликовав статью в «Правде», посвященную «Политическому
завещанию Ленина». Он показал разницу между ленинским планом кооперации –
«мирным, постепенным и добровольным» в результате подлинной «культурной
революции» – и сталинским проектом коллективизации, основанном на
принуждении. Вывод Бухарина: третьей революции быть не должно.
Предназначенная, как и «Заметки экономиста», для осведомленного читателя, эта
статья не вызвала особой реакции Сталина. А вот появившиеся на следующий день
сообщения, что 11 июля 1928 г. имели место контакты Бухарина и Сокольникова с
Каменевым, значительно подорвали престиж лидеров оппозиции. Теперь они должны
были объясняться перед ЦКК и выслушивать обвинения в «двурушничестве» и
«фракционности».
Апрельский пленум ЦК партии 1929 г. завершил разгром наконец–то публично
разоблаченной оппозиции. В ходе его заседания, отвергнувшего последнее
предложение «правых» (двухлетний план, задуманный с целью улучшить положение
дел в сельском хозяйстве), Сталин в неопубликованной тогда речи заклеймил
прошлые и настоящие ошибки Бухарина: от его оппозиции Ленину в 1915 г. до
«поддержки кулака».
На 15 партконференции (апрель 1929 г.) оппозиция уже не выступала против
пятилетнего плана в варианте, предложенном ВСНХ, который в числе прочего
предусматривал коллективизацию 20% крестьянских хозяйств в течение пяти лет и
ускоренную индустриализацию. Вскоре Бухарин был снят с поста главного
редактора «Правды», а затем (3 июля) отстранен от руководства Коминтерном. Во
главе профсоюзов стал Шверник. Рыков подал в отставку с поста Председателя
Совнаркома. ЦКК предприняла всеобщую проверку и чистку рядов партии, которая
за несколько месяцев привела к исключению 170 тысяч большевиков (11%
партсостава), причем треть из них – с формулировкой «за политическую
оппозицию линии партии». В течение лета 1929 г. против Бухарина и его
сторонников развернулась редкая по своей силе кампания в печати. На
ноябрьском пленуме ЦК полностью дискредитированная оппозиция подвергла себя
публичной самокритике. Бухарин был исключен из Политбюро.
5. И снова кризис – кто виноват?
В то время как в высших эшелонах власти один за другим разворачивались
эпизоды борьбы сторонников и противников нэпа, страна все глубже и глубже
погружалась в экономический кризис, усугубляемый непоследовательными мерами,
в которых отражалось «брожение» в руководстве и отсутствие четко определенной
политической линии.
Показатели сельского хозяйства в 1928 – 1929 гг. были катастрофическими.
Несмотря на целый ряд репрессивных мер по отношению не только к зажиточным
крестьянам, но и в основном к середнякам (штрафы и тюремное заключение в
случае отказа продавать продукцию государству по закупочным ценам в три раза
меньшим, чем рыночные), зимой страна получила хлеба меньше, чем год назад.
Обстановка в деревне стала крайне напряженной: печать отметила около тысячи
случаев «применения насилия» по отношению к «официальным лицам». Поголовье
скота уменьшилось. В феврале 1929 г. в городах снова появились
продовольственные карточки, отмененные после окончания гражданской войны.
Дефицит продуктов питания стал всеобщим, когда власти закрыли большинство
частных лавок и кустарных мастерских, квалифицированных как
«капиталистические предприятия». Повышение стоимости сельскохозяйственных
продуктов привело к общему повышению цен, что отразилось на покупательной
способности населения, занятого в производстве. В глазах большинства
руководителей, и в первую очередь Сталина, сельское хозяйство несло
ответственность за экономические трудности еще и потому, что в промышленности
показатели роста были вполне удовлетворительными. Однако внимательное
изучение статистических данных показывает, что все качественные
характеристики: производительность труда, себестоимость, качество продукции –
шли по нисходящей. Этот настораживающий феномен свидетельствовал о том, что
процесс индустриализации сопровождался невероятной растратой человеческих и
материальных ресурсов. Это привело к падению уровня жизни, непредвиденной
нехватке рабочей силы и разбалансированного бюджета в сторону расходов.
Видимое отставание сельского хозяйства от промышленности позволило Сталину
объявить аграрный сектор главным и единственным виновником кризиса. Эту идею
он, в частности, развил на пленуме ЦК в апреле 1929 г. Сельское хозяйство
необходимо было полностью реорганизовать, чтобы оно достигло темпов роста
индустриального сектора. По мысли Сталина, преобразования должны были быть
более радикальными, чем те, что предусматривал пятилетний план, утвержденный
16 партконференцией, а затем и Съездом Советов (апрель – май 1929 года).
При всей смелости – вариант ВСНХ предполагал увеличить капиталовложения в
четыре раза по сравнению с 1924 –1928 гг., добиться за пять лет роста
промышленного производства на 135%, а национального дохода на 82%, что и
привело к его окончательной победе над более скромным вариантом Госплана, -
пятилетний план все же оставался на сохранении преобладающего частного
сектора, сосуществующего с весьма ограниченным, но высокопроизводительным
сектором государственным и коллективным. Его авторы рассчитывали на развитие
спонтанного кооперативного движения и на систему договоров между
кооперативами и крестьянскими товариществами. Наконец, план предполагал, что
к 1933 – 1934 гг. примерно 20% крестьянских хозяйств объединяются в
товарищества по совместной обработке земли, в которых обобществление коснется
исключительно обрабатываемых земель, обслуживаемых «тракторными колоннами»,
без отмены частной собственности и без коллективного владения землей скотом.
Постепенная и ограниченная коллективизация должна была строиться
исключительно на добровольном принципе, с учетом реальных возможностей
государства поставлять технику и специалистов.
По мнению Сталина, критическое положение на сельскохозяйственном фронте,
приведшее к провалу последней хлебозаготовительной кампании, было вызвано
действиями кулаков и других враждебных сил, стремящихся к «подрыву советского
строя» Выбор был прост: «или деревенские капиталисты, или колхозы» Речь
теперь шла не о выполнении плана, а о беге наперегонки со временем.
Только что принятый план подвергся многочисленным корректировкам в сторону
повышения, особенно в области коллективизации. В начале предполагалось
обобществить к концу пятилетки 5 млн. крестьянских хозяйств. В июне
Колхозцентр объявил о необходимости коллективизации 8 млн. хозяйств только за
один 1930 г. и половины крестьянского населения к 1933 г. В августе Микоян
заговорил уже о 10 млн., а в сентябре была поставлена цель обобществить в том
же 1930 г. 13 млн. хозяйств. В декабре эта цифра выросла до 30 млн.
Такое раздувание показателей плана свидетельствовало не только о победе
сталинской линии. Оно питалось иллюзией изменения положения вещей в деревне:
тот факт, что начиная с зимы 1928 г. сотни тысяч бедняков под воздействием
призывов и обещаний объединились в ТОЗы, чтобы при поддержке государства хоть
как-то повысить свое благосостояние, в глазах большинства руководителей
свидетельствовал об «обострении классовых противоречий» в деревне и о
«неумолимой поступи коллективизации». 200 «колхозов – гигантов» и
«агропромышленных комплексов», каждый площадью 5 - 10 тыс.га, становились
теперь «бастионами социализма». В июне 1929 г. печать сообщила о начале
нового этапа – «массовой коллективизации». Все парторганизации были брошены
властями на выполнение двойной задачи: заготовительной кампании и
коллективизации. Все сельские коммунисты под угрозой дисциплинарных мер
должны были показать пример и вступить в колхозы.
Центральный орган управления коллективными хозяйствами – Колхозцентр –
получил дополнительные полномочия. Органы сельхозкооперации, владельцы
немногочисленной техники, обязывались предоставлять машины только колхозам.
Мобилизация охватила профсоюзы и комсомол: десятки тысяч рабочих и студентов
были отправлены в деревню в сопровождении партийных «активистов» и
сотрудников ГПУ. В этих условиях насильственная заготовительная кампания
приняла характер реквизиции, еще ярче выраженный, чем во время двух
предыдущих.
Осенью 1929 г. рыночные механизмы были окончательно сломаны. Несмотря на
средний урожай, государство получило более 1 млн. пудов зерна, то есть на
60% больше, чем в предыдущие годы. По окончании кампании сконцентрированные в
деревне огромные силы (около 150 тыс. человек) должны были приступить к
коллективизации. За лето доля крестьянских хозяйств, объединившихся в ТОЗы (в
подавляющем большинстве это были бедняки), составила в отдельных районах
Северного Кавказа, Среднего и Нижнего Поволжья от 12 до 18% общего числа. С
июня по октябрь коллективизация затронула, таким образом, более 1 млн.
крестьянских хозяйств.
Вдохновленные этими результатами, центральные власти всячески побуждали
местные парторганизации соревноваться в рвении и устанавливать рекорды
коллективизации. По решению наиболее ретивых партийных организаций несколько
десятков районов страны объявили себя «районами сплошной коллективизации».
Это означало, что они принимали на себя обязательство в кратчайшие сроки
обобществить 50% (и более) крестьянских хозяйств. Давление на крестьян
усиливалось, а в центр шли потоки триумфальных и нарочито оптимистических
отчетов. 31 октября «Правда» призвала к сплошной коллективизации. Неделю
спустя в связи с 12-й годовщиной Октябрьской революции Сталин опубликовал
свою статью «Великий перелом», основанную на в корне ошибочном мнении, что
«середняк повернулся лицом к колхозам». Не без оговорок ноябрьский (1929 г.)
пленум ЦК партии принял сталинский постулат о коренном изменении отношения
крестьянства к коллективным хозяйствам и одобрил нереальный план роста
промышленности и ускоренной коллективизации. Это был конец нэпа.
Решения пленума, в которых прозвучало заявление о том, что «дело построения
социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически
минимальные сроки», не встретили никакой критики со стороны «правых»,
признавших свою безоговорочную капитуляцию.
После завершения пленума специальная комиссия, возглавляемая новым наркомом
земледелия А.Яковлевым, разработала график коллективизации, утвержденный 5
января 1930 г. после неоднократно пересмотров и сокращений плановых сроков.
На сокращении сроков настаивало Политбюро. В соответствии с этим графиком
Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье подлежали «сплошной
коллективизации» уже к осени 1930 г. (самое позднее к весне 1931 г.), а
другие зерновые районы должны были быть полностью коллективизированы на год
позже. Преобладающей формой коллективного ведения хозяйства признавалась
артель, как более передовая по сравнению с товариществом по обработке земли.
Земля, скот, сельхозтехника в артели обобществлялись.
Другая комиссия во главе с Молотовым занималась решением участи кулаков. 27
