малолетних нищих и бродяжек, дают им справки, позволяющие попрошайничать и
бродяжничать на вокзалах в ближайших населенных пунктах. ... С другой
стороны, администрация железных дорог и железнодорожная милиция вместо того,
чтобы арестовывать малолетних преступников и направлять их в приемники и
распределители НКВД, ограничиваются тем, что сажают их в проходящие поезда,
"чтобы очистить свой сектор" ..., таким образом, беспризорники оказываются в
больших городах"21.
Несколько цифр помогут представить размах этого явления. В течение только
одного 1936 года более 125.000 малолетних бродяг прошли через НКВД; с 1935 по
1939 год более 155.000 малолетних были упрятаны в колонии НКВД. 92.000 детей
в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет прошли через судебные органы
только за 1936-1939 годы. К 1 апреля 1939 года более 10.000 малолетних были
вписаны в систему лагерей ГУЛАГа22.
В первой половине тридцатых годов размах репрессий, которые осуществлялись
государством и партией против общества, то набирал силу, то немного
ослабевал, серии террористических актов и чисток с последующим затишьем
позволяли сохранять определенное равновесие, каким-то образом организовать
тот хаос, который мог бы породить постоянное противостояние, или, того хуже,
незапланированный поворот событий.
Весна 1933 года стала кульминационной точкой в ходе первого цикла
террористических операций, начавшихся в 1929 году с раскулачивания. Власти
тогда действительно столкнулись с непредвиденными проблемами. И прежде всего
с тем, как в местностях, опустошенных голодом и чистками, организовать
полевые работы для обеспечения будущего урожая. "Если мы не примем во
внимание минимальные нужды колхозников, - предупреждал осенью 1932 года один
деятель районного комитета партии, - некому будет сеять и убирать".
Далее, надо решить, что делать с тысячами недовольных режимом, которые
заполнили тюрьмы и которых даже невозможно было использовать на каких-либо
работах: "Какой эффект могут дать новые репрессивные меры?" - вопрошал другой
ответственный партиец в марте 1933 года, когда стало известно о предложении
прокуратуры освободить сотни колхозников, приговоренных за последние месяцы к
двум и более годам лишения свободы за "срыв посевной кампании".
Ответы на эти вопросы получили в ходе лета 1933 года два различных
преломления, чередование которых и хрупкое равновесие характеризуют период с
лета 1933 года по осень 1936 года, то есть период до начала Большого Террора.
Вопрос о том, как провести в опустошенных голодом и раскулачиванием районах
полевые работы и обеспечить будущий урожай, власти решили, мобилизовав
городское население; начали они с массовых облав рабочей силы, которая
отсылалась в деревню manu militari*. {* Вооруженной рукой}
"Мобилизация городских жителей, - писал 20 июля 1933 года итальянский консул
из Харькова, - приняла грандиозные размеры. ... На этой неделе, по крайней
мере, 20.000 человек посылаются ежедневно в деревню. ... Позавчера они
окружили базар, захватили там всех здоровых людей, мужчин, женщин, подростков
обоего пола и отвезли их на вокзал под охраной ГПУ, чтобы затем послать их на
поля"23.
Массовый наплыв городских жителей в голодные деревни не могло не создать там
определенного напряжения. Крестьяне поджигали бараки, где предполагалось
расселить "мобилизованных", которых, конечно же, проинструктировали осторожно
вести себя в местностях, "населенных людоедами". Тем не менее, благодаря
исключительно благоприятным метеорологическим условиям, мобилизация свободной
рабочей силы и инстинкт насильно привязанных к деревне желающих выжить людей
заставлял их работать на земле, чтобы не умереть с голоду. Так, бывшие
голодными в 1932-1933 годах районы, дали осенью 1933 года вполне достаточный
урожай.
Вопрос о том, что делать с потоком заключенных, наводняющих тюрьмы, власти
решили весьма прагматически, освобождая десятки тысяч человек. Специальный
циркуляр от Центрального Комитета от 8 мая 1933 года признал необходимость
"упорядочить осуществляемые неизвестно кем аресты" ..., разгрузить места
заключения и "снизить в двухмесячный срок общее число заключенных с 800.000
до 400.000"24, за исключением заключенных лагерей. Операция по разгрузке мест
заключения длилась около года, и приблизительно 320.000 арестованных были
освобождены.
1934 год с точки зрения проведения репрессий был относительно спокойным. Об
этом свидетельствует сильное уменьшение числа приговоренных подследственных
ОГПУ, которое упало до 79.000 против 240.000 в 1933 году25. Политическая
полиция была реорганизована. Согласно указу от 10 июля 1934 года ОГПУ стало
одним из отделов нового Народного комиссариата внутренних дел,
организованного в масштабах всего Советского Союза. Оно казалось почти
затерянным среди менее опасных отделов, таких как рабоче-крестьянская
милиция, пограничники и т.д. Называясь теперь Народным Комиссариатом
Внутренних Дел или сокращенно НКВД, секретные органы потеряли часть своих
юридических привилегий; по окончании следствия дела надо было "передавать в
компетентные судебные органы", и они не имели больше возможности
"приговаривать к смертной казни" без разрешения центральной политической
власти. Создана была также процедура апелляции, а все списки приговоренных к
смерти должны были быть утверждены Политбюро.
Эти перемены, представленные как "меры по укреплению социалистической
законности" имели, однако, весьма ограниченную эффективность. Контроль за
решениями на аресты, подписанными прокуратурой, оказался невозможным, потому
что генеральный прокурор Вышинский дал всю полноту власти репрессивным
органам. С другой стороны, начиная с сентября 1934 года Политбюро
приостановило им же утвержденную недавно процедуру рассмотрения приговоров к
высшей мере и разрешило ответственным представителям местной власти не
обращаться за подтверждением таких приговоров к Москве. Но затишье длилось
недолго.
1 декабря 1934 года произошло убийство Сергея Кирова, члена Политбюро и
первого секретаря Ленинградской партийной организации. Убийца - молодой
экзальтированный коммунист Леонид Николаев, которому удалось с оружием
проникнуть в Смольный, место, где размещались руководящие органы
Ленинградской партийной организации.
В последующие годы гипотеза о прямом участии Сталина в убийстве его главного
"политического соперника" подтвердилась в разоблачительной речи Хрущева,
называемой "закрытым докладом" 25-26 февраля 1956 года на ХХ съезде партии.
Однако эта гипотеза недавно была опровергнута в работе Аллы Кириллиной26,
которая опиралась на неизданные архивные данные. Из этого, однако, не
следует, что убийство Кирова не было на руку Сталину и не было им широко
использовано в политических целях. Сталин удивительным образом сумел
представить Николаева как заговорщика, который отныне становится центральной
фигурой сталинской риторики. Идея заговора позволяла поддерживать атмосферу
кризиса и напряжения в стране. В любой момент заговор мог стать вполне
осязаемым доказательством реального существования обширной конспиративной
организации, угрожающей стране, ее правительству и социализму. Этот
заговорщик вовремя дал блестящее объяснение слабостей системы: если что-то
было не в порядке в стране, если жизнь трудна, а ей следовало быть, согласно
Сталину, "веселой и счастливой", значит, вина лежит на убийцах Кирова.
Несколько часов спустя после убийства был издан декрет, ставший известным под
названием "закона от 1 декабря". Эта необычная мера была пущена в ход по
личному распоряжению Сталина, только два дня спустя она была обсуждена
Политбюро, поддержавшего сокращение до десяти дней разбирательство дел
террористов, обсуждение их в отсутствии сторон, так же, как немедленное
исполнение приговора к смертной казни. Этот закон, отменивший "длительные",
растянувшиеся на несколько месяцев, судебные процедуры, должен был стать
идеальным инструментом в развязывании Большого Террора27.
В последовавшие за этим событием недели большое число бывших сталинских
оппозиционеров внутри партии были обвинены в террористической деятельности.
22 декабря 1934 года пресса объявила о "страшном преступлении" подпольной
террористической группы, в которую кроме Николаева, оказывается, входило еще
тринадцать "бывших зиновьевцев", руководимых так называемым "Ленинградским
центром". Все члены этой группы были осуждены при закрытых дверях и
немедленно расстреляны. 9 января 1935 года открылся процесс мифической
"Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы", включающей 77
человек, среди которых были те, кто оказывал сопротивление сталинскому курсу;
все они были приговорены к тюремному заключению. Обнаружение "Ленинградского
центра" помогло выявить "Московский центр", в который входило девятнадцать
человек и лично Зиновьев и Каменев, они были обвинены в "идеологическом
соучастии", сопричастности к убийству Кирова, и осуждены 16 января 1935 года.
Зиновьев и Каменев признали, что "прежняя деятельность оппозиции могла в силу
объективных обстоятельств способствовать вырождению этих коммунистов в
преступников". Ошеломляющее признание своей "идейной сопричастности", которое
прозвучало после стольких раскаяний и публичных отрицаний, должно было
представить двух бывших руководителей как искупительные жертвы в будущей
пародии на правосудие. А пока это им стоило пяти и десяти лет заключения. В
общем, за два месяца - с декабря 1934 года по февраль 1935 года - в
соответствии с новой процедурой, предусмотренной законом о терроризме от 1
декабря, было осуждено 6.500 человек28.
На следующий день после приговора Зиновьеву и Каменеву Центральный Комитет
рассылает во все партийные организации секретный циркуляр, озаглавленный:
"Уроки событий, связанных с подлым убийством товарища Кирова". В этом тексте
говорилось о существовании заговора, руководимого "двумя зиновьевскими
центрами" ..., которые на самом деле "являются замаскированной формой
белогвардейской организации", и напоминалось, что история партии была и
остается постоянной борьбой с "антипартийными группами": троцкистов,
демократических центристов, правых и левых уклонистов, а также их последышей
и т.п. Под подозрение попадают все те, кто когда бы то ни было высказывался
против сталинской линии. Охота на бывших оппозиционеров усилилась. В конце
января 1935 года 988 сторонников Зиновьева были высланы из Ленинграда в
Сибирь и Якутию. Центральный Комитет приказал всем местным партийным
организациям составить списки коммунистов, исключенных из партии в 1926-1928
годах за принадлежность к троцкистскому и троцкистко-зиновьевскому блоку. На
базе этих списков потом были произведены аресты. В мае 1935 года Сталин
разослал в местные партийные инстанции новое письмо Центрального Комитета,
предписывающее тщательную проверку личного дела каждого коммуниста.
Согласно официальной версии, убийство Кирова было совершено преступником,
проникшим в Смольный с фальшивым партийным билетом, что определяло крайнюю
необходимость и "огромную политическую важность" кампании по проверке
партийных билетов. Кампания эта длилась более шести месяцев при участии
тайной полиции, ибо НКВД доставляло в партийные инстанции дела "сомнительных"
коммунистов, а партийные организации в свою очередь сообщали НКВД данные об
исключенных из партии во время кампаний по проверке партбилетов. В эту
кампанию из партии было исключено 9% членов партии, что составляет 250.000
человек29. Согласно еще неполным данным, процитированным на пленуме
Центрального Комитета, собранном в декабре 1935 года начальником центрального
отдела кадров Николаем Ежовым, отвечавшим за данную операцию, 15.218
исключенных из партии "врагов" были арестованы в ходе этой кампании. Но эта
чистка, по мнению Ежова, разворачивалась не так, как следовало бы. Она
длилась в три раза дольше, чем это было запланировано и "проходила вяло, на
грани саботажа" из-за большого числа устроившихся в аппарате бюрократических
элементов. Несмотря на неоднократные призывы центральных властей разоблачать
троцкистов и зиновьевцев, только 3% исключенных принадлежали к этой
категории. Местные партийные руководители не слишком охотно шли на контакт с
органами НКВД и не так быстро давали центру свои списки людей, которых
необходимо выслать по административным соображениям. Короче говоря, Ежов в
кампанию проверки партийных билетов установил, что "круговая порука" местных
органов партии препятствует эффективному контролю со стороны центральных
властей над тем, что реально происходит в стране30. Это был очень важный
урок, о котором Сталин потом вспомнит.
Волна террора, поднявшаяся на следующий день после убийства Кирова, охватила
не только бывших оппозиционеров сталинской линии внутри партии. Под предлогом
расправы с "белогвардейскими террористическими элементами, пересекшими
западную границу СССР", Политбюро 27 декабря 1934 года приняло решение
депортировать две тысячи "антисоветских семей" из приграничных округов
Украины. 15 марта 1935 года аналогичные меры были приняты "ко всем
сомнительным элементам", находящимся на границе с Ленинградом и в автономной
республике Карелия, которые и были отселены в Казахстан и Западную Сибирь.
Речь шла, в основном, о финнах, которые стали первыми жертвами этнической
чистки, достигшей во время войны своего апогея. За этой первой большой
депортацией десяти тысяч человек по национальному признаку последовала
вторая, в 1936 году, коснувшаяся 15.000 семей поляков и украинских немцев,
которые были переселены в Казахстан, в район Караганды, и размещены в
колхозах31.
Как о том свидетельствуют цифры, поднятые из дел НКВД (267.000 в 1935 году,
274.000 в 1936 году32), репрессии набирали силу. Но в эти же годы были также
осуществлены некоторые меры ослабления репрессий; так, например, уничтожение
категории лишенцев, отмена наказаний для приговоренных к пяти годам
колхозникам, досрочное освобождение 37.000 человек, осужденных законом от 7
августа 1932 года, восстановление гражданских прав спецпоселенцев, отмена
дискриминации в отношении прав на высшее образование для детей
депортированных. Однако принятые меры были противоречивыми. Так,
депортированные кулаки, будучи восстановленными в своих гражданских правах,
на самом деле не имели права покидать места своего проживания. Если бы они
действительно были восстановлены в правах, то должны были бы вернуться в свои
деревни, что повлекло бы за собой ряд неразрешимых проблем для властей. Можно
ли разрешить им вступать в колхоз? И где им жить, поскольку их дома и
имущество конфискованы? В логике репрессий возможны были только паузы, но не
могло быть никакого отступления назад.
Напряженные отношения между режимом и обществом возрастали и по мере развития
поддержанного властями стахановского движения, родившегося из знаменитого
"рекорда", установленного Алексеем Стахановым, который в четырнадцать раз
увеличил добычу угля, благодаря замечательной организации работы бригады, и
тем самым продвинул далеко вперед производительность труда. В ноябре 1935
года, два месяца спустя после знаменитого стахановского рекорда, Сталин
подчеркнул "глубоко революционный характер движения, освобожденного от
консерватизма инженеров, техников и руководителей предприятия". В условиях,
при которых работала советская промышленность в те времена, началась
организация дней, недель, декад стахановского движения, которые надолго
расстраивали производство: оборудование разрушалось, несчастные случаи на
работе умножались, после "рекордов" следовал длительный застой и упадок
производительности труда. Покончив со спецеедством в 1928-1931 годах, власти
вновь приписывали экономические трудности так называемым вредителям,
проникшим в кадры инженеров и специалистов. Одно неосторожное слово,
брошенное на встрече стахановцев, разрыв в ритме производительности труда,
производственный конфликт рассматривались как контрреволюционные действия. В
ходе первого квартала 1936 года более четырнадцати тысяч промышленных кадров
были арестованы за вредительство. Сталин использовал "стахановское движение"
для ужесточения политических репрессий и для того, чтобы поднять новую волну
террора, который войдет в историю как "Большой Террор".
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Черные страницы советской истории. Поняв их, осознав, мы не должны, мы
обязаны сделать соответствующие выводы. Могло произойти так. Могло иначе.
Сталин был далеко не глупым человеком, но вся моя работа еще и еще раз
показывает. Что его действия иначе как геноцидом советского народа не
назовешь.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. А. Livchine, Lettres de l'interieur a l'epoque de la NEP. Les campagnes
russes et l'autorite locale, Communisme, n 42-43-44, 1995, р. 45-46; V.
Izmozik, Voices from the Twentie: private correspondence interceoted by the
OGPU, The Russian Review, vol. 55/2, avril 1996, p. 287-308.
2. N. Werth, G. Moullec, Rapports secrets sovietique, 1921-1991. La societe
russe dans les documents confidentiels, Paris, Gallimard, 1995, p.36.
3. Ibid., p. 105.
4. РЦХДНИ, 76/3/307/4-15.
5. "Вопросы истории КПСС",1988, № 11, стр. 42-43.
6. РЦХДНИ 76/3/362/1-6.
7. РЦХДНИ 76/3/306. В письме к Мехлису Ф. Дзержинский признал факт казни 650
человек его службами в 1924 году в одной только России (РЦХДНИ,76/3/362/7-11)
D.
8. История советского государства и права, М.,1968, т. 2, стр. 580-590.
9. РЦХДНИ, 76/3390/3-4.
10. A. Soljenitsiyne, L'Archipel du Goulag, Paris, Le Seuil, 1975, В.
Шаламов, "Грани", 77, 1972, p. 42-44; А. Мельник, А. Сосина и др. Материалы к
историко-географическому атласу Соловков, т. 1, М., 1991, стр. 301-330.
11. A. Beningsen, C. Lemercier-Queiquejay, Les Musulmans oublies. L'Islam en
Union sovietique, Paris, Maspero, 1981, p. 55-59.
12. Ibid., p. 53-54.
13. M. Wehner, Le soulevement georgien de 1924 et la reaction des bolcheviks,
Communisme, n.42-43-44, p. 155-170.
14. Документы о событиях в Чечне, 1925, "Источник", 1995, 5, стр. 140-151
(дается в обратном переводе).
15. A. Graziosi, The Great Soviet Peasant War, Ukrainian research Institute,
Harvard University, 1996, p. 44.
16. A. Graziosi, op. cit., p. 44-45.
17. M. Lewin, La Paysannerie et le pouvoir sovietique, 1928-1930, Paris,
Mouton, 1968. E.H. Carr, R.W. Davies, Foundations of Planned Economy, vol. 1,
London, Pelican, 1974, p. 71-112.
18. E.H. Carr, R.W. Davies, op. cit., p. 610-642.
19. "Советская Юстиция", 1930, n. 24-25, с. 2.
20. N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 355.
21. O. Khlevniouk, Le Cercle du Kremlin. Staline et le Bureau politique dans
les annees 1930: les jeux du pouvoir, Paris, Le Seuil, 1996, p. 38-40.
22. Н .А. Ивницкий, Коллективизация и раскулачивание, М., 1994, с. 32-49.
23. Там же, 49-69.
24. A. Graziosi, art. cit., p. 449.
25. M, Fainsod, Smolensk a l'heure de Staline, Paris, Fayard, 1967, p. 271-
277. R.W. Davies, The Socialist Offensive, The Collectivisation of Soviet
Agriculture, London, Mac-Millan, 1980, 243-251.
26. V. Danilov, A. Berelovitch, Les Documents de la VCK-OGPU-NKVD sur la
campagne sovietique, 1918-1937, Caihers du Monde russe, XXXV (3), jullet-
septembre, 1994, p. 671-676.
27. Ibid., p. 674; A. Graziosi, Collectivisation, revoltes paysannea et
politiques gouvernamentales a travers les rapports du GPU d'Ukraine de
fevrier-mars 1930, Cahiers du Monde russe, XXXV (3), 1994, p. 437-632.
28. V. Danilov, A. Berelowitch, art. cit., p. 674-676.
29. L. Viola, "Бабий бунт", Russian Review, 45, 1986, p. 23-42.
30. A. Graziosi, art. cit.
31. A. Graziosi, art. cit., p. 462; В.П. Попов, Государственный террор в
Советской России, 1923-1953, "Отечественные архивы", 1992, 2, с. 28.
32. N.A. Ivnitski, op. cit., p. 106.
33. V. Danilov, A. Berelowitch, art. cit., p. 665-666.
34. O. Khlevniouk, op. cit., p. 37.
35. В.Н. Земсков, Кулацкая ссылка в 30-е годы, "Социологические
исследования", 1991, 10, с. 3-20.
37. N. Werth, "Deplaces speciaux" et "colon de travail" dans la societe
stalinienne, XX siecle, n 54, avril-juin 1997, p. 34-50.
38. N. Ivnitski, op. cit., p. 124.
39. N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 140.
40. В.П. Данилов, С.А. Красильников, Спецпереселенцы в Западной Сибири,
Новосибирск, (том 1), 1993, с. 57-58.
41. Там же, с. 133-134.
42. В.П. Данилов, С.А. Красильников, Спецпереселенцы в Западной Сибири, 1933-
1938 (т. 3), Новосибирск, 1994, с. 89-99.
43. В.Н. Земсков, с. 4-5.
44. ГАРФ, 9414/1/1943/56-61 in N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 142-145.
45. В.П. Данилов, С.А. Красильников, т. 2, с. 81-83; ГАРФ, 9479/1/7/5-12 N.
Werth, G. Moullec, p. 363-374.
46. ГАРФ, 9414/1/1943/52.
47. ГАРФ, 1235/2/776/83-86.
48. И.П. Данилов, С.А. Красильников, т. 3, с. 244-245.
49. ГАРФ, 374/28s/4055/1-12.
50. A. Blum, Naitre, vivre et mourir en URSS, 1917-1991, Paris, Plon, 1994,
p. 99. Н.А. Ивницкий считает, "что голод 1932-1933 годов унес 7-8 миллионов
человеческих жизней" (Н.А. Ивницкий, Голод 1932-1933 годов, Москва, РГГУ,
1995, с. 64).
51 F. Kupferman, Au pays des Soviets. Le voyage francais en Union sovietique,
1917-1939, Paris, Gallimard, 1979, p. 88.
52 A. Graziosi, Lettres de Kharkov. La famine en Ukraine et dans le Caucase
du Nord a travers les rapports des diplomates italiens, 1932-1934, Cahiers du
Monde russe et sovietique, XXX (1-2), janver-juin 1989, p. 5-106.
53. M. Lewin, La Formation du systeme sovietique, Paris, Gallimard, 1987, p.
206-237.
54.. ГАРФ, 1235/2/1521/71-78; N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 152-155.
55. ГАРФ, 3316/2/1254/4-7.
56. N. Ivnitski, Коллективизация и раскулачивание, op. cit., p. 192-193.
57 N. Ivnitski, op. cit., p. 195.
58 В. Земсков, с. 4-5.
59. A. Graziosi, Les Lettres de Kharkov, p. 51.
60. A. Ivnitski p. 198-199.
61. Ibid. p. 204.
62. A. Graziosi, art. cit., p. 59-60.
63. Ibid., p. 79, Conquest, Sanglantes moissons, Paris, R. Laffont, 1995, p.
267-296.
64. Президентские архивы Российской Федерации, 45/1/827/7-22.
65. Н. Араловец, Потери населения в 30-е годы, "Отечественная история", 1995,
с. 135-145; Н. Осокина, Жертвы голода 1933, Сколько их, "Отечественная
история", 1995, 5, с. 18-26; В. Цаплин, Статистика жертв сталинизма, "Вопросы
истории", 1989, с. 175-181.
66. С. Мерль, Голод 1932-1933 - геноцид украинцев для осуществления политики
русификации? "Отечественная история", 1995, № 1, с. 49-61.
67 Lewin, op. cit., p. 330-334.
68 O. Khlevniouk, op. cit., p. 40-50.
69. Ibid., p. 49.
70. Письма И.В. Сталина В.М. Молотову, М., 1995, с. 193-194.
71. С. Иконников, Создание и деятельность объединенных органов ЦКК-РКИ в
1923-1934, М., 1971, с. 212-214.
72. S. Fitzpatrick, Education and Social Mobility in the Soviet Union, 1921-
1934, Cambridge, 1979, p. 213-217.
73. N. Timascheff, Religion in Soviet Russia, London, 1943, p. 64.
74. N. Werth, Le Pouvoir sovietique et l'Eglise orthodoxe de la
collectivisation a la Constitution de 1936. Revue d'Etude comparatives Est-
Ouest, 1993, n 3-4, p. 41-49.
75. ГАРФ, 374/28/145/13-26.
76. W.C. Fletcher, L'Eglise clandestine en Union sovietique, Paris, Ed. A.
Moreau, 1971.
77. N.Werth, G.Moullec, op. cit., p. 291-304.
78. А.И. Добкин, Лишенцы,1918-1936, М., 1992, "Звенья", т. 2, с. 600-620.
79. V. Lewin, op. cit., p. 311-317.
80. ГАРФ, 1235/2/1650/27-34.
81. Ibid.
82. ГАРФ, 1235,9479/1/19/7; N. Werth, G. Moullec, op. cit., p. 43-44.
83. ГАРФ, 9479/1/19/19.
84. V. Danilov, S.A. Krasilnikov, op. cit., vol. 3, p. 96-99.
85. РЦХИДНИ, 17/12/94/133-136.
86. O. Khlevniouk, op. cit., p. 154-156.
87. ГАРФ, 1235/2/2032/15-29.
88. J.A. Getty, G. T.Rittersporn, V.N. Zemskov, Les victimes de la repression
penale dans l 'URSS d'avant-guerre, Revue des Etudes Slaves, vol. 65 (4),
1993, p. 641.
90. A. Graziosi, Lettres de Kharkov, art. cit., p. 77.
91. РЦХИДНИ, 17/3/922/56-58.
92. V. Popov, art. cit., p. 28.
93. Alla Kirilina, L'Assassinat de Kirov. Destin d'un stalinien.1888-1934,
Paris, Le Seuil, 1995.
94. R. Conquest, La Grande Terreur, Paris, R. Laffont, 1995, p. 429-430.
95. O. Khlevniouk, op. cit., p. 150-154.
96. Ibid, p. 158.
97. O. Khlevniouk, op. cit., p. 156-159, об этой кампании J.A. Getty, Origins
of the Great Purges : the soviet CP Reconcired, 1933-1938, Cambridge VP,
1985; РЦХИДНИ 17/120/240.
98. РЦХИДНИ, 17/162/17; O. Khlevniouk, op. cit., p. 154; N. Werth, G.Moullec,
op. cit., p. 376-377.
99. V. Popov, art. cit., p. 28.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
