рабочую силу как имеющую двойной статус свободных заключенных, то есть все-
таки как бесплатную рабочую силу. Спецпоселенцы не получали часто никакого
заработка, поскольку суммы, которые им начисляли, были ниже тех, которые
удерживала администрация за постройку бараков, предоставление средств
производства, профсоюзные взносы, государственные займы и т.д.
Стоящие последними в списках на питание, настоящие парии, они страдали не
только от голода и лишений, но также от различных злоупотреблений. Самым
большим нарушением отношений с администрацией предприятий была установка
завышенных норм, отказ от выплат зарплаты, наказание поркой или заключением в
холодный карцер среди зимы; ссыльных женщин начальники из ОГПУ обменивали на
товары или бесплатно поставляли их "в качестве прислуги" местным начальникам.
Эти факты стали известны из доклада директора одного лесного предприятия
Урала, использующего работников спецпоселений, они также цитировалось и
критиковалось в докладе ОГПУ 1933 года как итог состояния умов руководителей
предприятий, использующих бесплатную рабочую силу, которые могли заявить
своим работникам: "Мы могли бы вас вообще ликвидировать, в любом случае ОГПУ
нам пришлет на ваше место еще сто тысяч таких, как вы!"
С течением времени использование спецпоселений становится с точки зрения
производительности труда все более эффективным. Начиная с 1932 года
предпринимается переселение рабочей силы из спецпоселений в климатически
трудных районах поближе к большим стройкам, шахтам и промышленным
предприятиям. На некоторых участках часть бывших спецпоселенцев, работавших
на предприятиях или стройках рядом со свободными тружениками, жили в бараках
рядом с местом приложения их труда, что было очень важно. На шахтах Кузбасса
в конце 1933 года около 4100 спецпоселенцев составляло 47% от всех шахтеров.
В Магнитогорске 42462 депортированных было зарегистрировано в сентябре 1932
года, что составляло две трети местного населения27. Прописанные в четырех
зонах жительства на расстоянии от двух до шести километров от главного места
работы, они работали в тех же бригадах, что и свободные рабочие; при такой
ситуации в конце концов стерлась граница между теми, кто имел специальный
статус и всеми прочими рабочими. В силу экономических обстоятельств вчерашние
раскулаченные снова стали частью общества, в котором никто не знает, что
будет дальше, кого это общество вычеркнет в следующий раз.
Глава 3 Великий голод
Среди белых пятен советской истории долгое время фигурировал великий голод
1932-1933 годов, который судя по неоспоримым сегодня источникам унес 6
миллионов жизней1. Эта катастрофа не была обычной даже в ряду прочих затяжных
голодных лет или периодов, которые с разными интервалами постигали Россию.
Этот голод был прямым следствием новой системы хозяйствования на селе,
"военно-феодального способа правления", как выражался один из большевистских
руководителей, выступавший против Сталина, Николай Бухарин; голод возник в
период насильственной коллективизации и стал трагической иллюстрацией
чудовищного социального регресса, которым сопровождалась форсированная
политика советской власти на селе в конце двадцатых годов.
В отличие от голода 1921-1922 годов, признаваемого советской властью, во
время которого правительство обращалось за помощью к другим государствам,
голод 1932-1933 годов отрицался советским режимом, более того, он с помощью
средств пропаганды заставлял умолкнуть те голоса, которые пытались привлечь
внимание к этой трагедии. В этом советской власти очень помогли "личные
впечатления" французского депутата и лидера радикальной партии Эдуарда Эррио,
совершившего летом 1933 года путешествие по Украине и выяснившего, что там
теперь есть только "колхозные сады и огороды, прекрасно возделываемые и
орошаемые", и Эррио поспешил сделать следующее заявление: "Я проехал через
всю Украину. И что же! Я видел большой плодоносящий сад2". Это ослепление
было сначала итогом потрясающей инсценировки, организованной ОГПУ для
иностранных гостей, маршрут которых пролегал через образцовые колхозы и
образцовые детские сады. Это ослепление вероятно еще подкреплялось и
политическими соображениями со стороны французских руководителей, стоявших в
то время у власти, что не следует прерывать наметившийся процесс сближения с
Советским Союзом перед лицом все более ощутимой угрозы со стороны Германии,
где недавно к власти пришел Адольф Гитлер.
Однако некоторые высокие политические руководители, особенно немецкие и
итальянские, были знакомы с голодом 1932-1933 годов. Донесения итальянских
дипломатов из Харькова, Одессы и Новороссийска, недавно открытые и
опубликованные итальянским историком Андреа Грациози3, показывают, что
Муссолини, который эти тексты читал с особой тщательностью и был прекрасно
осведомлен о положении дел в России, сам никогда не использовал полученных
сведений для антикоммунистической пропаганды. Наоборот, лето 1933 года было
отмечено его подписью под договором об итало-советском сотрудничестве в
области торговли, за которым последовал договор о дружественных отношениях и
о ненападении. Отрицаемая или принесенная на алтарь государственных интересов
правда о большом голоде, известная ранее немногим из публикаций малыми
тиражами в издании украинских организаций за границей, начала познаваться
только со второй половины 80-х годов после опубликования серии
исследовательских работ как западными историками, так и историками бывшего
Советского Союза.
Наверное нельзя понять голода 1932-1933 годов вне контекста новых
"экономических отношений" между государством и крестьянством, ставших
следствием насильственной коллективизации деревни. В деревнях, где состоялось
обобществление хозяйств, роль колхозов была стратегической. Целью
обобществления было обеспечение фиксированных поставок сельскохозяйственных
продуктов, причем львиную долю всех сельскохозяйственных поставок должна была
занимать продукция колхозов. Каждой осенью кампания по коллективизации
превращалась в настоящее испытание отношений между государством и
крестьянством, которое всеми средствами старалось утаить часть своего урожая.
Игра была масштабной: государство думало только об увеличении получаемой от
крестьян продукции, в то время как крестьянину важно было выжить. Чем более
плодородным был регион, тем большей сдачи сельхозпродукции от него ждали. В
1930 году государство забрало 30% колхозной продукции на Украине, 38% в
богатых районах Кубани и Северного Кавказа, 33% в Казахстане. В 1931 году при
получении еще более низкого, чем в предыдущем году, урожая эти проценты
поднялись соответственно до 41,5%, 47% и 39,5%. Такое изъятие
сельскохозяйственной продукции у крестьянства могло полностью расстроить
производственный цикл; достаточно напомнить, что при НЭПе крестьяне продавали
только 15-20% своей продукции, оставляя 12-15% всего собранного зерна на
семена, 25-30% на корм скоту, а остальное для собственных нужд. Крестьяне,
которые пытались сохранить хотя бы часть своего урожая, и местные власти,
обязанные во что бы то ни стало выполнять все более ирреальный план
хлебозаготовок (так, план сдачи сельхозпродукции государству в 1932 году
превышал на 32% план сдачи 1931 года)4, неизбежно вступали в конфликт.
Кампания по заготовкам 1932 года разворачивалась постепенно. Как только
начиналась новая жатва, колхозники стали стараться спрятать, "своровать"
ночами хотя бы малую часть своего урожая. Настоящий фронт "пассивного
сопротивления" возникал при молчаливом согласии колхозников и бригадира,
бригадира и бухгалтера, бухгалтера и председателя колхоза, тоже крестьянина,
который только недавно был выдвинут из массы, зачастую к нему примыкал также
и секретарь местного партбюро. Чтобы "взять зерно", центральные власти
вынуждены были послать в деревню новые "ударные комиссии", состоящие из
городских коммунистов и комсомольцев.
В деревне установилась атмосфера войны и противостояния, о чем пишет
инструктор Центрального исполнительного комитета, прибывший в командировку в
один из зерновых районов на Нижней Волге:
"Аресты и обыски учиняют все, кто хочет: члены сельского совета,
командировочные всех видов и родов, спецкомиссии, любой комсомолец, которому
не лень это делать. В этом году 12% хозяев района были преданы суду, не
говоря об уже высланных кулаках, а также о крестьянах, подвергнутых штрафам и
т.д. Согласно расчетам бывшего помощника прокурора района, за последний год
15% взрослого населения стало жертвой репрессий в той или иной форме. Если к
этому прибавить, что в течение последнего месяца приблизительно восемьсот
земледельцев были исключены из колхозов, вы можете себе вообразить размах
репрессий в данном районе. ... Исключая ситуации, в которых репрессии
действительно были необходимы, нужно признать, что эффективность репрессивных
мер все продолжает падать, а когда эти меры превышают все допустимые нормы,
их просто невозможно использовать. ... Тюрьмы переполнены. В тюрьме в
Балашово содержится в пять раз больше человек, чем это предусмотрено, в
маленькой тюрьме в Елани содержится 610 человек. В прошлом месяце тюрьма
Балашово "возвратила" в Елань 78 заключенных, среди которых было 48 человек
моложе десяти лет; 21 человека они немедленно отпустили. ... Для завершения
разговора об этом превосходном методе хозяйствования, единственном, который
здесь используется, - методе насилия - два слова о крестьянах-единоличниках,
в отношении которых делается все, чтобы они прекратили сеять и убирать
пшеницу.
Следующий пример может продемонстрировать, в какой степени крестьяне-
единоличники находятся во власти террора: в Морци один крестьянин-
единоличник, который выполнил свой план на все 100%, пришел на встречу с
товарищем Фомичевым, председателем исполнительного комитета данного района и
попросил выслать его на Север, так как он не сумеет больше жить в таких
условиях. С подобной петицией, под которой стояло шестнадцать подписей,
обратились в Александровский сельсовет крестьяне-единоличники, пожелавшие
быть высланными за пределы своего района. ... Единственной формой массовой
агитации остается "нажим": "нажимом" берут посевную, кредиты, выращивание
скота, на работу идут как на "штурм" и т.д. Ничто не делается без "нажима".
... Заседают ночью с 9-10 вечера до зари. "Нажим" происходит следующим
образом: комиссия сидит в избе и вызывает по очереди всех, кто не выполнил
такое-то обязательство или план и убеждает различными средствами выполнить
эти обязательства. Таким образом работают буквально с каждым человеком из
списка каждую ночь"5.
В арсенал репрессий попал и знаменитый закон от 7 августа 1932 года, изданный
в момент наиболее напряженного противостояния власти и крестьянства; он
сыграл немалую роль. Закон устанавливал осуждение на 10 лет лагерей или
смертную казнь за "кражу и расхищение колхозной собственности". Этот закон
народ прозвал законом "колосков", так как согласно этому закону могли быть
наказаны и те, кто собирали на колхозных полях оставшиеся после уборки
колоски ржи или пшеницы. Закон позволил осудить в период с августа 1932 по
декабрь 1933 года более 125.000 человек, из которых 5.400 было приговорено к
смертной казни6.
Но, несмотря на принятые драконовские меры, зерно никак не собиралось в
нужных количествах. В середине октября 1932 года общий план главных зерновых
районов страны был выполнен только на 15-20%. 22 октября 1932 года Политбюро
решило послать на Украину и на Северный Кавказ две чрезвычайные комиссии,
одну под руководством Вячеслава Молотова, другую под руководством Лазаря
Кагановича с целью "ускорения хлебозаготовок"7. 2 ноября комиссия Лазаря
Кагановича, участником которой был и Генрих Ягода, прибыла в Ростов-на-Дону.
Тотчас было созвано совещание всех секретарей парторганизаций
Северокавказского региона, по окончании которого была принята следующая
резолюция: "В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых, заставить
местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими
контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов и
председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж". Для некоторого числа
округов, внесенных в черный список (согласно официальной терминологии) были
приняты следующие меры: возврат всей продукции из магазинов, полная остановка
торговли, немедленное закрытие всех текущих кредитов, обложение высокими
налогами, арест всех саботажников, всех "социально чуждых и
контрреволюционных элементов" и суд над ними по ускоренной процедуре, которую
должно обеспечить ОГПУ. В случае, если саботаж будет продолжаться, население
подвергнуть массовой депортации.
В течение только одного месяца "борьбы против саботажа" - ноября 1932 года -
5.000 сельских коммунистов, обвиненных в "преступном сочувствии" "подрыву"
кампании хлебозаготовок были арестованы, а вместе с ними были арестованы еще
15.000 колхозников важного сельскохозяйственного района, каким является
Северный Кавказ. В декабре началась массовая депортация не только отдельных
кулаков, но и целых деревень, в частности, казацких станиц, уже
подвергавшихся в 1920 году подобным карательным мерам8. Число спецпоселений,
таким образом, стало быстро расти. Если в 1932 году по данным администрации
ГУЛАГа прибыло 71236 поселенцев, то в 1933 году был зарегистрирован приток в
261.091 спецпоселенцев9.
На Украине комиссия Молотова приняла аналогичные меры: началась регистрация
округов, где план заготовок не выполнен, в "черном списке" оказывались многие
из них со всеми выше отмеченными последствиями: чисткой местных партячеек,
арестами не только колхозников, утаивших часть своего урожая, но также и
колхозных руководителей, занижающих доходы коллективного хозяйства. Вскоре
эти меры распространились и на другие зернопроизводящие регионы страны.
Могли ли эти репрессивные меры помочь государству в войне против
крестьянства? "Нет, никак", - отмечал в своем донесении весьма проницательный
итальянский консул из Новороссийска.
"Советский государственный аппарат, предельно вооруженный и мощный, находится
перед фактом невозможности победы в одном или нескольких сражениях; враг в
данном случае не сконцентрирован, он разбросан, и аппарат изматывает силы,
осуществляя много мелких операций: здесь, например, не прополото поле, там
укрыли несколько центнеров пшеницы; тут не работает один трактор, другой
трактор сломан, третий вместо того, чтобы работать, куда-то уехал. Далее
следует отметить, что амбары, где хранят зерно, разграблены, бухгалтерский
учет в большом и малом плохо ведется или фальсифицируется, а председатели
колхозов из страха или по небрежности не говорят правды в своих отчетах. И
так далее и до бесконечности на этой огромной территории! ... Враг, его ведь
надо искать, переходя из дома в дом, из деревни в деревню. А это все равно,
что носить воду дырявым черпаком!"10
Таким образом, чтобы победить врага, остается лишь одно решение: оставить его
голодным.
Первые сообщения о возможной критической ситуации в снабжении продуктами
зимой 1932-1933 годов пришли в Москву летом 1932 года. В августе 1932 года
Молотов рапортовал в Политбюро, что "существует реальная угроза голода в
районах, где всегда снимали превосходный урожай". Тем не менее он же
предложил выполнить во что бы то ни стало план хлебозаготовок. В том же
августе председатель Совнаркома Казахстана Исаев информировал Сталина о том,
до какой степени голодно в республике, где коллективизация сочеталась с
попыткой сделать оседлым традиционно кочевое население, в результате чего
традиционное хозяйство было дезорганизовано. Даже ярые сталинисты, такие как
Косиор, первый секретарь Компартии Украины или Михаил Хатаевич, первый
секретарь Днепропетровского обкома, попросили Сталина и Молотова урезать план
хлебосдачи. "Для того, чтобы в будущем сельскохозяйственная продукция могла
бы действительно соответствовать нуждам пролетарского государства, - писал
Хатаевич в Москву в ноябре 1932 года, - мы должны принять во внимание хотя бы
минимальные нужды колхозников, а то вообще будет некому сеять и убирать
урожай".
"Ваша позиция, - отвечал Молотов, - глубоко неправильная, небольшевистская.
Мы большевики, и мы не можем отодвигать нужды государства ни на десятое, ни
даже на второе место, это определено нашими партийными постановлениями"11.
Несколько дней спустя Политбюро направило местным властям циркуляр,
предписывающий немедленное лишение колхозов, не выполняющих свой план
заготовок, "всего зерна, включая семенные запасы!".
Вынужденные под угрозой пыток сдавать все свои скудные запасы, не имея ни
средств, ни возможностей покупать что бы то ни было, миллионы крестьян из
самых богатых в Советском Союзе сельскохозяйственных регионов остались
голодными, не имея при этом никакой возможности выехать куда-нибудь в город.
27 декабря 1932 года правительство ввело общегражданский паспорт и объявило
об обязательной прописке городских жителей в целях ограничения исхода
крестьянства из деревень, "ликвидации социального паразитизма" и остановки
"проникновения кулаков в города". Столкнувшись с бегством крестьян в города с
целью "выживания", правительство отправило 22 января 1933 года циркуляр, в
котором фактически приговаривались к смерти миллионы голодных. Подписанный
Сталиным и Молотовым, этот циркуляр предписывал местным властям и, в
частности, ОГПУ запретить "всеми возможными средствами массовое отправление
крестьянства Украины и Северного Кавказа в города". После ареста
"контрреволюционных элементов" другие беглецы вернутся к местам прежнего
жительства. Циркуляр объяснял ситуацию следующим образом: "Центральный
комитет и правительство имеют доказательства, что массовый исход крестьян
организован врагами советской власти, контрреволюционерами и польскими
агентами с целью антиколхозной пропаганды, в частности, и против советской
власти вообще"12.
Во всех областях, которые поразил голод, продажа железнодорожных билетов была
немедленно прекращена; были поставлены специальные кордоны ОГПУ, чтобы
помешать крестьянам покинуть свои места. В начале марта 1933 года в донесении
ОГПУ уточнялось, что только за один месяц 219.416 человек были задержаны при
попытке уехать в ходе операций, призванных ограничить массовое бегство
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
