партии все основания считать кооперацию "своей", поэтому Ленину не оставалось
ничего другого, как несоответствующее ее (кооперации) новым социальным
функциям понятие "госкапиталистическая" снять. Теперь Ленин был по своему
вправе сказать, что "простой рост кооперации для нас тождественен (с
указанным выше "небольшим" исключением) с ростом социализма, и вместе с этим
мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на
социализм".
Этим заявлением Ленин по сути признал возможность строительства социализма в
одной стране, от которой прежде открещивался, как от немарксистской
постановки вопроса. Характерно и то, что в своей оценке развития советской
кооперации Ленин не подчеркнул момента предпочтительности одной из двух
кооперативных связей - вертикальной, основанной на специализации
самостоятельных хозяйственных единиц по производству и сбыту какого-то
одного или нескольких видов продукции (например, молочная, зерновая,
табачная, льняная и т.п. кооперация), или - горизонтальной, основанной на
концентрации земли и средств производства ранее самостоятельных
хозяйственных единиц.
Не подчеркнув этого момента, он не связал своих приемников какими-то
теоретическими обязательствами, поэтому И.В. Сталину было в конце 20-х не так
уж трудно доказать, что принудительная коллективизация есть практическое
выполнение ленинского кооперативного плана.
Поворот РКП(б) в сторону нэпа вызвал во всем мире определенные надежды на
либерализацию советского режима, которые усиленно подогревались
эмигрировавшими из России кадетами, меньшевиками, эсерами. Например, по
мнению редакции меньшевистского "Социалистического Вестника", издававшегося в
Берлине, "кто сказал А, должен сказать Б. Новую, рациональную на подъем
производительных сил рассчитанную экономическую политику нельзя вести
государственным аппаратом и методами, приспособленными к экономической
утопии и приведшими к экономической катастрофе". На очередь дня в Советской
России, по их мнению, выдвинулся вопрос "о демократической ликвидации
большевистского периода русской революции".
Подобные настроения проникали и в ряды РКП(б), в смысле ожидания начала
реформы советского политического строя. Уже на 10 Всероссийской
партконференции известный большевик И.М. Варейкис потребовал у В.И. Ленина
ясного ответа на вопрос: "крестьянство это класс или не класс?" Если, по
мнению Варейкиса, "это - класс, то класс не обманешь, а раз не обманешь
класс, с ним придется заключить соглашение. Стало быть ясно, что если это
класс в целом, то с ним нужно не только строить компромисс, но должны быть
определенные политические отношения, ибо каждый класс неизбежно выделяет
определенные группы, которые будут руководить". Но, вероятно испугавшись
собственной смелости, Варейкис тут же поспешил добавить: "надо поменьше
указывать, что крестьянство - класс".
Для того, чтобы указание В.И. Ленина на невозможность политического
соглашения с крестьянством яснее дошло до сознания делегатов партконференции,
в ее повестку был срочно поставлен "погромный" доклад К. Радека "О роли
социалистов-революционеров и меньшевиков в переживаемый момент". По словам
докладчика, политические уступки крестьянству легализуют деятельность
меньшевиков и эсеров, которые, "оформляя движение мелкобуржуазных масс,
сумеют настолько ослабить Советскую Власть, что она свалится, и тогда придет
черед интервенции". В этой связи Радек призвал покончить с "легкомысленным"
отношением к Красной Армии, к ВЧК и прекратить всякие разговоры о
политических уступках. Что касается меньшевиков и эсеров, - заключил он, - то
в отношении к ним "есть только тактика беспощадной войны".
Если учесть, что руководство партий эсеров и меньшевиков неоднократно до
этого заявляло о своем отрицательном отношении не только к иностранной
военной интервенции, но и к любым другим формам свержения Советской Власти
и, если вспомнить при этом, что именно эсерам принадлежал приоритет в
разработке экономических принципов нэпа, то в большевистской тактике
"беспощадной борьбы" следует всерьез рассматривать только один мотив:
боязнь потерять монополию на власть. В этом случае большевикам не приходилось
рассчитывать на снисхождение со стороны своих политических соперников, даже
из рядов социалистической демократии. Вряд ли наиболее осведомленные из них
могли забыть проклятья В.М. Чернова и Ю.О. Мартова, изложенные в их статьях
по поводу восстания в Кронштадте, чтоб после этого садиться с ними за стол
переговоров об условиях "раздела власти".
Отказ от демократических методов борьбы за политическую власть в
государстве, стремление решать этот вопрос преимущественно террором,
конечно, мало украшал Коммунистическую партию и свидетельствовал о ее
внутренней слабости. Монополия на власть, на средства массовой информации, на
образование и т.п. развращала большевиков вседозволенностью и, как магнит,
притягивала к РКП(б) карьеристские и прямо уголовные элементы,
дискредитирующие ее в глазах населения. Оригинальный метод борьбы с этим злом
предложил ЦК РКП(б) в начале мая 1921г. Г.И. Мясников - ветеран
большевистской партии из числа рабочих-интеллигентов, убийца несостоявшегося
императора великого князя Михаила Романова. По его мнению, образовалась
глубокая пропасть между рядовыми и "начальствующими" коммунистами, которую
нельзя преодолеть, не возрождая демократических принципов организации
Советской Власти в их первоначальном виде, как союзов самих трудящихся в
городе и в деревне. Наряду с этим следовало "отменить смертную казнь,
провозгласить свободу слова и печати которую не видел в мире ещё никто - от
монархистов до анархистов включительно".
По поручению ЦК РКП(б) Мясникову ответил сам В.И. Ленин, отметивший в своем
письме, что "оторванность комячеек от партии" действительно существует и
представляет собой "зло, бедствие, болезнь, лечить которую следует" не
"свободой" (для буржуазии), а мерами пролетарскими и партийными".
Ответ Ленина не удовлетворил Мясникова. "Ещё раз вы замахиваетесь на
буржуазию, а у меня кровь из зубов, и скулы трещат у нас, у рабочих", - так
образно определил он ближайшие последствия ограничения демократических прав и
свобод.
Примерно в то же время в ЦК РКП(б) с записками на счет целесообразности
ослабления режима коммунистической диктатуры обратились Н. Осинский и Т.В.
Сапронов. Н. Осинский поставил вопрос о создании Крестьянского союза, а Т.В.
Сапронов предложил ЦК РКП(б) "поиграть в парламентаризм", допустив "десяток,
другой, а может быть и три десятка бородатых мужиков во ВЦИК". И хотя
предложения Осинского не выходили за рамки культурно-просветительских целей,
ограниченных известными политическими условиями ("признание власти
советов..., признание государственной собственности на землю, борьба с
эксплуатацией чужого труда, обязательства членов союза всемерно стремиться к
общественному объединению и хозяйственной деятельности по крайней мере на
кооперативных началах" и т.д.), а идеи Сапронова вообще граничили с
политическим ерничеством, ни та, ни другая записка практического применения
не получила. "По-моему еще рано", - начертал на записке Н.Осинского В.И.
Ленин.
31 марта 1921 г. Оргбюро ЦК РКП(б) вынесло решение "признать недопустимым и
нецелесообразным легализацию крестьянских союзов" там, где они начали сами
стихийно создаваться. Не менее категоричными, в смысле недопустимости и
нецелесообразности являлись решения ЦК РКП(б) относительно деятельности тех
групп эсеров и меньшевиков, которые заявили о своем разрыве с политикой своих
заграничных Центральных Комитетов и их печатных органов. 6 декабря 1921 г.
Политбюро ЦК РКП(б) отклонило просьбу о легализации меньшинства партии
социалистов-революционеров. 8 декабря 1921г. то же Политбюро постановило
обратить сугубое внимание 1"на искоренение" политического влияния меньшевиков
в промышленных центрах посредством административной высылки и лишения права
"занимать выборные должности, связанные с общением с широкими массами".
Аналогичные меры принимались и по отношению к членам других политических
формирований: к анархистам, эсерам-максималистам и т.п.
Таким образом, введение нэпа ничуть не ограничило политический террор РКП(б)
по отношению к реальной и потенциальной оппозиции, препятствуя тем самым
политическому оформлению стихийного стремления трудящихся города и деревни к
демократическим правам и свободам. Сказав А, то есть допустив известную
экономическую свободу, РКП(б) не намеривалось говорить Б, то есть
ограничивать свои притязания на монополию власти, информации и т.д. "Мы
самоубийством кончать не желаем и поэтому этого не сделаем", - твердо заявлял
по этому поводу В.И. Ленин.
С введением нэпа, но уже по другим причинам, резко усилилось подавление
инакомыслия и в рядах самой Коммунистической партии. Речь идет о сильных
антинэповских настроениях в РКП(б), которые угрожали отходом от нее
уверовавших в идеалы "потребительского коммунизма" определенной части
рабочего класса и мещанства. Так, в мае 1921 г. органами ВЧК была перехвачена
листовка с сообщением об образовании группы 1"активных революционных рабочих
Москвы", которая задалась целью добиваться освобождения трудящихся города и
деревни "как то ига буржуазного, так и от государственного капитализма".
Даже в коммунистической верхушке профессионального движения зрело глухое
недовольство мероприятиями нэпа, которое прорвалось наружу во время 4-го
съезда профсоюзов. 18 мая 1921 г. Коммунистическая фракция съезда
отклонила резолюцию ЦК РКП(б) о роли и задачах профсоюзов на том основании,
что она сводит на нет функции профсоюзов в деле защиты экономических
интересов пролетариата перед лицом нарождающегося капитализма. Председатель
ВЦСПС М.П. Томский чуть не поплатился за эту фронду с ЦК своим партбилетом
(Ленин требовал от ЦК исключения его из партии), но, к счастью для себя,
отделался временным направлением на работу в Туркестан.
Не меньшие опасения руководству РКП(б) должно было внушать и слишком сильное
тяготение части членов партии к нэпу в форме частнопредпринимательской
деятельности, также чреватое отступлением от "чистоты" ее классовых
принципов. В этой связи крайне любопытно постановление Оргбюро ЦК РКП(б) 9
сентября 1921г. о недопустимости участия коммунистов в организации и
деятельности артелей на правах владельцев или арендаторов средств
производства, и совершенно категорически отказывалось в праве участия "в
каких бы то ни было частнохозяйственных организациях, носящих явно выраженный
профессионально-торговый характер". Допускались высокие оклады, тантьемы
(премии с определенного процента оборота капитала), гонорары и другие формы
материального вознаграждения, но только получаемые на государственной службе.
Резолюция Х съезда РКП(б) "О единстве партии", принятая применительно к
донэповскому ещё периоду крайнего обострения фракционной борьбы (дискуссии
о партийном строительстве и о роли и задачах профсоюзов в 1920 г.), теперь,
в условиях нэпа, стала по воле ЦК и самого В.И. Ленина выполнять функцию
сдерживания слишком горячих антинэповских и пронэповских настроений членов
единственной правящей партии. Резолюция запрещала не только "неделовую и
фракционную критику" в адрес партийных органов, но и даже возможность
коллективного выражения мнений на основе определенной политической платформы.
В то же время ЦК РКП(б) получал полномочия исключать из партии и даже
выводить (до очередного съезда партии) из состава Центрального Комитета его
членов "за нарушение дисциплины и допущение фракционности" двумя третями
голосов ЦК и ЦКК. И без того военизированная структура Коммунистической
партии, сложившаяся в годы "военного коммунизма", под воздействием этой
резолюции приобрела четкие формы отношений господства и подчинения,
разделившие партию на узкий начальствующий состав и бесправную массу рядовых
исполнителей. В этих условиях другая важная резолюция Х съезда РКП(б) - "По
вопросам партийного строительства" - была обречена на невыполнение как
раз по тем ее пунктам, которые ставили на очередь дня задачи перехода к так
называемой "рабочей демократии". Под ней подразумевалась "такая
организационная форма при проведении партийной коммунистической политики,
которая обеспечивает всем членам партии, вплоть до наиболее отсталых,
активное участие в ней, в решении всех вопросов, выдвигаемых перед ней, в
решении этих вопросов, а равно и активное участие в партийном строительстве".
Но обсуждение без критики - действие, лишенное какого бы то полезного
эффекта, а проще говоря - сикофантство, разлагавшее РКП(б) с морально-
политической точки зрения.
Именно это слово - "разложение" - употребили в своем заявлении в Исполком
Коминтерна бывшие члены "рабочей оппозиции" в апреле 1922 г. Они писали:
"Наши руководящие центры ведут непримиримую, разлагающую борьбу против
всех, особенно пролетариев, позволяющих себе иметь своё суждение, и за
высказывание его в партийной среде принимают всякие репрессивные меры.
В области профессионального движения та же картина подавления рабочей
самодеятельности, инициативы, борьба с инакомыслием всеми средствами.
Объединенные силы партийной и профессиональной бюрократии, пользуясь своим
положением и властью, игнорируют решения наших съездов о проведении в жизнь
начал рабочей демократии".
На закрытом заседании XI съезда РКП(б), обсуждавшем выводы комиссии съезда
по поводу письма бывшей "рабочей оппозиции" (тогда же названного по
количеству стоявших под ним подписей "Заявлением 22-х"), выяснилось, что
внутрипартийный режим директивного единства не пользуется в партии абсолютной
поддержкой. За резолюцию комиссии съезда, обсуждавшую обращение в Исполком
Коминтерна, проголосовало 1227 делегатов с правом решающего голоса. За
резолюцию Антонова-Овсиенко, предлагавшую коренным образом изменить отношение
к инакомыслящим коммунистам, проголосовало 1215 делегатов. Таким образом, не
хватило лишь нескольких голосов для того, чтобы если не отменить, то, по
крайней мере, смягчить применение резолюции Х съезда "О единстве партии".
Мало кто из тогдашних инакомыслящих (в смысле антибюрократических настроений)
коммунистов осознавал глубокую органическую зависимость между
антидемократическим устройством Советского государства и ограничением
внутрипартийной демократии. Не изменил своего отношения к данному вопросу и
В.И. Ленин. В своих последних статьях и письмах он лишь высказывался за
сохранение "устойчивости" руководящей партийной группы при помощи увеличения
количества голосов ЦК РКП(б) до 50-100 человек, чтобы, по его словам,
"конфликты небольших частей ЦК" не получили "слишком непомерное значение для
всех судеб партии". Столь же "аппаратные" по своему характеру меры
предлагаются В.И. Лениным в отношении борьбы с бюрократизмом. Задуманная им
реорганизация Рабоче-крестьянской Инспекции в орган совместного партийно-
государственного контроля, даже при самом удачном подборе работников, не
идет ни в какое сравнение с преимуществами демократического контроля самого
общества (через парламент, свободу печати и т.д.) над исполнительной
властью.
Проигрывает ленинский проект и по сравнению с проектами демократизации
партийной и государственной власти, появившемся накануне XII съезда РКП(б),
правда в полулегальной форме.
Один из них, вероятно, был написан бывшими "децистами", никак не хотевшими
расстаться с социал-демократическим прошлым Коммунистической партии. Документ
назывался "Современное положение РКП и задачи пролетарского коммунистического
авангарда".
В нем, например, отмечалось, что "без права коллективных выступлений нет
и не может быть критики и дискуссий", что "поддержание единства партии
путем механического давления означает на деле диктатуру определенной группы
и образование в партии нелегальных группировок, т.е. глубочайший подрыв
внутреннего единства, моральное разложение и идейное умертвление".
Далее в этом документе излагались основные принципы радикальной реформы
партии и Советского государства., которые включали в себя:
а) Самостоятельность членов партии (свобода выбора членами партии, свобода
передвижения с места на место, прекращение перебросок и мобилизаций,
ликвидация контрольных комиссий и т.д.);
б) Повсеместное сужение полномочий всех и всяческих узких исполнительных
коллективов, передача их полномочий пленумам комитетов, общим собраниям,
конференциям;
в) Строгое расчленение партийной и советской работы: партийные органы дают
только основные директивы советским фракциям;
г) Центр тяжести работы в партии в партийных должен быть перенесен из
госорганов в самодеятельные организации трудящихся (профсоюзы,
кооперативы, культурно-просветительные кружки и т.д.); необходимо открыть
действительно широкий беспрепятственный доступ беспартийным на все
советский должности, в том числе выборные. (Речь идет о том, чтобы
уничтожить монополию коммунистов на ответственные места, лишить партбилет
значения патента и тем ослабить засорение партии карьеристами и развитие
карьеризма, прислужничества, обывательщины в рядах партии);
д) Отказ от повторения "чистки партии", как приема демагогического, не
достигающего цели - механическая чистка должна быть заменена оздоровлением
атмосферы партии: воссоздание в ней коллективной жизни и партийного мнения".
Замахивается ли В.И. Ленин в своем "Письме к съезду" на подобные изменения
политического строя? Ничуть. А между тем, все о чем говорилось в документе
бывших "децистов", имело определенное место в жизни РКП(б) и Советов даже в
первые месяцы после Октябрьской революции. Единственное, в чем может быть
они друг с другом перекликаются, так это в негативном отношении к
генеральному секретарю ЦК РКП(б) И.В. Сталину (у бывших "децистов" в этой
связи так же упоминаются Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев, вместе со Сталиным
"наиболее способствовавших развитию бюрократизма под прикрытием лицемерных
фраз").
На XII съезде РКП(б) в апреле 1923 г. Г.Е. Зиновьев, выступавший с
Политическим отчетом Центрального комитета, вскользь упомянул об этих
демократических настроениях, подчеркнув их (под бурные аплодисменты
