не до студентов, так как она была в очередной раз беременна, а Понятовский
незадолго до этого был со скандалом отозван в Варшаву.
Елизавета не забыла Потёмкина и произвела его в капралы. Сам же он вернулся в
Москву чернее тучи, сильно переживая по поводу своего нелепого поведения перед
великой княгиней, которая понравилась ему более всего увиденного им за время
пребывания в столице. Последующие два года для Потёмкина не были ознаменованы
ничем, кроме лени и чтения книг. За это время он приобрёл дурную привычку
грызть ногти, отпустил длинные волосы .Однако летом 1759 года Григорий совсем
скрылся - уехал к дальним сородичам в деревню Татево Бельского уезда.
Татевская библиотека тогда славилась , и через полгода он вернулся в Москву
совсем обновлённым. За эти полгода , проведённые в сельской глуши, он обрёл
универсальность знаний , а его мнение редко совпадало с общепринятым. Потёмкин
решил стать военным и ехать на службу в Петербург . Но его затею никто не
воспринимал всерьёз. Судьба сама решила за него. 28 апреля 1760г. вышел № 34
"МОСКОВСКИХ ВЕДОМОСТЕЙ"; скучая , развернул он газету и увидел своё имя-
исключён из университета : "ЗА ЛЕНОСТЬ И НЕХОЖДЕНИЕ В КЛАССЫ"
[6].
Глава III.
"Как я попал на царский бал"
Поскольку помочь молодому Светлейшему никто из числа его родственников не
желал, поддержки пришлось просить " со стороны". Митрополит Амвросий дал ему
500 рублей , зная , что деньги никогда не будут ему возвращены. Так Потёмкин
получил путёвку в жизнь- купил обмундирование и отправился в столицу, в
гвардию. После московской сыти жизнь в столице показалась накладной. После
обмундировки у Потёмкина осталось всего 30 рублей, да и те вскоре украли
ночью из-под подушки. Служил он в Лейб- Гвардии Конном полку, располагавшемся
на отшибе столицы, близ Смольной деревни , за Невою виднелись хатки убогой
Охтенской слободки. Потёмкин исходил все полки и коллегии в столице, дабы
сыскать кого-нибудь из родственников, но таковых, увы, не нашлось, пришлось
обратиться к секретарю полка Елгозину , с просьбой о повышении жалованья.
Однако в просьбе ему было отказано , и вновь приходилось хлебать из
солдатского котелка. Он поселился на берегу Невы, где ютились семейные
служаки. Здесь жили рейтары с жёнами, бабками и детишками. Обычно солдаты из
дворян платили солдатам из мужиков, чтобы те за них службу несли. Но
Потёмкин сам впрягся в службу , тянул лямку - без вдохновения, но
исполнительно.
В это время государство Российское обнищало и жило впроголодь.
Елизаветинское время ещё долго отдавалось горьким эхом в казне русской.
Последние годы жизни императрицы оставались балом , да только уже не
весёлым и роскошным, а печальным воспоминанием былой мощи. Летом 1761г.
Елизавета приняла Растрелли, который желал получить плату за строительство
Зимнего дворца. Он требовал 380 000 тысяч рублей, кои отсутствовали в казне
напрочь. Нужную сумму наскребли однако по сусекам, но тут случился пожар,
истребивший на складах Петербурга колоссальные залежи пеньки и парусины для
флота, -Елизавета распорядилась отдать все деньги погорельцам, печально
констатировав факт, что в новом дворце ей , видно , уже не удасться пожить.
Победоносная русская армия , поставив Фридриха 11 на колени, целый год не
получала жалованья. Елизавета просила два миллиона в долг у купцов Голландии
, но ей не дали, сочтя императрицу некредитоспособной: один только личный
долг её простирался до 8 147 924 рублей. Богатейшая страна -Россия -
пребывала в унизительной бедности.
24-го декабря Елизавета, пребывая всё ещё в сознании ( здоровье её было давно
и бесповоротно подорвано) , простилась в предчувствии приближающейся
кончины, с близкими , придворными, генералами, лакеями, башмачниками,
ювелирами и портнихами. Агония длилась всю ночь , а под утро она
преставилась. И началась новая эпоха в истории российской, названная "
ЗОЛОТЫМ ВЕКОМ ЕКАТЕРИНЫ". Но началась не сразу , а лишь спустя долгий
муторный год, в который России император великий "простил" стране её прусские
завоевания, ничем другим не прославясь. Хотя я намеренно говорю о
последовавшей за эпохой Елизаветы эпохе Екатерины, так как недолгое время
правления Петра III-го даже и назвать никак по- научному не решаюсь. Это была
испорченная страница отечественной истории и ничего больше. Однако всё же
следует сделать краткий обзор этой самой испорченной страницы. Пётр, по
вступлении на престол, практически сразу стал ломать дрова, щепки от которых
" выкололи не один глаз". Мало того, что победившей русской армии пришлось
отказаться от своих блестящих побед над Пруссией, так ещё теперь подражать
надо было прусским войскам во всём, так как император новоиспечённый с малых
лет завёл себе непререкаемого идола в лице Фридриха II. Кроме того, скоро
стало известно, что из ссылки возвращаются курляндский герцог Бирон и
фельдмаршал Миних, небезызвестные своими вкладами в развитие России. Всё
русское подвергалось поруганию и глумлению, даже русские слова
преследовались. Отныне всё должно было быть по-другому: стража-караул ,
отряд- деташмент, исполнение - экзекуция, объявление - публикация, действие -
акция и т. п.
А 28 июня случилось то , что должно было случиться- на престол
императорский взошла Екатерина.
В этот день началось царство Екатерины и в какой-то степени, Потёмкина.
Его конный полк тоже принимал участие в свержении Павлушки , хотя и не самое
непосредственное .Однако случай распоряжается как ему угодно и Григорий
Александрович оказался практически в самой гуще событий. Он сопровождал
карету Павла к месту его ссылки , а немного позже был совсем рядом с
Орловыми, когда они расправлялись с императором. Каков поворот фортуны :
Потёмкин не рвался в первые ряды восстания, а Екатерина его всё ж приметила
рослого юношу с непропорциональной фигурой и одарила его 400 крепостными и
10 000 рублей .Тогда же в 1762 году он лишился глаза. Эта история весьма
интересна . Так как до сих пор доподлинно неизвестно, что стало причиной
потери его. По этому поводу существует множество версий . Самой
распространённой из них является та, что якобы увидевший в Потёмкине
опасного соперника , Григорий Орлов и его братья( главная поддержка и
фавориты Екатерины) выбили глаз неугодному. Но граф Самойлов А. Н.,
племянник Потёмкина и очевидец событий, сообщил наиболее достоверные
сведения: Григорий Александрович окривел не в результате прокола глаза
шпагой на дуэли и не вследствие удара кулаком по голове , нанесённого Г.
Орловым, а от примочки какого-то знахаря , которого Потёмкину отрекомендовал
в качестве отличного лекаря, когда он ему был необходим. Примочка притянула
пресильный жар к голове , а более к обвязанному глазу, отчего болезнь
усилилась до нестерпимости . Потёмкин снял повязку и обнаружил нарост,
который попытался снять булавкой. Рискованная манипуляция обернулась потерей
глаза. История с глазом расстроила Потёмкина настолько , что он на долгих 18
месяцев похоронил себя в тёмной спальне, погружённый в мрачные мысли. Но в
1763г. императрица вспомнила о нём и , он был призван ко двору. Далее, Г.
Орлов , ранее не плохо относившийся к нему , увидел в нём более чем опасного
соперника , уговорил императрицу отправить Потёмкина курьером в Швецию. Все
эти сведения не опираются на достоверные источники. Первым внушающим доверие
документом , освещающим карьеру Потёмкина до того, как он стал фаворитом,
является составленная императрицей во второй половине 1763 года
инструкция об его обязанностях помощника обер-прокурора Синода. Однако
главной для него оставалась служба придворная- в 1768 году он стал
камергером.
В 1769 году, в разгар войны с Турцией, Григорий Александрович обратился к
императрице с прошением, в котором умолял отправить его на театр военных
действий. По словам Потемкина, покровительство Екатерины «тогда только
объявится в своей силе, когда мне для славы вашего величества удастся кровь
пролить». Воевал он храбро и вполне заслужил благожелательный отзыв
главнокомандующего П. А. Румянцева. 4 декабря 1773 года Екатерина круто
изменила судьбу подававшего надежды полководца, обратившись к нему с
многообещающим письмом. Императрица выразила желание «ревностных, храбрых и
умных людей сохранить» и советовала Потемкину «не вдаваться в опасности».
Послание заканчивалось интригующе. На риторический вопрос: «К чему оно (письмо
-прим. ред)писано?» — следовал такой ответ: «На сие вам имею ответствовать: к
тому, чтобы вы имели подтверждение моего образа жизни об вас, ибо я всегда к
вам доброжелательна была» .[7]
На крыльях радужных надежд в январе 1774 года Григорий Александрович явился в
Петербург и был незамедлительно обласкан — уже в марте он получил вожделенный
чин генерал-адъютанта. Потемкин, отличавшийся неуемной энергией и
способностью все схватывать на лету, быстро приобрел громадное влияние на
государственные дела. В письмах к Гримму Екатерина не могла нарадоваться на
нового фаворита, называя его «самым смешным, забавным и оригинальным
человеком, забавным как дьявол». Императрица, привыкшая без удержу хвалить
всех без исключения фаворитов, на этот раз была совершенно права. Не ошиблись
и наблюдательные дипломаты, быстро распознавшие в Потемкине даровитого
политика. Среди столичных иностранцев ходил такой анекдот: Григорий Потемкин
поднимался по дворцовой лестнице и повстречал бредущего вниз Григория Орлова.
«Что нового при дворе?» — спрашивал Потемкин. Орлов холодно отвечал: «Ничего,
только вы подымаетесь, а я иду вниз».
4 марта 1774 года английский дипломат Гуннинг предрекал новому фавориту
блестящее будущее: «Васильчиков заменен человеком, обладающим всеми задатками
для того, чтобы обрести влияние на дела и доверие государыни. Это Потемкин,
прибывший сюда с месяц тому назад из армии, где он находился во все время
продолжения войны и где, как я слышал, его терпеть не могли... Он громадного
роста, непропорционального сложения и в наружности его нет ничего
привлекательного. Судя по тому, что я об нем слышал, он, кажется, знаток
человеческой природы... и хотя распущенность его известна, тем не менее он
единственное лицо, имеющее сношения с духовенством».
Прошло чуть более месяца, и в конце апреля тот же Гуннинг доносил в Лондон о
выросшем влиянии Потемкина: «Весь образ действия Потемкина доказывает
совершенную прочность его положения. Он приобрел сравнительно со всеми своими
предшественниками гораздо большую степень власти и не пропускает никакого
случая объявить это. Недавно он собственной властью и вопреки Сенату
распорядился винными откупами невы годным для казны образом».
В июне 1774 года Екатерина сделала Потемкина вице-президентом Военной
коллегии, что вызвало крайнее раздражение ее президента Захара Чернышева. В
связи с этим Гуннинг заметил: «Принимая в соображение характер человека,
которого императрица так возвышает и в чьи руки она, как кажется,
намеревается передать бразды правления, можно опасаться, что она сама для
себя изготовит цепи, от которых ей впоследствии будет нелегко освободиться».
Как известно, императрица многократно называла Потемкина своим учеником. Надо
полагать, что два года пребывания при дворе и были той школой, в которой
талантливый и прилежный фаворит постигал начала державной мудрости. За это
время Григорий Александрович успел стать заметной фигурой в государственных
делах. Отметим его совет Екатерине отказаться от мелочной опеки П. А.
Румянцева, что, несомненно, способствовало раскрытию полководческих дарований
фельдмаршала. Влиянию Потемкина приписывают решение императрицы ликвидировать
Запорожскую Сечь, он активно участвовал в заседаниях Государственного совета
и не стеснялся высказывать собственное мнение.
Надо полагать, Екатерина испытывала полную удовлетворенность Потемкиным и как
фаворитом, и как «учеником». Награды и пожалования лились дождем. По случаю
заключения Кючук-Кайнарджийского мира (1774) Григорий Александрович был
возведен в графское достоинство, получил осыпанную алмазами золотую шпагу,
орден св. Андрея Первозванного и 100 тысяч рублей. У Фридриха II императрица
исхлопотала для него орден Черного Орла, у Станислава Августа — ордена Белого
Орла и св. Станислава, у Густава III — орден Серафима, у короля датского —
орден Слона. Фавориту очень хотелось получить ордена Золотого Руна, св. Духа
и Голубой Подвязки. Однако в Вене, Версале и Лондоне Екатерине отказали.
Впрочем, Иосиф II благосклонно отнесся к другой просьбе императрицы, и в 1776
году «Гришенок бесценный» был возведен в княжеское достоинство Священной
Римской империи и стал отныне именоваться светлейшим.
Потемкин заслуживает того, чтобы на его «службе» фаворитом остановиться
подробнее. Во-первых, Потемкин был тайно обвенчан с императрицей. Мысль о
том, что между ними существовали брачные отношения, высказана давно, но она
имела форму догадки. После опубликования писем императрицы к Потемкину Н. Я.
Эйдельманом догадки обрели статус бесспорного факта, ибо подтверждены самой
императрицей, называвшей Григория Александровича «муженком дарагим», «дорогим
супругом», «нежным мужем».
Во-вторых, историки располагают таким бесценным источником, как переписка
императрицы с любовником, ставшим супругом, точнее ее к нему письмами и
записочками: письма фаворита Потемкина к Екатерине практически не
сохранились, ибо она предавала их огню. Тем не менее даже письма императрицы
без ответных посланий возлюбленного позволяют проследить перипетии их
отношений от задушевных и нежных до холодных и полуофициальных, лишенных
ласковых слов и клятв в верности, которыми так богаты письма и записочки
императрицы 1774— 1775 годов.
У обоих корреспондентов были общие черты: они обладали сильными характерами,
недюжинным честолюбием, обоюдным желанием подчинить своей воле
корреспондента. Но были и существенные различия, оказывавшие огромное влияние
на отношения между ними. Императрица предстает темпераментной, но
уравновешенной и рассудительной женщиной. Ее признание, что она «не хочет
быть ни на час охотно без любви», не превращало ее в жертву страсти. Обладая
огромной выдержкой, она, конечно же, возводила на себя напраслину, когда
писала, что глупела от любви, и заявляла:
«Стыдно, дурно, грех Екатерине Второй давать властвовать над собой безумной
страсти». В другом письме: «...как это дурно любить чрезвычайно». На ее
возлюбленном, напротив, лежала печать человека неуравновешенного, со взрывным
характером, с непредсказуемыми поступками в минуты гнева, которому он часто
поддавался.
Роман Екатерины и Потемкина протекал чрезвычайно бурно: нежности сменялись
кратковременными размолвками и даже ссорами, последние столь же внезапно
оборачивались горячими клятвами в любви и преданности. Интимные письма и
записочки императрицы второй половины 1774 года давали основание считать, что
она никогда не исчерпает всего запаса ласковых слов. Ее изобретательность
беспредельна: «Гришенька не милей, потому что милой», «Милая милюшечка,
Гришенька», «Милая милюша», «Миленький милюшечка», «Миленький голубчик»,
«Миленький, душа моя, любименький мой», «Милуша», «Сердце мое» и др.
В июне 1774 года в письмах 45-летней Екатерины впервые встречается слово
«муж». Обычно им заканчивались послания императрицы: «муж дорогой», «нежный
муж», «дорогой супруг», «мой дорогой друг и супруг», «остаюсь вам верной
женой», «мой дражайший супруг», «муж родной». Некоторые письма заканчивались
иными словами, выражавшими ее недовольство. Но здесь перед нами не обычная
ругань, стремление дать обидную и унизительную кличку, как это может
показаться на первый взгляд, а та же нежность с оттенком недовольства,
отраженного нарочито грубыми словами. Самый пространный набор кличек содержит
послание, относящееся, видимо, ко второй половине 1775 года: «Гяур, москов,
козак яицкий, Пугачев, индейский петух, павлин, кот заморский, фазан золотой,
лев в тростнике».
Клятвенных заверений в нерушимой верности в письмах и записочках столь много,
что они вызывают подозрение относительно истинности постоянства чувств —
скорее всего, некоторые выражения навеяны упреками фаворита и супруга в
утрате либо ослаблении интереса к «милому милюшечке Гришеньке». Уже в апреле
1774 года в одном из писем она усиленно стремилась развеять подозрения
ревнивца: «Признаться надобно, что и в самом твоем опасеньи тебе причины
никакой нету. Равного тебе нету».
Приведем лишь малую толику заверений императрицы: «Я тебя более люблю, нежели
ты меня любишь», «Я вас чрезвычайно люблю», «Гришенок бесценный, беспримерный
и милейший в свете, я тебя чрезвычайно и без памяти люблю, целую и обнимаю
душою и телом, муж дорогой», «Я тебя люблю сердцем, умом, душою и телом... и
вечно любить буду», «Милая душа, верь, что я тебя люблю до бесконечности»,
«Милая душа, знай, что тебя нет милей на свете» и т. д.
Многие записочки императрицы отражают ее чувственную любовь, горячее желание
встретиться с любимым: «Я тебя жду в спальне, душа моя, желаю жадно тебя
видеть», «Сударынька, могу ли прийти к тебе и когда», «Гришенька, друг мой,
когда захочешь, чтоб я пришла, пришли сказать», «Я умираю от скуки, когда я
вас снова увижу».
Если бы историки располагали только письмами Екатерины к Потемкину, то у них
были бы веские основания высоко оценить нравственные качества императрицы,
поверить ее клятвенным обещаниям блюсти верность, вечную любовь и т. д. Но в
том-то и дело, что аналогичные заверения и клятвы можно обнаружить в письмах
к новому фавориту, сменившему Потемкина, — П. В. Завадовскому: «Я тебя люблю
всей душой», «право, я тебя не обманываю» и т. д.
Из писем императрицы явствует, что между влюбленными часто случались
размолвки, причем инициатором их выступал Потемкин, а миротворцем —
императрица. Чем ближе к 1776 году, тем меньше императрица использует
примирительные слова, уговоры заменяются выговорами, появляется
раздражительность: «Я не сердита и прошу вас также не гневаться и не
грустить», «Я, душенька, буду уступчива, и ты, душа моя, будь также
снисходителен, красавец умненький», «Я не зла и на тебя не сердита... Мучить
тебя я не намерена», «Мир, друг мой, я протягиваю вам руку», «Душа в душу
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
