Гидденс определяет современность на основе четырех основных институтов. Пер-вый из них -- капитализм, который, как известно, характеризуется товарным про-изводством, частной собственностью на капитал, не обладающим собственностью наемным трудом и вытекающей из этих характеристик классовой системой. Вто-рой институт -- индустриализм, предполагающий использование для производ-ства товаров неодушевленных источников энергии и машинного оборудования. Индустриализм не ограничивается сферой производства, а затрагивает множество других областей, например «транспортную коммуникацию и семейную жизнь» (Giddens, 1990, р. 56); Тогда как две первые характеристики современности едва ли ювы, о третьей -- возможности надзора, хотя она и многим обязана творчеству Мишеля Фуко (см. главу 13), -- этого сказать нельзя. Согласно определению Гидденса, «надзор означает наблюдение за действиями подчиненного населения ^в основном, но не только] в политической сфере» (Giddens, 1990, р. 58). Последнее институциональное измерение современности -- это военное могущество, или контроль над средствами насилия, включая индустриализацию войны. Кроме того, следует отметить, что в своем анализе современности, по крайней мере, на мак-роуровне, Гидденс сосредоточивает внимание на современном национальном го-сударстве (а не на обществе, что более принято в социологии), которое считает в корне отличным от характерного для общества досовременной эпохи.
Согласно структурационной теории Гидденса, динамизм современности при-дают три существенных аспекта: дистанцирование, высвобождение и рефлексив-ность. Первый аспект -- разделение времени и пространства, или дистанцирова-ние (хотя этот процесс возрастающего разделения, как и все аспекты творчества Гидденса, не линейный, а диалектический). В обществах досовременной эпохи время всегда было соединено с пространством, а измерение времени не было точ-ным. При наступлении модернизации время было стандартизировано, и тесная связь между временем и пространством была нарушена. В этом смысле как из вре-мени, так и из пространства было «выкачено» содержание; никакое конкретное время или пространство не занимают привилегированного положения; они стали Чистыми формами. В обществах досовременной эпохи пространство главным об-разом определялось физическим присутствием и, следовательно, четко ограничен-ными местами. С наступлением современной эпохи пространство стало отделять-ся от места. Все более вероятными становятся отношения с теми, кто физически отсутствует и находится на все более отдаленном расстоянии. Гидденс считает, что место становится «фантасмогорическим», т. е. «места действия глубоко пронизыва-ются и формируются довольно отдаленными от них социальными воздействиями... "видимая форма" места действия скрывает дистанцированные отношения, кото-рые определяют его характер» (Giddens, 1990, р. 19).
Пространственно-временное дистанцирование имеет в современности боль-шое значение по нескольким причинам. Во-первых, она делает возможным разви-тие рационализированных организации типа бюрократий и национального госу-дарства с присущим им динамизмом (по сравнению с досовременными формами) и способностью соединять локальные и глобальные сферы. Во-вторых, современ-ный мир помещен в фундаментальное понимание мировой истории и способен черпать из этой истории для создания настоящего. В-третьих, такое дистанциро-вание становится важнейшей предпосылкой второго по Гидденсу источника ди-намизма современности -- высвобождения.
Согласно определению Гидденса, высвобождение подразумевает «"отрыв" со-циальных отношений от локальных контекстов взаимодействия и их реструкту-рирование на неограниченных промежутках времени -- пространства» (1990, р. 21)-Ключевую роль в современных обществах играют два рода разлагающих механиз-мов; оба можно включить в категорию абстрактных систем. Первый из них -- сим-волические знаки, из которых наиболее известны деньги. Деньги обеспечивают пространственно-временное дистанцирование: мы способны заключать сделки
с другими людьми, значительно отдаленными от нас во времени и/или простран-стве. Второй тип механизмов -- экспертные системы, определяемые как «систе-мы технического выполнения или профессиональной экспертизы, организующие обширные области материальной и социальной среды, в которой мы сегодня жи-вем» (Giddens, 1990, р. 27). Наиболее очевидные экспертные системы включают в себя таких профессионалов, как юристы и врачи, -- но и повседневные явления, например, наши машины и дома, создаются экспертными системами и испытыва-ют их воздействие. Экспертные системы дают гарантии (однако, не без рисков) действия через время и пространство.
В современных обществах, где господствуют абстрактные системы со значи-тельным пространственно-временным дистанцированием, огромное значение име-ет доверие. Потребность в доверии связана с этим дистанцированием: «Мы не име-ем потребности доверять кому-то, кто постоянно находится в поле нашего зрения и чьи действия можно непосредственно отслеживать» (Giddens, 1991, р. 19). До-верие становится необходимым, когда мы, в результате возрастающего дистан-цирования, с точки зрения времени либо пространства, более не обладаем всей полнотой информации о социальных явлениях (Craib, 1992, р. 99). Доверие оп-ределяется как «уверенность в надежности человека или систем относительно данного набора результатов или событий, где эта уверенность выражает веру в че-стность или любовь другого или в правильность абстрактных принципов (техни-ческого знания)» (Giddens, 1990, р. 34). Доверие имеет огромное значение не толь-ко в современном обществе в целом, но также важно для символических знаков и экспертных систем, служащих высвобождающими механизмами в современном мире. Например, для того чтобы работали денежная экономика и правовая систе-ма, люди должны им доверять.
Третья динамическая характеристика современности -- этоее рефлексивность. Являясь фундаментальным свойством структурационной теории Гидденса (рав-но как и, по его мнению, человеческого существования), рефлексивность приоб-ретает особое значение в современности, где «социальные практики постоянно ис-следуются и преобразуются в свете поступающей информации об этих практиках, таким образом существенно изменяя свой характер» (Giddens, 1990, р. 38). Все в современном мире открыто рефлексии, в том числе и сама рефлексия, что остав-ляет у нас всеобъемлющее ощущение неопределенности. К тому же здесь снова возникает проблема двойной герменевтики (см. главу 11), поскольку рефлексия экспертов о социальном мире, как правило, изменяет сам этот мир.
Опосредованный характер современной жизни поднимает ряд особых вопро-сов. Один из них -- необходимость доверия абстрактным системам в целом и экс-пертным системам, в частности. Используя одну из своих довольно спорных ме-тафор, Гидденс говорит, что детям «делают прививку» «дозой» доверия в период первичной социализации. Этот аспект социализации снабжает людей «защитным коконом», который по мере наступления зрелости способствует приобретению ими некоторой онтологической безопасности и доверия. Это доверие, как прави-ло, подкрепляется рядом рутинных событий, с которыми мы сталкиваемся в по-вседневной жизни. Однако существуют и связанные с современностью новые и опасные риски, которые всегда угрожают нашему доверию и грозят привести к всеобъемлющей онтологической ненадежности. Как считает Гидденс, хотя разлагаю-щие механизмы обеспечили нам безопасность в различных областях, они также по-родили особый «профиль риска». Риск имеет характер, глобальный по силе (ядерная война может уничтожить нас всех) и распространению случайных событий, затраги-вающих множество людей во всем мире (например, изменения в международном раз-делении труда). Кроме того, существуют риски, которые можно объяснить нашими попытками управлять материальной окружающей средой. Риски также вызываются созданием институциональных рисковых сред, например глобальных рынков инве-стиций. Люди все более осознают существующие риски, и религия и обычаи все бо-лее теряют свое значение в качестве основы веры в то, что риски эти могут быть преобразованы в надежность. Большой круг общественности сегодня, вероятно, осведомлен о рисках, с которыми мы сталкиваемся. Наконец, существует тягост-ное осознание того, что способность экспертных систем бороться с этими рисками ограничена. Именно эти риски придают современности образ неудержимой сокруши-тельной силы и наполняют нас онтологической неуверенностью.
Что же произошло? Почему мы испытываем негативные последствия суще-ствования в качестве пассажиров сокрушительной машины современности? Гид-денс выдвигает несколько причин. Первая из них -- дефекты конструкции, которые наличествуют в современном мире: те, кто разрабатывал элементы современного мира, допустили ошибки. Вторая возможная причина -- несостоятельность опе-раторов: проблема связана не с разработчиками, а с теми, кто руководит современ-ным миром. Однако основное значение Гидденс придает двум другим факторам -- непреднамеренным последствиям и рефлексивности социального знания. Имеется в виду, что последствия, которые действия будет иметь для системы, никогда нельзя полностью прогнозировать, а новое знание постоянно толкает системы в новых направлениях. По всем указанным причинам мы не можем полностью контроли-ровать сокрушительную силу, современный мир.
Тем не менее Гидденс не уступает, а предлагает парадоксальный курс утопи-ческого реализма. Он ищет равновесие между утопическими идеалами и реалия-ми жизни в современном мире. Он также придает значение той роли, которую могут сыграть в преодолении некоторых рисков современного мира и указании нам на общество, где эти риски смягчены, социальные движения. Попытка Гидденса (Giddens, 1994) найти компромиссную политическую по-зицию видна из заглавия одной из его поздних книг -- «По ту сторону левого и пра-вого: будущее радикальной политики». В то время как существующие политические позиции теряют свою жизнеспособность, Гидденс предлагает перестроенную «ра-дикальную политику», основанную на утопическом реализме и ориентированную на обращение к проблемам бедности, загрязнения окружающей среды, деспоти-ческой власти и принуждения, насилия в социальной жизни. В политическую по-зицию Гидденса входит принятие по крайней мере некоторых аспектов капитализ-ма (например, рынков) и отрицание многих аспектов социализма (например, революции). Таким образом, Гидденс предпочел идти по очень узкому и трудно-му политическому канату.
Попробуем определить, какую позицию Гидденс занимает относительно пост-современности, придерживаясь описанных взглядов на современность. С одной стороны, он отвергает практически все принципы, которые мы обычно связываем с постмодернизмом. Например, касаясь идеи о невозможности систематичного знания, Гидденс говорит, что такая точка зрения привела бы нас к «полному отка-зу от интеллектуальной деятельности» (1990, р. 47). Однако, считая, что мы жи-вем в эпоху «высокой» современности, Гидденс полагает, что уже сейчас наличе-ствует возможность получить некоторое представление о постсовременности. Этот мир, по его мнению, будет характеризоваться постдефицитной системой, все более многослойной демократизацией, демилитаризацией и гуманизацией технологии. Однако явно не существует никаких гарантий, что мир будет двигаться в направле-- нии хотя бы некоторых, не говоря уже обо всех, свойств постмодерна. Рефлексив-ность проявляется в том, что, по мнению Гидденса, говоря о таких возможностях, он (и другие) может в определенной степени содействовать их осуществлению.
Современность и идентичность
Тогда как работа «Последствия современности» носит во многом макроориенти-рованный характер, в «Современности и самоопределении» (Giddens, 1991) боль-ше внимания уделяется микроаспектам эпохи поздней современности, особенно
¦личности. Конечно, Гидденс рассматривает личность как диалектически связан-ную с институтами современного общества, однако основное внимание здесь он уделяет микростороне континуума. Мы тоже сосредоточимся на вопросах микро-
t порядка, однако не следует упускать из виду более обширную диалектику:
Трансформация самоопределени и глобализации... -- это два полюса диалектики ло-кального и глобального в условиях высокой современности. Изменения в интимных ас-пектах личной жизни... непосредственно связаны с установлением социальных связей очень широкого масштаба... впервые в человеческой истории «личность» и «общество» взаимосвязаны в глобальной среде (Giddens, 1991, р. 32)
Как мы видели, Гидденс определяет современный мир как рефлексивный и утверждает, что «рефлексивность современности проникает внутрь личности... личность становится рефлексивным проектом» (1991, р. 32). То есть личность становится чем-то, о чем можно размышлять, что можно изменять и даже фор-мировать. Индивид не только делается ответственным за создание и сохранение собственной личности -- эта ответственность имеет сплошной и всеобъемлющий характер. Личность становитсяпродуктом самоисследования, а также развития тесных социальных взаимоотношений. В современном мире даже тело «вовле-кается в рефлексивную организацию социальной жизни» (Giddens, 1991, р. 98). |. Мы ответственны за формирование не только нашей личности, но также (что с f этим связано) наших тел. Центральное значение в рефлексивном создании и под-держании личности имеет телесный облик и его соответствующие проявления в разнообразных обстановках и условиях. Кроме того, тело подвергают множе-ству «режимов» (например, книги по диете и физическим упражнениям), что не только помогает индивидам формировать тело, но также способствует самореф-лексивности, равно как и рефлексивности современности в общем. Результатом, в целом, становится свойственная современному миру одержимость своим те-лом и своей личностью.
Современный мир влечет за собой «секвестр опыта», или «связанные процес-i маскировки, отделяющие рутины обыденной жизни от следующих явлений: зумия; преступности; болезни и смерти; половой жизни; природы» (Giddens, 191, р. 149,156). Такой секвестр происходит в результате возрастания роли абст-ктных систем в повседневной жизни. Эта изоляция дает нам большую онтоло-ческую безопасность, однако ценой этого оказывается «исключение из социаль->й жизни фундаментальных экзистенциальных вопросов, которые ставят людей :ред важнейшими нравственными дилеммами» (Giddens, 1991, р. 156).
Хотя современность схожа с обоюдоострым мечом, вызывая как позитивные, к и негативные изменения, Гидденс осознает фундаментальную «нависающую розу личностной бессмысленности» (1991, р. 201). Все значимое изъято из по-едневной жизни; его подавили. Но диалектически, возрастающая саморефлек-пвность приводит к увеличению вероятности возврата того, что подверглось по-Алению. Гидденс считает, что мы вступаем в мир, в котором «на коллективном ювне и в повседневной жизни нравственные/экзистенциальные вопросы снова убиваются на центр арены» (1991, р. 208). Мир постсовременности есть, по Гид-«су, мир, который характеризуется «реморализацией». Нравственные и экзис-нциальные проблемы, которые изымались из социальной жизни, займут цент-льное положение в обществе, которое, по мнению Гидденса, предвещается и >едвосхищается саморефлексивностью эпохи поздней современности.
овременность и интимность
Ногие из этих вопросов Гидденс затрагивает в «Трансформации интимности» 992). В настоящей работе Гидденс рассматривает происходящие в сфере ин-шных отношений изменения, демонстрирующие движение в сторону другого 1Жного понятия в его рассуждениях о современном мире -- чистых взаимоот->шений, или «ситуации, при которой в социальное отношение вступают ради :го самого, ради того, что каждый может извлечь из длительного общения с >угим; и которое продолжается, пока обе стороны считают, что оно доставляет 1ждому индивиду достаточное удовлетворение, чтобы остаться в этом отноше-ш» (Giddens, 1992, р. 58). В случае интимного общения чистые взаимоотноше-1Я характеризуются эмоциональной коммуникацией с самим собой и другим !ловеком в ситуации сексуального и эмоционального равенства. Демократиза-\я интимных отношений может привести к демократизации не только межлич->стных отношений в целом, но также и макроинституционального устройства, зменение характера интимных отношений, в которых женщины («эмоциональ->ie революционерки современности» [Giddens, 1992, р. 130]) взяли на себя ини-1ативу, а мужчины проявили себя «увальнями», имело революционное значе-ie для общества в целом.
В современном мире интимные отношения и половая жизнь (и, как мы виде-1, многое другое) подверглись ограничению. Однако этот секвестр, являясь в 1зличных отношениях освобождающим от интимного общения в традиционных одествах, представляет собой и форму подавления. Рефлексивная попытка со-1ать более чистые интимные отношения должна осуществляться отдельно от более крупных нравственных и этических вопросов. Но все же это современное установление Начинает испытывать на себе давление, когда люди, в особенности женщины, пытаются рефлексивно сконструировать самих себя и других. Таким образом, Гидденс выступает не за сексуальное освобождение или плюрализм, а за обширные этические и моральные изменения, изменения, которые, как он счита-ет, уже происходят в интимных отношениях:
Нет необходимости ожидать содиополитической революции, чтобы содействовать ре-ализации проектов освобождения, такая революция и не способствовала бы этому в значительной степени. Революционные процессы уже происходят в инфраструктуре личной жизни. Трансформация интимности требует психических, а также социальных изменений, и такие изменения, идущие «снизу вверх», потенциально могут разветвить-ся, затрагивая другие, более публичные институты (Giddens, 1992, р. 181-182).
Общество риска
Мы уже затрагивали вопрос риска в творчестве Гидденса, посвященном пробле-мам современности. Как пишет Гидденс,
современность есть культура риска. Этим я не хочу сказать, что социальная жизнь по своей сути более опасна, чем прежде; для большинства людей это не так. Понятие рис-ка скорее имеет фундаментальное значение для способа организации социального мира как непрофессиональными акторами, так и техническими специалистами. Современ-ность снижает общую рискованность определенных сфер и форм жизни, однако в то же время она привносит новые параметры риска, которые были прежним эпохам в ос-новном или совершенно неизвестны (Giddens, 1991, р. 3-4)
Таким образом, Гидденс (Giddens, 1991, р,28) описывает как «вполне точный» тезис, приводимый в работе Ульриха Бека «Общество риска: к новой современ-ности» (1992; Bronner, 1995), которую мы рассмотрим в данном разделе.
С точки зрения нашего анализа, подзаголовок работы Бека имеет большое зна-чение, поскольку указывает на то", что он, как и Гидденс, отвергает мнение, согласно которому мы вступили в эпоху постмодернизма. По мнению Бека, мы продолжаем жить й мире современности, хотя и новой формы современности. Прежняя, «клас-сическая» фаза современности ассоциировалась с индустриальным обществом, тогда как возникающая новая современность и ее технологии связываются с обще-ством риска (Clark, 1997). Хотя мы еще не живем в обществе риска, мы уже не жи-вем и только в индустриальном обществе; т. е. современный мир соединяет в себе элементы обеих стадий. Фактически, общество риска можно рассматривать как вид общества индустриального, поскольку многие из этих рисков связаны с индустри-альным развитием. Бек так резюмирует свою позицию:
Точно так же; кац в девятнадцатом веке модернизация разрушила структуру феодаль-ного общества и породила индустриальное общество, сегодня модернизация разрушает индустриальное общество, и рождается другая современность... Тезис настоящей кни-ги следующий: мы являемся свидетелями не конца, но начала современности -- то есть современности за пределами ее классической индустриальной конструкции (Beck 1992, р. 10)
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
