Классические труды, посвященные феномену массового поведения, были написаны задолго до нашего рождения. Это «Толпа и публика» Г. Тарда (1883) и «О поведении толпы» Г. Лебона (1903). Тард впервые разделил (в понятиях, конечно) «толпу» и «массу». Толпу он определил как группу людей, находящихся в прямом контакте, обусловленном физической близостью. Масса, члены которой ведут себя сходным образом, отличается от толпы опосредованным контактом в группе.
Внимание, которое стали проявлять ученые к коллективному поведению в XX в., было неслучайным. По мнению нашего современника, известного социального философа X. Ортеги-и-Гассета, изучавшего в первую очередь тоталитарные, фашистские, общества, в этот период сформировалось массовое общество, в котором господствуют стандарты массовой культуры. Это бесструктурное общество, маргинализирующее всё и вся. Социальная атомизация происходит во всех современных обществах, для которых характерными явлениями становятся психозы моды, массовые истерии и иные проявления, более ярко выраженные в обществах тоталитарного типа.
Если какие-то значимые потребности людей не реализуются и они осознают это как угрозу своему существованию, включаются особые механизмы защитного поведения. Когда возникает общность интереса, основанная на беспокойстве или даже страхе, формируется толпа или масса. Дело может дойти даже до паники, словно происходит «заражение» отрицательными эмоциями, в первую очередь страхом. Поэтому теорию Г. Лебона и Г. Тарда стали называть эпидемиологическим направлением социологии общностей.
Эти исследователи подчеркивали возникновение чувства анонимности, бесконтрольности и поэтому вседозволенности члена толпы, поскольку потерянность в массе других людей и единство испытываемых всеми эмоций выводят индивида из состояния «социальной зачарованности». Он перестает ощущать свои ролевые маски, они в этот момент ему не требуются, никто из окружающих людей не предъявляет ему этих «ролевых ожиданий». Человек как бы регрессирует в мир первозданных «нутряных» страстей.
И Лебон, и Тард отмечают, что в толпе формируется чувство особой мощи, многократного увеличения собственных усилий отдельного человека, он чувствует себя увлеченным общим порывом, превращается в часть единого живого организма (русский писатель М. Горький так описывал толпу-птицу в романе «Мать»). Во главе этой свежепереплавленной общности стоит лидер, и толпа полностью, беспрекословно подчиняется его воле.
3. Фрейд, теоретические принципы которого были взяты на вооружение представителями психоаналитического направления в социологии (кстати, довольно распространенного в дореволюционной России), внес свой вклад в изучение психозов толпы. Рассматривая поведение толпы сквозь призму индивидуальной психологии, он объяснял специфику происходящего конфликтом социокультурного и бессознательного в психике человека. Исходя из своей концепции структурного конфликта между Super Ego (нормативной сферой личности) и Id (подсознанием), Фрейд, выделял агрессивные и податливые толпы, в которых происходит абсолютная потеря воли отдельного человека.
Союз эмоций или рацио? Как бы то ни было, далеко не все массовидные социальные движения объясняются разгулом неосознаваемых страстей или эмоциональным заражением. В поиске более сложных и в то же время более точных моделей теоретического объяснения массовых феноменов автор концепции социального обмена Д. Хоманс выдвинул идею внешней и внутренней систем «человеческой группы»*, основными элементами которой являются деятельность, чувства, взаимодействия и нормы. Теория, которую этот исследователь развивал с 30-х гг., базируется на посылке, что люди во взаимодействии друг с другом пытаются достичь блага и чем значимее благо, тем больше усилий предпринимает человек.
*Homans G. The Human Group. N.Y., 1950.
Г. Мид, решавший ту же проблему, пришел к выводу, что человеческие объединения больше зависят от общих представлений людей, которые он рассматривал как «индивидуальные перспективы». В своей теории «акта», которая впоследствии легла в основу нового социологического направления - символического интеракционизма, Мид глубоко обосновал, что люди часто взаимодействуют, общаются, помогают друг другу из таких «эмоционально-рациональных» побуждений, как одинаковое понимание добра и зла, социальных ценностей и т.п. Иначе говоря, люди, соединяющиеся в общности, реагируют не на угрозы и не на блага, а на смыслы, значения, трактовки символов, пытаясь упредить действия друг друга.
Рассматривая коллективное поведение с точки зрения предварительных установок (предиспозиций), другой исследователь, Г. Олпорт, выдвинул теорию, заключающуюся в том, что новый социальный субъект формируется посредством конвергенции предрасположенностей, т.е. единства оценок, ценностей, придаваемых значений, стереотипов, которыми обладают члены формирующейся общности. Он теоретически обосновал, что в основе зарождения нового массового движения лежат и сходство эмоций, и рациональные предпочтения людей.
Известный американский социолог Н. Смелзер в своей книге «Массовое поведение» (1964-1967) структурировал теорию конвергенции Г. Олпорта. Он достаточно однозначно положил в основу своей объяснительной концепции возникновения новой общности не эмоциональные, а рациональные основания.
Теория рационального ценностно ориентированного поведения Н. Смелзера позволила не только отразить и интерпретировать этапы формирования общностей, но и воспроизвести (научно смоделировать) логические стадии этого процесса:
1) формирование максимально обобщенных представлений относительно идеалов, целей, задач будущей ассоциации;
2) нагнетание на основе «общего видения» проблемы определенной напряженности, в первую очередь за счет преувеличения угроз и выявления «общего врага»;
3) взращивание неявного, предварительного туманного верования о принципах действия общности, воспитание предпочтений относительно будущей модели активности (легальной, нелегальной, насильственной, мирной и т.п.);
4) обращение к истории в поисках образцов для заимствования (так поступают в новой России «казаки», «дворяне» и другие «возрожденческие» общности);
5) мобилизация для действий: расширение числа сторонников и подготовка их к организации;
6) введение внутреннего социального контроля, т.е. прав и обязанностей, позволяющих требовать, наказывать, поощрять, изгонять, носить символику;
7) вхождение новой массовой организации (встраивание, вливание, принятие общественным мнением, узаконение) в существующие общественные структуры.
Последний этап знаменует врастание новой общности в систему сложившихся общественных связей: образование партии, другой юридически фиксированной организации, институционализация, продвижение «своих» во властные элиты и т.д.
Конструирование общности. Вся социология, в том числе и теории общностей, может быть условно поделена на «идеалистическую» и «прагматическую». Как-то так получилось, что более системный, многослойный, философствующий, аксиологический (ценностный) взгляд на проблему человеческих союзов демонстрировали европейские школы социологии, а прагматический, деловой, результатный, поведенческий подход развивался на американской национальной почве научного обществознания. Однако парадоксальным образом именно в такой значимой прикладной сфере, как разработка технологических принципов создания общностей, французы даже «обошли» американцев (с точки зрения авторских приоритетов, конечно).
Известный теоретик акционализма (социологии действия) А. Турен, осуществляя прагматический анализ процесса увеличения мощи, влияния, возрастания субъектности и встраивания новых общностей в существующие социальные структуры, построил научный фундамент многочисленных мобилизационных концепций, которые могут быть однозначно отнесены к менеджериальным теориям (т.е. развернутым инструкциям для политиков, управленцев).
А. Турен - основатель нового направления «социологии действия», которое приветствует включение социологов в реальные общественные процессы и даже поощряет социологические «десанты» в места интересных социальных событий. А наличие подобного «неомарксистского задора», т.е. стремления вмешиваться в ход событий с целью тактической или даже стратегической корректировки ситуации, требует великолепного знания не просто «анатомии» социального организма, но, что более сложно, его «социальной физиологии». Именно такая научная установка (на опыт, успешный общественный эксперимент) позволила теоретикам социальной мобилизации выявить наиболее существенные элементы механизма конструирования новых ассоциаций.
Первое, что удалось выяснить социологам, - это обратная, «отрицательная» логика искусственной мобилизации общности. Оказалось, что наиболее действенным механизмом консолидации является не единство целей, а наличие общего врага. Другими словами, общности наиболее легко объединяются не «за», а «против», поэтому первое необходимое условие - обеспечить возможность осознания противника, а не апеллировать к общим интересам, целям и ценностям.
Второе важное практическое условие мобилизации - максимально примитивные и простые, очень привлекательные по содержанию и туманные по подтексту лозунги. Они должны привлекать наибольшее число сторонников (например, «За великую и могучую Россию!») и при этом не поддаваться анализу и контролю (конкретно: какую «великую»? какую «могучую»? - экономически, политически, военно-стратегически или как? и какими средствами: войной ли, технологической перестройкой, хозяйственной автаркией, затягиванием поясов? а в какие исторические сроки?). Формулировка лозунга должна быть такова, чтобы с его «идеей» могли солидаризироваться самые разные люди, которые, на поверку, вкладывают в него весьма различающиеся значения (смыслы).
Третье действенное условие реализации механизма социальной мобилизации - демонстрация силы. За слабым не идут, поэтому для привлечения новых сторонников необходимо или произвести впечатляющий «смотр сил», или организовать фальсификацию силы. Социальная мощь общности ассоциируется: 1) с большой массой (многочисленностью), 2) хорошо отлаженной организацией (дееспособностью), 3) функциональной монополией (значимостью) и 4) наличием специфических ресурсов влияния (властью). Каждый из этих признаков может быть специально проявлен или «заявлен» для того, чтобы привлечь новых сторонников.
Четвертое условие мобилизации, которое необходимо реализовать для искусственного «конструирования» общности, - это привлекательный харизматический лидер. Он не просто избранный, а скорее «богоизбранный» руководитель, которому приписываются исключительные личностные и социальные качества. Харизматический лидер несет благодать избавления от проблем, выполняя великую общественную миссию и открывая своим последователям новые горизонты. Он воспринимается членами общности как вождь, полумистическая фигура, отношение к которой предполагает полную эмоциональную самоотдачу, подчинение и доверие. Именно таким остается традиционное отношение россиян к главе государства, что своеобразно обусловливает и ограничения конкурентной борьбы внутри политической элиты, и дополнительные ресурсы центральной власти, использующей харизму лидера как социальный капитал.
Как видим, обязательные элементы (инварианты) теорий социальной мобилизации носят весьма операциональный характер и могут использоваться не только для конструктивного анализа, но и для «строительства» социальных общностей, чем пользуются и политики, и крупные финансовые аферисты, и маркетологи, и борцы за «зеленый мир». В этом смысле социальные технологии немногим отличаются от производственных - они действенны безотносительно к целям (альтруистическим или корыстным, благим или разрушительным), которые ставят «идеологи проекта».
Что такое «общество»?
Разобравшись с теориями общностей и сформулировав научный вывод о том, что люди живут ассоциациями, которые суть формы социального существования, стоит задаться вопросом: а не является ли этот результат откровением типа «Оказывается, я всю жизнь говорил прозой!»? Можно ли из этой информации извлечь какой-то операциональный смысл и помогает ли она лучше понимать другие, более сложные вещи? И самое главное - достаточно ли полученных знаний для лучшего понимания мира, в котором мы живем, и той актуальной социальной среды, в которой вращаетесь Вы лично?
Что делает скептический прагматик (т.е. настоящий социолог), когда наступает пора оценок, сомнений и перепроверки? Подставляет значения в общие формулы и смотрит, есть ли в них какой-то «физический» (т.е., конечно, социологический) смысл.
Поскольку в теории общностей мы выявили следующее:
* общество - это тоже общность, только достаточно большая,
* общество - это общность современного типа, отличающаяся от традиционной,
* общество - это постоянно развивающаяся система многочисленных более мелких общностей (архаичных и современных, сформированных или зарождающихся, структурированных или «массовидных» и т.п.), для приращения знания просто необходимо выяснить его особый, отличающийся, специфический общий смысл.
«Общество» - это такое обыденное понятие, смысл которого большинство людей никогда и не пытается корректно сформулировать. Спросите десять человек подряд, и Вы больше узнаете о себе и цене своей любознательности, чем о существе вопроса. Если же Вы настойчивы и, избегая эксцессов «случайной выборки», перейдете к методам «экспертного опроса», выслушивая мнения людей интеллигентных, вдумчивых и компетентных, то запаситесь временем и внимающей почтительностью (ибо это будут ответы-лекции), а также зарядом здорового скепсиса (так как точного ответа Вы не узнаете ни за что).
Забавно, что все мы, как правило, не задумываясь о самых существенных условиях собственной жизни, пытаемся контролировать ход событий и строить планы на будущее. А ведь именно «общество» предъявляет к нам требования, которые мы почти всегда вынуждены безукоризненно выполнять, забывая о собственных потребностях, желаниях и ценностях! Мы моем руки перед едой, ходим в школу и на работу, «поддерживаем хорошие отношения», «делаем карьеру», одеваемся и ведем себя в соответствии с «приличиями», не всегда испытывая радостное удовлетворение по этому поводу.
Отчасти потому, что «общество» окружает нас постоянно, мы перестаем ощущать вызываемые им резонансы в развитии собственной социальной судьбы и жизни наших социальных корпораций. Игнорируя его влияние, мы уподобляемся страусу, прячущему голову в песок своих надежд: «Авось пронесет». Но есть более радикальный способ борьбы со страхом неизвестности - узнавание, которое позволяет принимать осмысленные решения и в особо значимых случаях поступать по-своему,
Хотя «наблюдаемая», актуальная часть нашего мира поддается простой систематизации (хорошие - плохие; богатые - бедные; начальники - подчиненные; порядочные - бесчестные; умные - дураки; свои - чужие) и формируется как таковая в основном благодаря нашим собственным, нередко осознанным, выборам (с кем поддерживать отношения, куда стремиться, откуда черпать значимую социальную информацию), «общество» предстает неким неявным образованием с туманными очертаниями и внешне разбалансированной, неопределенной динамикой. Представления о нем людей «простых» и даже «сложных» так же часто разрушаются, как и подтверждаются, несмотря на то, что каждое общество (надо отдать должное) стремится предоставить своим гражданам шанс «пойти с собой в разведку», т.е. всем вместе пережить какие-нибудь жизнепотрясающие испытания, и узнать друг друга получше. Возникающее при этом сразу у многих людей субъективное ощущение солидарности - один из лучших индикаторов объективности общества.
Однако сходство «ощущений» даже целого ряда наблюдателей - не всегда критерий истины (вспомните, например, «солнце всходит и заходит», «мы - впереди планеты всей» и т.п.), тут требуются и другие подтверждения: 1) повторение результата от испытания к испытанию, что при изменчивости общества происходит не всегда: в 40-х гг. российские подростки (не повально, ясное дело) стремятся попасть на фронт, а в 90-х гг. - «за границу»; 2) принципиальное соответствие другим выявленным закономерностям строения социального мира, в том числе на «микроуровне» человеческих взаимодействий.
Интуиции по поводу общества, основанные на обыденном опыте, обычно укладываются в три обобщенных представления: 1) общество - это люди (т.е. не один человек, а многие); 2) люди эти чем-то связаны, объединены и это нечто позволяет отличать «наших» людей от «не-наших»; 3) человеку необходимо (и выгодно) жить в обществе; причем общество воздействует на человека мистически, принудительно и тотально, а человек на общество - практически, избирательно и локально. Общество туманно мыслится как некое организованное единство, правила которого лучше не нарушать, если хочешь (вынужден) в нем оставаться; как некая сила, противостояние которой чревато наказанием; как естественная атмосфера, которую не выбирают, но должны в ней дышать... Устное народное творчество, прививаемые правила морали, передающиеся духовные заповеди разных народов отражают это общее генерализованное верование.
В отличие от искусства, в науке очень важна определенность. Поэтому чтобы размышлять о структуре общества и происходящих в нем «тектонических» процессах, которые влекут нас с вами в неизведанном направлении и изменяют социальные характеристики, не спрашивая нашего согласия, не позволяя вмешаться, нужно более строго определить понятие самого «общества». Как минимум, выбрать рабочую гипотезу: что оно такое? Ответ на этот вопрос очень непрост, и в каждой книге, справочнике, словаре, энциклопедии он свой, и его смысловые акценты расставлены по-разному, даже в рамках одной только социологии.
Мы уже рассмотрели, как проблема «общества», разделив социологов на два лагеря: теоретиков и прикладников, глобалистов и регионалистов, макро- и микроаналитиков, институционалистов и «бихевиористов» - переросла в основной невротический «пунктик» развития системы социального знания, периодически заходящего в тупики, обусловленные неопределенностью собственного предмета.
Если Вам смешно об этом читать (а ситуация действительно забавная) и Вы продолжаете думать, что общество - это просто люди, собранные вместе, закройте книгу и живите в счастливом неведении, пока не попадете в армию, или в круиз, или на заграничную стажировку, или не женитесь (выйдете замуж) или... ну, в общем, пока не столкнетесь с тем, что люди есть, а общества - нет. Тогда можете вновь поинтересоваться этим вопросом, более детально.
Три разных ответа. Продираясь сквозь дебри десятков различных социологических (есть и другие) определений общества в поисках области пересечений их смысла, можно выделить три кардинально различных подхода. Вообще-то они не подвергались систематизации, столь дерзкой в своей отвлеченности, и в «живой» науке представлены более плавными переходами смысла. Однако здесь нам следует изложить суть дела максимально абстрактно и обобщенно, поскольку представления социологов об обществе задают различия всех дальнейших интерпретаций.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44
