Но у человека, так как он разумен, есть свобода воли, поэтому становится возможным обсуждение нравственности, качества поступка, так как человек волен выбирать, обобщенно выражаясь, между добром и злом. Проблеме свободы и произвольности поведения мы уделим отдельное внимание, пока ограничившись констатацией названного факта, потому что сначала нам необходимо, вслед за Дамаскином, ввести некоторые понятия, необходимые для дальнейшего обсуждения.
Иоанн Дамаскин разводит понятия желание и хотение. Хотение - «самая простая способность хотеть», врожденная, «согласная с природой»; природная воля; «хотение есть разумное и самовластное естественное стремление; а в людях, которые обладают разумом, естественное стремление скорее ведется, нежели ведет»[97]. Здесь мы выходим на проблему произвольности. Для христианской антропологии средневекового Востока принципиально важным является свойство человека совершать произвольные, осознанные, «самовластные» поступки. Это является одной и существенных характеристик человека, отличающих его от других живых существ. «Ибо стремление бессловесных существ, не будучи разумным, не называется хотением... Ибо оно подвигается самовластно и при участии разума, так как познавательные и жизненные способности в человеке соединены»[98]. Человек как разумное существо, наделенное даром слова, все делает самовластно - самовластно стремится, самовластно желает, исследует и рассматривает, делает выбор и устремляется, и «самовластно поступает в тех делах, которые согласны с природою»[99].
Понятие воли Дамаскин определяет как разумное стремление, причем направленное всегда на то, что естественно. Но это не снимает проблемы свободного выбора. Каким образом? Для Дамаскина, как мы видим, воля может вести человека только к благу, потому что она сообразна природе человека, то есть понятие воли у Дамаскина отлично от современного понимания этого термина. То, что мы сегодня называем волей, когда говорим о свободном, произвольном выборе, скорее соответствует понятиям власти, самовластия, предумышленности у Иоанна Дамаскина, для которого свободный выбор самовластен и, таким образом, может противоречить воле, если человек выбирает то, что противоестественно его природе. «Да будет известно, что хотя дети и бессловесные животные поступают добровольно, но, однако, не по свободному выбору; и то, что делаем мы в гневе непредумышленно, мы совершаем добровольно, но не по свободному выбору. И если внезапно является друг, то это для нас желанно, однако не есть сознательный выбор. И тот, кто неожиданно нашел сокровище, нашел его добровольно, однако не по свободному выбору. Все это добровольно, потому что доставляет нам удовольствие, однако происходит не по свободному выбору, потому что не от принятого решения. Нужно же, чтобы решение непременно предшествовало свободному выбору, как и сказано»[100]. Итак, можно констатировать что современное понятие произвольности согласуется с понятиями принятие решения, власть, самовластие, предумышленность у Иоанна Дамаскина и все они имеют непосредственное отношение к свободе выбора, в отличие от понятия воли по Дамаскину.
Принципиальной здесь для нас является связь произвольности и слова. Только обладая словом человек способен подняться над «естественным стремлением», вести его, а не быть ведомым, как бессловесное животное или ребенок. Л.С. Выготский писал о волевом действии, что оно «начинается только там, где происходит овладение собственным поведением с помощью символических стимулов»[101]. То есть по сути, когда Дамаскин говорит о сущностном свойстве человека, он говорит о высших психических функциях, отличающих человека от других живых существ и, что принципиально важно, взрослого от ребенка.
«Желание же есть некоторое естественное хотение, то есть естественное и разумное стремление к какой-то вещи»[102]. То есть отличие желания от хотения в том, что желание опредмечено, у него есть цель, то есть то, что желаемо. Дамаскин прямо об этом говорит: «Желание же имеет в виду цель, а не то, что ведет к цели. Цель, стало быть, есть желаемое, как, например, сделаться царем, стать здоровым. К цели же ведет то, о чем можно советоваться, то есть способ, с помощью которого мы должны выздороветь или воцариться». Понятно, что хотение предшествует желанию. Таким образом, мы видим здесь структуру, во многом совпадающую со структурой деятельности по А.Н. Леонтьеву[103]. Нам представляется возможным следующее соотношение понятий, используемых Иоанном Дамаскином и А.Н. Леонтьевым (см. Приложение, табл. 1).
Дамаскин подробно расписывает всю последовательность событий от желания до прекращения стремления после совершенного действия. Эта последовательность выглядит следующим образом.
Желание - опредмеченное хотение, оно имеет цель, то есть желаемое.
Обсуждение и исследование
Совет, или совещание - имеет отношение к тому, что в нашей власти. «Совещание же есть стремление пытливое, происходящее относительно осуществимых нашими силами дел; ибо [человек] совещается о том, нужно заниматься этим делом или нет; потом он решает, что лучше...»[104].
4. Решение.
5. Намерение - человек настраивается в пользу этого и одобряет решенное вследствие совещания. Здесь необходимо принятие решения и расположение.
6. Добровольный (свободный) выбор, или избрание - «предпочтение и избрание одной из двух предлежащих вещей в противовес другой»[105].
7. Устремление к действию.
8. Действие.
9. Пользование - человек пользуется достигнутым.
10. Прекращение стремления.
Так, пошагово представлена у Иоанна Дамаскина схема совершения поступка. Мы можем говорить здесь о поступке в том смысле, как понимал его С.Л. Рубинштейн[106], если описанная схема имеет отношение к другому человеку, а не просто касается принятия решения, например, о том, что съесть сегодня на завтрак. Принципиальными характеристиками поступка являются, во-первых, осознанность, т.е. знание обстоятельств, при которых поступок совершается, во-вторых, свободный выбор, и, в третьих, то, что поступок существует в человеческой ситуации, связан отношениями между людьми. Только в этом случае мы, вслед за С.Л. Рубинштейном, говорим, что человек совершил поступок, который является единицей поведения[107].
Близким описанному понятию поступка является понятие добровольное деяния (добровольный поступок), используемое Дамаскином. Он подчеркивает, что добровольное деяние - это разумное действие. Именно за него человека хвалят или ругают, то есть именно поступок подлежит оценке. Противоположное ему невольное бывает двух видов:
1. по причине насилия;
2. вследствие неведения.
Добровольное же противоположно и первому и второму и определяется как то, что происходит «ни по причине насилия, ни по причине неведения..., то, чего начало, то есть причина, находится в самом [делающем], знающем все частности, посредством чего [совершается] действие и в чем оно заключается»[108]. Под «всеми частностями» Дамаскин понимает то, что у ораторов называется обстоятельствами. Они отвечают на вопросы: Кто? Что? Где? Когда? Как? Почему? и т.п. Только за добровольный поступок можно человека оценивать, поэтому мы не ругаем маленьких детей и животных.
Иоанн Дамаскин выделяет еще промежуточное состояние между добровольным и невольным: «это, хотя оно неприятно и тягостно, мы принимаем из-за большего зла, как, например, из-за [угрозы] кораблекрушения мы сбрасываем то, что находится на корабле»[109]. То есть такое состояние возникает, когда приходится осуществлять вынужденный выбор «между двух зол». Этот выбор одновременно добровольный, потому что делается произвольно и разумно, не по причине насилия или незнания, и одновременно невольный, потому что практически невозможно поступить иным образом.
Интересным представляется рассуждение Иоанна Дамаскина о том, «что в нашей власти, то есть о свободе воли». Этому вопросу посвящаются несколько глав «Точного изложения православной веры». Дамаскин говорит, что рассуждение о свободе воли, то есть о том, что находится в нашей власти, дает ответ на три вопроса:
Зависит ли от нас что-либо? (Этот вопрос возникает потому, что многие современники Дамаскина имели возражения по этому поводу).
Что именно зависит от нас и над чем мы имеем власть?
По какой причине Творец создал нас самовластными?
Далее приводятся обстоятельные ответы на каждый из этих вопросов. Особый интерес для нас представляет метод доказательства, которым пользуется мыслитель. Попробуем провести рефлексию его метода.
Отвечая на первый вопрос, он говорит о том, что, как утверждают, существует шесть возможных причин всего происходящего (Бог, необходимость, судьба, природа, счастье или случай). Можно обвинять философа в том, что он рассматривает не все возможные причины, но не это для нас сейчас принципиально. Важно, что на тот момент времени для ему были известны только эти шесть помимо еще одной, о которой он скажет ниже. То есть он рассматривает все потенциально возможные варианты ответа на вопрос. Далее Дамаскин последовательно доказывает несостоятельность каждой из вышеназванных версий и делает вывод: «итак, под что из этого мы подведем человеческие дела, если человек не есть виновник и начало деяний? Ибо нельзя приписывать постыдные иной раз и неправедные деяния ни Богу, ни необходимости (ведь эти поступки не из того, что всегда одинаково), ни судьбе (ибо говорят, что подведомственное судьбе относится не к допустимому, но к необходимому), ни природе (ведь дела природы — живые существа и растения), ни счастью (потому что деяния людей нередки и неожиданны), ни случаю (ибо, как говорят, случайные события бывают с бездушными предметами или неразумными животными). Остается, значит, что сам действующий и поступающий человек есть начало своих собственных действий и что он обладает свободой воли»[110]. Более того, говорит Дамаскин, если человек не есть начало никакого деяния, то напрасна способность советоваться, потому что всякое совещание происходит ради действия и из-за действия.
Таким образом, мы видим, как Дамаскин использует метод доказательства от противного и метод исключения.
Касательно второго вопроса Дамаскин говорит, что одно от нас зависит, а другое - нет. В нашей власти находится то, что совершается добровольно (здесь понятия добровольно и самовластно выступают как синонимы), то, за чем следуют порицание и похвала (то есть произвольные поступки). «В собственном же смысле в нашей власти находится все то, что касается души и относительно чего мы совещаемся; а совещание касается равно возможного»[111]. Напомним также, что совещание имеет отношение только к тому, что в нашей власти, то есть к произвольным действиям. Принципиальными для Дамаскина, когда речь идет о свободном выборе, являются два момента: варианты выбора должны быть равновероятны, одинаково возможны, а поступок - в нашей власти, то есть самовластным. Выбор же производит наш ум, который и является началом деяния. Свободным выбором, таким образом, будет «например, двигаться и не двигаться, устремляться и не устремляться, желать того, что не необходимо, и не желать, лгать и не лгать, давать и не давать, радоваться тому, чему должно, и равным образом не радоваться, чему не следует, и прочее подобное, в чем состоят дела, свойственные добродетели и пороку. Ибо мы самовластны в отношении к этому... Следует же знать, что выбор, как поступить, всегда в нашей власти; но деяние часто не допускается по некоторому усмотрению Промысла.»[112].
Понятно, что все вышеприведенные аргументы по поводу того, что зависит от нас, возлагают на человека высокую степень ответственности за свои поступки. Тема свободы и ответственности всегда была важной для философии. Взгляд на нее, высказанный Дамаскином, отражает позицию как средневекового христианского Востока, так и современного Православия. Схожие идеи мы находим у неофрейдиста Э. Фромма[113], у представителя экзистенциально-гуманистического направления психологии В. Франкла[114]. Так, Франкл, например, говорит о том, что человек - это существо, постоянно принимающее решения, быть человеком - это значит быть сознательным и ответственным[115].
Завершая разговор о желательных (жизненных) силах души, подчеркнем еще раз, что для Иоанна Дамаскина разум и свободный выбор - сущностные и неразрывно связанные между собой свойства человека. «Вместе с разумом тотчас входит свободная воля..., свободная воля сопряжена с разумом»[116]. Разум нам дан для принятия решений, все разумное обладает свободной волей. Поэтому неразумные существа несамовластны и скорее ведомы природой, чем ведут ее. Человек же, будучи разумным, скорее ведет природу, нежели ведом ею. Поэтому неразумных ни хвалят, ни порицают, а человеческий поступок подлежит нравственной оценке[117]. Здесь мы выходим на проблему человечности, критериев человека, но это уже не входит в рамки нашей работы.
Понятие воли у Дамаскина неоднозначно, означает разумное естественное стремление, но при этом не противоречит свободе воли.
3.1.4 Взгляды Иоанна Дамаскина на эмоциональную сферу человека
Также неоднозначным является понятие чувства в работе Иоанна Дамаскина. В зависимости от контекста оно используется в двух значениях:
в смысле эмоции
как познавательный процесс
Чувства как познавательный процесс были нами рассмотрены выше, когда речь шла о познании. Теперь рассмотрим воззрения Иоанна Дамаскина на эмоциональную сферу человека.
Чувствам как эмоциям Дамаскин уделяет не так много внимания, как проблеме воли или познавательным процессам. Мы находим у него описание различных эмоций и чувств. Так, говоря об удовольствиях, Иоанн Дамаскин разделяет их на душевные и телесные. Возвращаясь к проблеме психофизического, отметим слова Дамаскина о том, что нельзя найти удовольствий, свойственных одному только телу. Телесные удовольствия - это те, которые происходят через участие души и тела, например, те, которые относятся к пище, соитиям и т.п. Душевные - это те, которые свойственны только душе самой по себе, например, связанные с учением и умозрением.
По другому основанию Дамаскин классифицирует удовольствия на истинные и ложные. Истинные - те, которые необходимы, без которых невозможно жить, а также естественные, которые не обязательно необходимы. Ложные - ни необходимы, ни естественны, как, например, пьянство, распутство, объедение, превосходящее потребность. «Прекрасными же удовольствиями должно признавать те, которые не соединены с печалью и не возбуждают раскаяния, и не причиняют другого вреда, и не преступают меры, и не отвлекают нас надолго от важных дел, и не порабощают»[118]. Важной, на наш взгляд, здесь является мысль о том, что человек не должен становиться рабом удовольствий. Эта мысль перекликается с пониманием человека как свободного и способного делать осознанный выбор, а не идущего за своей природой.
Далее Дамаскин говорит о печали. Он выделяет четыре вида печали. 1. Горе - печаль, повергающая в безгласие. 2. Досада - печаль отягощающая. 3. Зависть - печаль из-за чужих благ. 4. Сострадание - печаль из-за чужих бедствий.
Страха он выделяет шесть видов. 1. Нерешительность - страх перед будущим действием. 2. Стыдливость - страх ожидаемого порицания; и это чувство прекраснейшее. 3. Стыд - страх из-за совершенного позорного поступка; и это чувство тоже не безнадежно в отношении к спасению. 4. Изумление - страх от какого-либо великого явления. 5. Ужас - страх от явления необыкновенного. 6. Беспокойство - боязнь неуспеха, т.е. неудачи, ибо мы беспокоимся, боясь потерпеть неудачу в деле. Видно, что важным здесь является элемент предвосхищения.
Говоря о боязни, Дамаскин выделяет два смысла этого понятия. Есть боязнь природная - это сила, через уклонение старающаяся удержать свое бытие. Она связана с естественным стремлением к жизни и избеганием смерти. А есть «робость, образующаяся от предательства помыслов или недоверия и незнания часа смерти..., робость происходит вопреки природе..., она есть неоправданное падение духом»[119].
Также Дамаскин описывает феноменологию чувства гнева и некоторых других чувств, что не является для нас особенно интересным, поскольку здесь он использует, как правило, только описательный метод и ограничивается констатацией определенных феноменов.
3.2 Методы исследования психологических явлений, используемые Иоанном Дамаскином
В предыдущем параграфе мы уже касались этого вопроса и рассматривали один из методов, которым пользуется Иоанн Дамаскин. Напомним здесь, что он использует при доказательстве своих тезисов метод последовательного исключения, а также метод доказательства от противного. В частности, при поиске причин происходящего он рассматривает все потенциально возможные причины, затем последовательно доказывает невозможность каждой из них, кроме последней, и на основании этого делает вывод о истинности этой последней причины, когда все предыдущие уже не претендуют на истинность.
Особый интерес для нас представляет метод, используемый Дамаскином при изложении взглядов на психологические явления. Прежде чем обсуждать какой-либо предмет, он сначала водит понятия, необходимые для обсуждения. Практически ни одно понятие не употребляется им в значении, не совпадающем с тем, которое дано в определении понятия. Проблемным здесь является понятие воли, о чем мы говорили выше, а также понятие чувств, которое, как было указано, зависит от контекста употребления.
То, что мы сейчас называем понятием, опираясь на взгляды В.В. Давыдова, Дамаскин называет определением. Сравним эти два термина.
В.В. Давыдов писал о понятии: «мы можем отвлечься от индивидуальных особенностей отдельных столов и выделить только то, что существенно для в с я к о г о письменного стола. Так у нас возникает понятие о письменном столе вообще»[120]. То есть принципиальным является выделение существенных свойств объекта, без которых этот объект перестает быть собой.
Иоанн Дамаскин говорит, что «определение есть краткая речь, выражающая природу подлежащего, т.е. речь, обозначающая эту природу немногими словами... Достоинство определения заключается в том, чтобы не быть ни недостаточным, ни избыточным в словах, а порок - в скудности или избыточности слов»[121]. Под подлежащим он понимает здесь предмет высказывания[122]. Для нас принципиально важно, что определение должно быть ни недостаточным, ни избыточным в словах, то есть должно отражать сущность предмета, его принципиальное отличие от всех остальных предметов. Термин не будет определением, если он дает недостаточную или избыточную информацию о предмете. Понятно, что под предметом мы понимает любой объект исследования. О чем, как не о понятии по Давыдову здесь идет речь.
