особенностей русского футуризма, идея психической эволюции, по её мнению,
сформировала ряд положений футуристической эстетики— особое значение алогизма и
абсурда, увлечение примитивом и инфантилизмом, интерес к различным техникам
психических трансформаций, поиск заумного языка будущего и т. п.
[42] Однако зависимость, видимо, была обратной. На это есть указание в
процитированных Бобринской словах Крученых из манифеста “Новые пути слова”—
“Современные баячи открыли, что неправильное построение предложений <...
> дает движение и новое восприятие мира”— то есть новые психические
возможности рождаются случайно, в результате формальных поисков. К тому же
“Союз молодежи” и кубофутуристы, разрабатывающие идеи психической эволюции, не
все силы русского футуризма. Интерес к примитиву возник задолго до
декларирования идей психической эволюции, инфантилизм в живописи представлен
работами Ларионова, враждующего с “Союзом молодежи”, в группы Ларионова входил
один из главных теоретиков зауми и алогизма И. Зданевич.) Группа Ларионова
представляла футуристическое преображение мира несколько иначе и менее
серьезно— как вторжение футуризма во все области человеческого существования. В
манифесте “Почему мы раскрашиваемся” Ларионов и И. Зданевич заявляют, что они
[“будущники”, группа Ларионова] связали искусство с жизнью, по их призыву жизнь
вторглась в искусство, теперь с помощью раскраски лица они начинают обратное
вторжение, раскраска рассматривалась как начало перестройки жизни.
[43] Ларионов распространял слухи о подготовки им брошюр, в которых он
обещал изложить принципы моды и кулинарии будущего( в моде главный принцип—
асимметрия, в кулинарии— всеядность и отказ от доминирующего положения мяса.
[44] Эгофутуристы тоже говорили что–то подобное, но более неопределенно— уже
летом 1912 года П. М. Фофанов писал, что из рядов русский футуристов явится
некий гений, воплотивший в себе все идеи человечества и всё электричество, и
преобразит мир.[45] После ухода
из группы Северянина Игнатьев и К° издали листовку, в которой охарактеризовали
эгофутуризм как возможность достижения Будущего в Настоящем посредством
развития эгоизма— индивидуализации, осознания, преклонения и восхваления “Я” .
[46]
В эстетике русского футуризма есть принципы, в контексте темы “Февраль и
футуризм” не столь важные— антитехницизм, антииндивидуализм и др.
[47] Косвенно с Февральской революцией связан вопрос о национализме русских
футуристов. В начале XX века национальный вопрос чрезвычайно обострился, в
обществе распространялись шовинистические взгляды. Футуристам за их некоторые
полемические, во многом, эпатажные высказывания, эти взгляды приписывались.
Хлебникова обвиняли в великорусском шовинизме советские исследователи 30–40–х,
некоторые исследователи 70-х,[48]
Марков. Доставалось и другим футуристам. В то же время невозможно не заметить,
что футуристический национализм связан с обращением к примитиву, русскому и
восточному— наиболее резкие высказывания принадлежат, тем кто основательно
обращался к пластам народной культуры— Хлебникову, Ларионову и его группе.
Национализм футуристов был следствием их интереса к народной культуре, с одной
стороны, и реакцией на упреки в подражании Западу, с другой. Это отчетливо
видно на материале лекции И. Зданевича “О футуризме”, прочитанной в Петербурге
в апреле 1913— Зданевич, два года назад подражавший Маринетти, утверждал, что
русское искусство всегда было грабежом на большой дороге и сточной трубой
Запада, подлинное искусство находилось только в деревне, и только
футуристы(Гончарова и др.) смогли поднять русское искусство до уровня
народного, противостояние между Западом и Россией Зданевич расценивал как
противостояние Европы и Азии, Россию ассоциировал с Золотой ордой.
[49] Хлебников осмысливал противостояние Запада и России точно также, в
антигерманской статье “Западный друг”, опубликованной в 1908 году в
беспартийно–прогрессивной газете национальной ориентации “Славянин”, Хлебников
указывает, что именно монгольская кровь сделала русскую народность столь
немцеупорной.[50] О том что,
Хлебников был чужд шовинизма, наглядно свидетельствуют слова из статьи 1913
года “О расширении пределов русской словесности”— “Мозг земли не может быть
только великорусским. Лучше, если бы он был материковым.”
[51]Þ Национализм русского футуризма носил эстетический, иногда просто
эпатажный характер, был элементом антибуржуазной эстетики, а не буржуазной
чертой.
С началом войны начинается новый период в истории русского футуризма.
Впоследствии некоторые футуристы военные годы рассматривали как конец
футуризма,[52] хотя активные
художественные поиски продолжались еще некоторое время, последняя вспышка
приходится на весну и осень 1915. По мнению Бобринской, как определенное
стилевое течение футуризм в военные годы практически исчез, но в то же время
футуризм продолжал существовать как общая формула нового мироощущения,
идеология обновления в искусстве.
[53] Идеология футуризма военных лет, на первый взгляд, действительно
выглядит более цельной и разработанной. Однако причины этого— изменения в самом
характере движения— Снизилась публичная активность футуристов и интерес
общества к ним. Ряд футуристов сознательно порвали с ним, ряд
несознательно(были призваны на фронт). Гончарова и Ларионов в 1915 уехали во
Франции и выбыли из русского футуризма. Идеология эгофутуризма прекратила
существование не успев оформится, многие эгофутуристы порвали с движением, хотя
Северянин продолжал считать себя футуристом, а вокруг него сложилась группа
эпигонов, и некоторое время продолжал издаваться эгофутуристкий альманах
“Очарованный странник”, в то же время эгофутуризм перестал претендовать на
какую–либо идеологию. Распались и большинство остальных футуристических
группировок, сохранившиеся носили формальный характер, не влияли на выставки и
публикации футуристов. Футуризм отказался от практики эпатажа и скандала,
потерял полемическую остроту, футуристы печатались в одних сборниках вместе с
символистами.[54] Идеология
довоенного футуризма— в основном идеология коллективных манифестов и
деклараций, в военные годы принципы формулируются в статьях отдельных
футуристов. Бобринская связывает восприятие футуристами (она говорит только о
будетлянах–кубофутуристах) войны с их идеями о психической эволюции,
[55] в то же время проблематика войны подробно разрабатывалась только одним
Маяковским.Þ Восприятие войны Маяковским невозможно рассматривать как
характерную черту идеологии футуризма.
Поэты на фугасах. Русский футуризм в годы Первой мировой 1914–1917гг.
Война породила в футуризме новые тенденции. “Жизнь вышла из наезженной колеи,
забыты все мелкие, суетные дела все смешалось, сорвалось с места, и захвачено
было одной целью, одной идеей— идеей войны.”
[56]
Начало войны часть футуристов, особенно кубофутуристы, встретила
ура–патриотическими и антигерманскими настроениями, окрашенных в старые тона
противопоставления России и Запада. Эти настроения отразились в докладах Н. и
Д. Бурлюков, Каменского на вечере “Война и искусство”, (Москва, октябрь 1914),
в стихах футуристов опубликованных в ноябре в газете “Новь” под общим
заголовком “Траурное Ура” (публикацию подготовил Маяковский), в статьях
Маяковского в той же газете (“Еще месяц, год, два ли, но верю: немцы будут
растеряно глядеть, как русские флаги полощутся на небе в Берлине
<...>“—”Будетляне.”[57]).
Футуристы участвовали в выставках в пользу раненных, сбор от собственно
футуристических выставок поступал на те же цели.
[58] Ларионов, Малевич, Лентулов, Маяковский, Д. Бурлюк работали в
издательстве “Современный лубок”.
[59] Некоторые ушли добровольцами, Маяковского не взяли из–за политической
неблагонадежности.[60] Очень
скоро ура–патриотические настроения исчезли, а у многих футуристов их никогда и
не было. Совершенно чуждым этих настроений остался Хлебников, которому часто
приписывают милитаристские настроения
[61],— Хлебников, в 1908 году писавший— “русские кони умеют попирать улицы
Берлина”— в ответ на аннексии Австро–Венгрией Боснии и Герцеговины (“Воззвание
к учащимся славянам”); в его произведениях после начала войны не только нет
подобных настроений, но появляются антивоенные (“Где волк воскликнул кровью...”
из сборника “Взял. Барабан футуристов.”(декабрь 1915)) и пацифисткие мотивы
(там же— “Предложения” — “Учредить для вечной непрекращающийся войны между
желающими всех стран пустынный остров <...> В обычных войнах пользоваться
сонным оружием”)[62]. Ряд
футуристов (Д. Бурлюк, Каменский, Крученых и др.) спасаясь от мобилизации
покинули Москву и Петроград. Желание служить пропало даже у Маяковского.
[63] Видимо у большинства футуристов отношение к войне было далеко не
эстетическим, а нормальным, человеческим, чаще всего негативным— “Каждый день
бьет барабан, и идут, и идут люди, и так во всем свете. Мое горе— капля во всем
этом океане слез и ужаса, когда думаешь об этом, то немного легче. <...>
Когда же конец, где же выход? Все вздыбилось, больше в России жить нельзя.”
[64]
Наиболее полно проблематику войны разработал Маяковский в статьях, написанных в
период в октябре–декабре 1914[65]
, которые публиковались в “Нови” и в приложении, первые шесть были опубликованы
с 12 по 17 октября. Маяковский на примере войны доказывает старые идеи
довоенного футуризма— новое содержание, которое дает современность, требует
новых форм выражения[66]— война
сделала очевидной смерть старого искусства, старое искусство не выжило в новых
условиях (“Искусство умерло <... > Умерло искусство потому, что
оказалось в хвосте жизни: дебелое не могло защищаться”— “Штатская шрапнель”
[67]), война дает возможности для развития нового, самоценного искусства
футуристов (“...теперь, когда каждое тихое семейство братом, мужем или
разграбленным домом впутано в какафонию войны, можно над заревом горящих
книгохранилищ зажечь проповедь новой красоты”— “Штатская шрапнель. Поэты на
фугасах.”[68]; “Теперь нет места
не понимающим нас”— “Теперь к Америкам”
[69]), война оправдала футуризм и сама есть футуризм (“...Разве это не
воплощение наших идей: называется “война””— “Штатская шрапнель. Вравшим кистью”
[70]). Влияние войны не ограничивается только сферой искусства— война
изменила весь мир ( “... я никогда не был в Олонецкой губернии, но я достоверно
знаю— сегодня ее пейзаж изменился до неузнаваемости оттого, что под Антветпеном
ревели сорокадвухсантиметровые пушки”— “Штатская шрапнель. Вравшим кистью.”
[71]), война не меняет не только географические границы, но и психологию
самого человека[72]. В “Штатской
шрапнели” Маяковский говорит, что война как каждое насилие в истории,— шаг к
идеальному государству.[73] В
“Будетлянах” о тех , кто будет это государство создавать, о уже появившихся
людях будущего, причина рождения нового человека— будетлянина, который “из
пепла снова вознесет города и заполнит радостью выгоревшую душу мира”, причины
его рождения— война— война развивает в человеке индивидуальность, дает человеку
понимание его значимости, стирает любые границы между людьми,
[74] война, Маяковский подчеркивает, что речь идет именно о последней войне,
порождает сознательную жизнь толп, чувство солидарности, которое дает человеку
силу, гордость, самолюбие, ощущение себя как значимой части единой человеческой
массы.[75] Ура–патриотизм
Маяковского достаточно быстро прошел, в своей автобиографии Маяковский
отвращение к войне у него появилось уже зимой 1915
[76], однако это еще не означает, что Маяковский отказался от своих взглядов
на войну и будетлянство (футуризм). Через год в “Капле дегтя”(опубликованной в
“Барабане футуристов”) Маяковский развивал новое понимание футуризма— футуризм,
по мнению Маяковского, исчез как определенная группа, но зато “разлился
наводнением” по всей России, футуристы выполнили первую часть программы—
разрушение, теперь ожидают возможности начать созидание, показателен
подзаголовок статьи— “Речь, которая будет произнесена при первом удобном
случае”.[77]
В целом взгляды Маяковского уникальны, хотя в русском футуризме существовало
отождествление войны и футуризма существовало и помимо Маяковского— в группе
художников, разрабатывающих принципы чистой живописи ( Малевич, Клюн, Меньков).
Это отождествление возникает в тексте, видимо, ненапечатаной листовки для
“Последней футуристической выставки “0, 10””. Автор текста И. Клюн. Футуризм
рассматривался как художественное течение, в то же время начало войны
связывалось с воздействием искусства футуристов, с футуристическим
прославлением стали, железа, динамики вещей и духа, безумия, катастрофы, взрыва
и их динамического смысла— “До войны футристы жили войною и на войне!”; далее
футуризм отождествлялся с войною— “Футуризм слился с войною,— Футуризм есть
Война!!”; и отмечалось, что вместе с войною умрет и футуризм; в конце
декларировался отказ от футуризма во имя чистой, беспредметной живописи.
[78] Взгляды Клюна, как и взгляды Маяковского, нельзя рассматривать общие в
идеологии футуризма.
Февральская революция и Возрождение футуризма.
Революцию ждали, чувствовали ее неизбежность.
[79] Большинство футуристов восприняли Февраль восторженно, некоторые
приняли участие в политических событиях— Кульбин принял участие в организации
народной милиции в Петрограде[80]
, Маяковский на несколько дней принял командование Автошколой.
[81] После Февральской революции футуристическое движение активизировалось,
стало более консолидированным. В борьбе за свободное искусство, футуристы, их
новое имя— “левые”, выступают единым фронтом. От имени всех левых течений в
искусстве говорит Маяковский на собрании деятелей искусств
[82], под кличкой левые действуют совершенно разнообразные по своему
новаторству художники— воззвание союза “Свобода искусству!” (март) подписывают
Альтман, Бруни, Лурье, И. Зданевич, Пунин и др., воззвание левых “На
революцию”(апрель)— Брик, Бруни, И. Зданевич, Ле–Дантю, Маяковский, Мейерхольд,
Татлин, Шкловский и др.; в профессиональном союзе художников–живописцев создают
“Молодую федерацию художников левого направления”(апрель); со своими
противниками, среди которых бывшие враги футуризма(Бенуа и К°), пытающихся
захватить управление делами искусства, ведут борьбу необычными для
дофевральского футуризма средствами— вместо скандальных выходок и эпатажных
манифестов выступления на политических собраниях и политические декларации,
вместо хамства апелляции к Учредительному собранию и мнению народа.
[83]
Февраль вносит изменения и в идеологию футуризма. Футуристическое искусство
левые начинают понимать как революционное, революционное не только в эстетике,
но и в жизни— как порожденное революционными тенденциями (Маяковский в речи на
собрании деятелей искусств в марте 1917 связывает обращение нового искусства к
народной культуре со стремлениями общества к демократизации
[84]) и как принесшее обществу идеи Революции (“... они [футуристы] влили
вино возбуждения Бунта за Волю, за Вперед, за Культуру <...> Пускай же
помнят квалифицированные борцы за свободу, что их великая революционная
пропаганда не была интенсивнее и ярче великой пропаганды анархических идей
футуризма.”[85]). После Февраля
пафос преобразования мира становится главной чертой футуристического
мироощущения. В Февральской революции футуристы увидели начало этого
преобразования, которое им, по их мнению, предстояло продолжить. Преобразование
мира увидел в Феврале Маяковский —
Сегодня рушится тысячелетнее “Прежде”.
сегодня пересматривается миров основа.[86] (17 апреля 1917)
Образ творцов нового мира перекликается с идеями из “Будетлян”—
Мы все
на земле
солдаты одной,
жизнь созидающей рати.[87]
Преобразование мира увидел и Хлебников, на его восприятие наложили отпечаток его
вычисления законов времени— в 1912 году в статье “Учитель и ученик” в
результате своих вычислений он пришел к выводу о крушении государства в 1917,
[88] в Феврале Хлебников увидел подтверждение своего вывода— в “Воззвании
председателей Земного шара” (апрель 1917) государство— понятие прошлого, на
смену уничтоженным государствам должно прийти научно построенное человечество,
