был закрыт колхозный базар, прекращена государственная и кооперативная
торговля, из магазинок вывезены за пределы станицы все товары. Милиционеры
блокировали ведущие к станице дороги, задерживали и возвращали в станицу
всех, кто пробовал выехать поторговать на рынке соседних хуторов. Вечером
того же дня из Ставрополя в станицу прибыла бригада уполномоченных во главе
с членом крайкома, редактором «Молота» В. Г. Филовым и стала разъяснять
жителям принятые крайкомом решения. Одновременно осуществлялись разработанные
крайкомом меры против «чернодосочных» станиц.
Началось досрочное взыскание долгов по ссудам и кредитам с. колхозов и
единоличников. "Активисты приступили к обыскам общественных построек, домов
колхозников и изъятию обнаруженного хлеба. В счет хлебозаготовок изымалось
все, что находили, в том числе и продукты питания. За 6 и 7 ноября, в станице
было обнаружено свыше 500 пудов хлеба, который признали украденным,
[59] а укрывавших его двух колхозников — Болдырева Сергея и Чалова Михаила —
выездная сессия суда по горячим следам осудила и приговорила каждого к 10 годам
лишения свободы. 8 ноября станичный совет принял решение о выселении из
станицы за «саботаж» 60 человек.
На привезенной в станицу печатной машине был налажен выпуск газеты «Сломим
кулацкий саботаж». В выпущенной 9 ноября листовке станичники были
предупреждены о том, что если они не одумаются и не прекратят саботаж, то будут
высланы на Север. Листовка, призывавшая к сдаче последних крох зерна и муки,
издевательски называлась «Завоюем право остаться на кубанском черноземе».
[60]
Под массированным нажимом активистов, вооруженных милиционеров и красноармейцев
увеличивалось число выходящих на работу колхозников. Созданные комиссии
содействия (ком-соды), в которые включались уполномоченные края или района, а
также местные руководители, превратились в штабы по мобилизации и принуждению
единоличников доводить до конца осенний сев, ломать кукурузу, очищать поля. Все
больший размах приобрели репрессии. Уже к 9 ноября было арестовано 140
человек. Арестовывали не только за сопротивление хлебозаготовкам. За решетку
бросили 30 бывших кулаков, десятки бывших белогвардейцев, 2 бывших атаманов, 2
сыновей бывших помещиков, колхозников-родственников ранее высланных кулаков.
[61] Всех «бывших» держали под подозрением и арестовывали, даже если они не
совершали никаких противоправных действий. Однако члены комиссии Политбюро ЦК
ВКП(б) и руководители краевой партийной организации не были удовлетворены
принятыми мерами. Уполномоченный крайкома по станице Темиргоевской В. Г. Филов
был вызван в крайком и 24 ноября на заседании бюро, в котором участвовали
Каганович и Шкирятов, получил разнос за недостаточно энергичное проведение в
жизнь мер по слому «кулацкого саботажа». На этом же заседании суровой критике
подверглись Матвеев (уполномоченный по станице Медведовской) и Л. И. Ароцкер
(по станице Ново-Рождественской). Перед уполномоченными была поставлена задача
«добиться немедленного перелома в хлебозаготовках и уборке». В ноябре только в
станице Темиргоевской было осуждено 200 человек, а 50 семей выслано в
административном порядке. Столь тяжкой ценой к 5 декабря станица выполнила план
хлебозаготовок и вскоре была снята с «черной доски». Такими же методами
проводились хлебозаготовки и в других" «чернодо-сочных» станицах—Медведовской и
Ново Рождественской. Однако не везде столь «успешно».
[62]
Между тем, члены комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) и сопровождавшие их члены бюро
крайкома выехали в районы края. Каганович с Шеболдаевым посетили некоторые
ставропольские и кубанские районы. Знакомясь с ходом хлебозаготовок, они
приходили к выводу, что парторганизации на местах заняты главным образом
разъяснением принятых в начале ноября решений и агитацией за их выполнение,
но не организуют их выполнение. По настоянию Кагановича 13 ноября бюро
Северо-Кавказского крайкома вновь рассмотрело вопрос о ходе хлебозаготовок и
констатировало, что их темп не ускорился, а темп сева даже снизился. В
райкомы была направлена пространная телеграмма с требованием немедленного
осуществления широкого круга жестких мер, которые обеспечили бы поворот в
проведении сельскохозяйственных кампаний. Крайком предписывал дальнейшее
ужесточение репрессивных мер. За невыполнение плановых заданий по
хлебозаготовкам предлагалось в каждой станице провести судебные, процессы,
привлекая к суду по ст. 61 УК РСФСР (за спекуляцию) виновных колхозников и
единоличников. В современных публикациях уже обращалось внимание на
неправомерность привлечения к суду за спекуляцию производителей и законных
хозяев хлеба. Однако тогда крайпрокурору и крайсуду было поручено, в течение
суток подготовить и провести 10 сессий суда против «саботажников». Можно
представить себе, насколько «серьезными» были спешно организованные процессы
и вынесенные приговоры, сломавшие судьбы десятков людей. В поисках кнута,
который бы заставил колхозников и единоличников выполнить план
хлебозаготовок, крайком принял решение выселить из станиц Ставрополья 2 тыс.
единоличных хозяйств, срывавших хлебозаготовки и сев. Выселение и судебные
репрессии осуществлялись по организованным местными властями ходатайствам
крестьян и казаков.
По требованию райкомов и райисполкомов активисты в станицах и селах,
выполняя директиву крайкома, спешно готовили проекты постановлений с перечнем
различных мер репрессий вплоть до высылки из края и отдачи под суд
руководителей колхозов, колхозников и единоличников за невыполнение плана
хлебозаготовок и осеннего сева. Постановления принимали общие собрания
станичников и селян.
Каганович, Чернов, Шеболдаев, Ларин уже не скрывали своего раздражения
неудовлетворительным, с их точки зрения, темпом хлебозаготовок, требовали все
более суровых мер против «саботажников» Каганович, посетив хозяйства
Каменского района, 19 ноября провел совещание районного актива, на котором
обвинил коммунистов района в том, что они не уяснили контрреволюционного
содержания саботажа хлебозаготовок и не обеспечили решительной борьбы с ним,
перелома в хлебозаготовках. В этот же день бюро Каменского РК ВКП(б) объявило
«ударный декадник» по завершению хозяйственно-политических кампаний с
ежедневной проверкой суточных заданий и применением репрессий к саботажникам.
[63]
По требованию Чернова и Ларина в Мечетинском районе один из хуторов рядом со
станицей Егорлыкской, в котором, по сообщению председателя станичного
колхоза, жили единоличники, якобы разворовывавшие колхозную кукурузу, был
окружен милиционерами, которые произвели обыск всех домов, хозяйственных
построек и изъяли найденное зерно.
20 ноября крайком собрался в Ростове-на-Дону совещание на этот раз секретарей
сельских райкомов Дона и Ставрополья.[64]
На совещание прибыли 25 из 30 вызванных секретарей райкомов, 12 из них
выступили. Понимая, чего ждут от них Каганович и Чернов, секретари райкомов
единодушно осудили «саботаж», во всем обвиняя секретарей партийных ячеек,
председателей колхозов, директоров совхозов, председателей сельсоветов.
Им было ясно, что руководители партии и государства не желают считаться с
реальным положением дел и сложившимися в районах трудностями, что краевое
руководство заодно с центром и не прикроет «районщиков», не защитит крестьян
и казаков от разорения.
Секретари сельских райкомов, как и их коллеги на совещании 2 ноября, хотя и
приводили данные о низком урожае, небывалых трудностях заготовок, все же под
давлением Кагановича, который буквально от каждого требовал назвать точную
дату завершения хлебозаготовок, брали обязательство закончить вывоз хлеба в
первой половине декабря. Шеболдаев и Чернов в своих речах вновь обрушили на
секретарей райкомов обвинения в недостаточной требовательности и
ориентировали их на усиление нажима и репрессий против «саботажников».
Понимая, что для выполнения плана хлебозаготовок необходимо у колхозников и
единоличников изъять не только товарное зерно, но и семенное, а также
продовольственное, что добровольно его крестьяне не отдадут, руководители
партии и краевой организации в насилии видели в тот момент главное средство
достижения цели. Об этом свидетельствует даже такой анекдотический факт.
Шеболдаев, рассказывая участникам совещания о посещении Кагановичем
Каменского района, сообщил, что, когда они с Лазарем Моисеевичем ехали по
району, в одном месте из-под колес их автомобиля выпорхнула и вдруг полетела
впереди машины курица. Отчаянно махая крыльями, она, подгоняемая
автомобилем, пролетела почти километр. В связи с этим, по мнению Шеболдаева,
Лазарь Моисеевич «остроумно» заметил, что «если нажать, так и курица летит.
Это применимо и к районным парторганизациям, к сельским районам. Если,
например, нажать, так они смогут полететь, смогут драться с кулаком». В этот
момент Каганович прервал выступление Шеболдаева и между ними произошел обмен
репликами.
Каганович. «Курица не может быть большевиком. А человек может быть
большевиком».
Шеболдаев. «Может быть большевиком. Если нажать, может полететь».
Потребовать, нажать, принудить, выслать, осудить, расстрелять - таков лексикон
партийных и советских руководителей в центре и на местах в том страшном году,
таковы были методы хлебозаготовок.[65]
В ноябре и декабре 1932 г. по зерновым районам края пронесся буквально шквал
массовых обысков домов и дворов крестьян-колхозников и единоличников,
общественных построек колхозов с целью выявления спрятанного хлеба. Созданные
повсеместно в станицах, селах и хуторах комиссии содействия из коммунистов,
колхозных активистов, активисток-женщин агитировали по дворам за полную сдачу
зерна и по доносам направляли своих представителей для изъятия спрятанного
зерна. Специально изготовленными железными щупами отыскивали во дворах и на
огородах, хлевах, амбарах ямы, в которых хлеборобы пытались утаить хлеб и
семена от ретивых заготовителей. В ноябре в различных районах было обнаружено
более 1000 ям, из которых извлекли несколько тыс. ц. зерна. В декабре утайка
хлеба приобрела еще больший размах. Так, в Павловском, было обнаружено более
1100 ям с зерном". Однако в среднем в такой яме утаивалось лишь 3—4 ц. зерна,
т. е. в подавляющем большинстве случаев укрывалось небольшое количество зерна
на внутрихозяйственные нужды.[66]
Немало было обнаружено и так называемых «черных амбаров», в которых колхозы
вопреки действовавшим порядкам пытались сохранить зерно на продовольствие и
семена. В этих случаях руководители колхозов несли тяжелую ответственность.
Естественное недовольство и сопротивление изъятию хлеба его хозяев-
производителей ломали насилием, бесчеловечностью, жестокостью.
Глава 3. Голод в Северо-Кавказском регионе.
3.1 Голод в 1932 – 1933 ГГ.
Голод вступил в станицы и села вместе с ноябырьско – декабрьскими морозами
1932 г. К этому времени из за кормов дворов колхозников и единоличников было
изъято все зерно, а зачастую и все продовольствие. Ничего съедобного нельзя
было найти в вымороженных полях и рощицах. С болью вспоминают пережившие её
очевидцы.
А. Е. Есипенко из села Верхняя Татарка рассказывает о том как у них в селе
вымерла вся семья кузнеца Кажевицкого, который в ходе хлебозаготовок был
вынужден сдать 5 пудов ржи, честно им заработанные, но несмотря на это был
арестован за укрывательства хлеба и умер в тюрьме. Жена его с грудной дочерью и
12-летним сыном потом сильно голодали, потеряв кормильца. Дочка умерла первой,
за ней умер мальчик. Мать, не выдержав такого ужаса сразу заболела и умерла.
[67]
Голод охватил станицы, хутора и села Дона, Кубани и Ставрополья. Голодало
население, отдаленное от железных дорог. Ведь на железной дороге можно было
хоть что-нибудь раздобыть у проезжающих мимо поездов.
Пик бедствий, связанных с голодом пришелся на январь – апрель
1933г.
из 75 районов голод охватил 44района.[68]
В феврале бюро Северо-Кавказского крайкома было вынуждено признать в своих
официальных решениях « факты прямого голодания в отдельных станицах». Всячески
стремясь предупредить размах трагедии и в сложившейся ситуации вновь обвиняя
кулаков в том, что они якобы специально спекулируют на отдельных фактах
голодания, бюро крайкома отнесло 20 районов края к неблагополучным, а 13 к
особо неблагополучным. В число последних вошли кубанские районы: Армавирский,
Курганенский; Ставропольский районы: Ново – Александровкий и Курсавский.
[69]
Однако поступавшая из голодающих районов информация свидетельствовала об
условности их разделения на категории по степени бедствия. Обстановка в этих
районах была трагической. Сохранились документы, которые дают сделать
представление о масштабах беды.
Начальник политотдела Ейской МТС в одн6ом из донесений сообщил: «Состояние
людей в январе 1933г. За январь по ряду колхозов умерло от365 до 290
человек. Итого по 4 колхозам свыше 1тыс. человек. В Есентукском районе был
ряд случаев трупоедства и людоедства своих близких и родных. Труппы
разворовывались с кладбища.(3)
М. А. Шолохов в одном письме в феврале 1933 г., с душевной болью писал, что «
Вешенский район идет к катастрофе. Скот в ужасном состоянии. Что будет весной
не могу представить, даже при наличии своей писательской фантазии. Это в
феврале, а что будет в апреле, в мае». А в середине апреля того же года он
писал в письме Сталину он сообщал о том, что «пухлые и умирающие от голода есть
и в Верхнее - Донском районе, но все же там несравненно легче, чем в Вешенском
районе». Положение в Вешенском районе он характеризовал следующим образом:
«Большинство семей живут без хлеба на водяных орехах и на падали с самого
декабря месяца. Но в начале весны многие ожили, едят сусликов вареных и
жаренных, на скотомогильник, за падалью, не ходя, а не так давно пожирали не
только свежую падаль, но и пристреленных санных лошадей и собак, и кошек, и
даже вываренную, лишенную всякой питательности падаль.»
[70]
Во многих районах было принято постановление « О бегстве из колхозов».
Сельсовета и колхозам было велено не выдавать справки колхозникам на выезд.
Партийным организациям предлагалось принять участие в организуемых ОГПУ и
милицией кордонах и постах для задержания беглых колхозников. Было решено из
коммунистов, комсомольцев и особо преданных активистов организовать в группы
для предупреждения побегов, выявление бежавших и водворения по месту
жительства, либо передавать их органам ОГПУ. Колхозникам надо было объяснять,
что малейшие попытки к бегству будут рассматриваться как прямые
контрреволюционные действия, как злостный срыв предстоящего весеннего сева, за
что они будут караться с особой строгостью.
[71]
В крае началась охота за людьми – беглыми голодными колхозниками, которых
выдворяли по месту жительства, обрекая их на голодную смерть. Особую тревогу
у руководства вызвало скопление беглецов на железнодорожных полустанках и
станциях Минеральные Воды, Невинномысская, Ипатова. Огромное количество
оборванных, изнеможенных, опухших людей от голода, еле передвигающих ногами –
взрослых и детей - заполонили вокзалы. Вспыхнула эпидемия брюшного и
сыпного тифа. Многие беженцы, сваленные голодом и болезнью, умирали в
вагонах, на перронах, в залах ожидания и пристанционных скверах. Это картина
не увязывалась с опубликованными в эти же дни во всех газетах страны
заявлением Сталина, на Первом Всесоюзном съезде колхозников ударников, о том,
что крестьяне в колхозах «работают для того, чтобы изо дня в день улучшать
свое материальное и культурное положение. что главные трудности уже пройдены,
а те трудности что стоят перед вами не стоят даже того, чтобы серьезно
разговаривать о них».
Но краевое руководство не беспокоилось о том, что утверждения вождя не сходны с
реальностью. Краевые власти были больше озабочены угрозой эпидемии, нависшей
над городами. Поэтому в очередных решениях бюро Северо – Кавказского крайкома
предписывал руководству Северо – Кавказской железной дороги, местным властям и
милиции принять все меры к очищению всех вокзалов и всей территории железной
дороги о бездомных беспаспортных, беспризорных.
[72] Всех задержанных предлагалось отдавать милиции и не допускать их
возращения на вокзалы. Вряд ли изменить обстановку решение о создании
нескольких ночлежных домов и помещении какой части бездомных детей в детские
дома. О том, что принятые меры оказались недостаточны и мало эффективны
свидетельствует вскоре принятое крайкомом решение об установлении силами
дорожно –транспортного отдела ОГПУ заслонов для не допущенных в зону железной
дороги беженцев и беспризорных.
Катастрофическая ситуация конечно же вынуждала руководителя крайкома и
крайисполкома предпринимать шаги к нормализации обстановки.
Руководя хлебопроизводящем краем и не имея права распоряжаться находившимся
рядом, с умирающими от голода людьми, зерновыми запасами, краевое руководство
обратилось за помощью в Москву.
ЦК ВКП(б) и СНК СССР первоначально выделили краю 11,7млн. пудов семенной и
фуражной ржи, но этого было недостаточно. Крайком вновь обратился с просьбой
увеличить ссуду на семена и фураж до 19млн. пудов и выделить 3,2млн. пудов
зерна продовольственной помощи. Таким образом, руководство края увеличить
помощь до 22,2млн. пудов или 3,6млн. центнеров зерна.
Решением СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О семенной помощи колхозам и совхоза Украины и
Северного Кавказа» была предоставлена беспроцентная семенная суда в размере
лишь 15,3млн. пудов, т.е. значительно меньше потребительности края.
[73]
Предоставленную центром зерновую ссуду, бюро крайкома в середине февраля
распределило между районами. Эта помощь далеко не удовлетворяла нужды районов
