столкновение и ассимиляция древнего славяно-балтийского языка и одного из
наречий скифского языка (по А.И. Соболевскому, скифы-иранцы заселяли не только
степи, но и лесные районы Восточной Европы). В области образования славянского
праязыка лесные скифы были автохтонами по отношению к балто-славянам.4
А.И.Соболевский, был склонен их рассматривать, как потомков киммерийцев (по его
мнению, тоже народ иранской ветви). Такова концепция А.И. Соболевского.
В решении проблем восточнославянского этногенеза археология в 20-х годах по
существу не принимала участия, несмотря на то, что старой русской археологией
был накоплен значительный вещевой материал. Но уже в 30-е годы ознаменовалось
дальнейшее сближение археологии и истории. Постепенно к концу 30-х – началу
40-х годов “монополия” на разработку проблемы восточнославянского этногенеза
и ранней этнической истории славян полностью перешла к археологам.
Значительно удачнее явилась первая попытка написать историю Восточной Европы,
используя не только данные письменных источников, но и данные археологии.
5 Ю.В. Готье, в отличие от его предшественников, занимающихся в этой
области, оказался в значительной зависимости от используемой им археологической
информации и ее интерпретации, порой весьма противоречивой. В трактовке
проблемы восточнославянского этногенеза Ю.В. Готье оказался между
индоевропейской миграционистской концепцией А.А. Шахматова и автохтонистской
позицией украинского археолога В.В. Хвойки, труд которого “Древние обитатели
Среднего Приднестровья и их культура с доисторических времен”, впоследствии
оказавшей заметное влияние на ряд советских исследователей истории древнейшего
славянства, был впервые широко использован при издании общей концепции
восточнославянского этногенеза. Общая схема славянской ранней истории у Ю.В.
Готье почти не отличается от схемы А.А. Шахматова. Историко-лингвистические
изыскания Н.Я. Марра никоим образом не затронули исторических представлений
Ю.В.Готье. Восточные славяне, по Ю.В. Готье, это “несомненно” потомки антов,
которые, начиная с VII века распространяются с той территории, которую они
заселяли после раскола славянского единства. Территория, откуда в VII в. Начали
расселяться анты – это область с севера ограниченная Западной Двиной, а с
востока Днепром.6 На западе их земли упирались в Карпаты. На
этой территории славяне жили “с незапамятных времен “. Вслед за В.В. Хвойкой
Ю.В. Готье связывал поля погребений с антами, но вместе с тем он отмечал, что
“предположение о едином племен, олицетворяющим культуру погребальных полей,
встречает непреодолимые трудности на пути к своему признанию.”. Значение труда
Ю.В. Готье в исследовании ранних этапов этнической истории Восточной Европы
переоценить трудно. Ему принадлежит осуществление синтеза истории и археологии,
построение единой схемы исторического развития страны и населяющих ее народов с
глубокой древности до времен Киевской Руси.
Самым значительным трудом, оказавшим наибольшее влияние на сложение
представлений о начальном периоде восточнославянской истории, в 40-50-е годы,
явилась монография Б.Д. Грекова 7, где впервые проблема
славянского этногенеза выступила в тесной органической связи с проблемами
экономического и социального развития Киевского государства. Б.Д. Греков широко
использовал фактические данные и этногенетические построения археологов.
Этногенетическая позиция Б.Д. Грекова была в основе своей ярко автохтонистской.
8 В ней наиболее полно проявился синтез трех направлений в
исследовании восточнославянского этногенеза – направления, ведшего свое
происхождение от старой русской антинорманской школы Д.И. Иловайского – И.Е.
Забелина, направления, основанного на археологическом материале Среднего
Поднепровья, восходящего к работам В.В. Хвойки и направления, возникшего на
основании яфетической теории Н.Я. Марра. Общей платформой для всех трех
направлений явилось признание автохтонности славян в Восточной Европе в
максимально широких формах начиная с неолита.
Касаясь проблемы восточнославянского этногенеза и ранних этапов этнической
истории восточных славян, Б.Д. Греков на первый план постоянно выдвигает вопрос
о культурной, а не чисто этнической преемственности.9 Он
стремится подчеркнуть столь важную для раскрытия общей цели его исследования
мысль о том, “что вся предшествующая Древнерусскому государству общественная и
политическая жизнь народов юга нашей страны связана с последующими событиями,
развернувшимися на той же территории”.10
Представления Б.Д. Грекова о процессе восточнославянского этногенеза были
исключительно близки взглядам Б.А. Рыбакова, ранние работы которого
способствовали окончательному оформлению этногенетической позиции
Б.Д.Грекова.
Прародина, по Б.А. Рыбакову, это условная, с сильно размытыми рубежами
территория, на которой проходил необычайно запутанный и трудно определимый
этногенетический процесс. В бронзовом веке ее пределы доходили до Одера и
Варты, проходили севернее Припяти, охватывали земли по Днепру с устьями рек
Березина, Сож, Десна, Сейм, а с юга были ограничены течением Роси и Тясмина,
затем граница пересекала в верхнем течении Южный Буг, Днестр и Прут и шла по
северному склону Карпат.11 Разработанная Б.А. Рыбаковым
концепция происхождения и древнейшая история славян основана на совокупности
данных разных наук, приведенных в общую систему и взаимно подкрепляющих друг
друга. Основой концепции является совпадение ареалов археологических культур,
прослеженное на протяжении трех хронологических периодов, в общей сложности
охватывающих около тысячи лет, что отвечает существованию определенной
этической общности.12 Совпадают ареалы тшинецко-комаровской
культуры XV-XII вв. до н.э., раннепшеворской и зарубинецкой культур II в. до
н.э. – II в. н.э. и славянской культуры VI – VII вв. н.э. типа Прага-Карчак
(карта 2. приложение). Область тшенецко-комаровской культуры, по мнению
Б.А.Рыбакова, можно признать первичным местом объединения и формирования
праславян, отпочковавшихся от массива индоевропейских племен, что автор
подтверждает мнением лингвистов о времени обособления праславян в середине II
тыс. до н.э.13
Вторая составная часть концепции Б.А. Рыбакова сводится к выяснению причин
прерывистости процесса единообразного развития археологических культур в
пределах намеченной территории. Первый интервал на протяжении около тысяч лет
был связан, по его мнению, как с переменами в хозяйственном и социальном
развитии внутри славянского мира, так и с вовлечением западной части праславян
в сложный процесс формирования лужицкой культуры, основа которой, по всей
вероятности, была кельто-иллирийской. В восточной половине славянского мира
развитие шло более спокойно, и здесь на месте тшеницкой культуры образовались
белогрудовская (XII-IX вв. до н.э.) и чернолесская (VIII-первая половина VII в.
до н.э.) культуры.14 Последняя распространилась на левый
берег Днепра в долину Ворсклы. Ареал чернолесской культуры полностью совпадает
с областью распространения архаичной славянской гидронимии по О.Н. Трубачеву,
что подтверждает, по мнению Б.А. Рыбакова, славянскую принадлежность населения,
создавшего эту культуру.15
Третье звено концепции Б.А. Рыбакова составляет вычленение праславянской зоны из
обширной области скифской культуры. Отождествление праславян с земледельческими
племенами, подпавшие под сильное влияние скифской культуры. Анализ данных
Геродота, сведенных в единую систему и сопоставленных с археологическими
картами, физико-географическими условиями и сведениями о хозяйственной жизни
племен Скифии, привел Б.А.Рыбакова к выводу, что именно потомки носителей
чернолесской культуры – праславяне, жившие на Днепре, - во времена Геродота, в
отличие от скифов-кочевников, занимались земледелием и были объединены в союз
под именем “сколоты”.16 К этому времени относится иранизация
праславянского языка и религии, показательны параллели скифским мифам в
волшебных позднейших восточнославянских сказках. Падение лужицкой и скифской
культур привело к возникновению славянского единства, проявившегося в близости
зарубинецкой и пшеворской культур. Изменение исторической ситуации, завоевании
римлянами Дакии во II в.н.э. вызвали усиления влияния Римской империи, создали
благоприятные условия для развития хозяйства и торговли, что способствовало
возникновению высокоразвитой черняховской культуры, занимавшей восточную часть
славянского мира.17 Лесостепная часть ареала черняховской
культуры почти совпадает, по данным Б.А. Рыбакова, с древнейшим сколотским
союзом и была заселена славянами, тогда как молдавско-приморская зона этой
культуры принадлежала, по всей вероятности, готам. В то же время западная часть
общего славянского мира испытывала влияние со стороны германских племен, что
привело во II-V вв. к нарушению единства славянской культуры, которое
возобновилось еще раз лишь в VI-VII вв. после падения Римской империи.
Т.Н. Третьяков, подчеркивая сложность процесса славянского этногенеза, в который
на разных этапах вовлекались многие племена, считал, что предки славян теряются
в среде древних европейских земледельческо-скотоводческих племен. Начало
этногенеза славян, балтов и германцев, по его мнению, восходит к племенам
культуры шнуровой керамики конца III-начала II тыс. до н.э. в бронзовом веке
массиву праславянских племен принадлежала тшинецко-комаровская культура, к
которой восходят чернолесские и белогрудовские памятники, оставленные
населением, этнически родственным лужицко-поморским племенам.18
Рассматривая территорию занятую соседними племенами - балтийскими, германскими,
кельтскими, фракийскими, восточно-иранскими, с которыми контактировали древние
славяне, исследователь выделяет земли, где возникли и обитали славяне до своего
расселения в I тыс. н.э. – это пространство между средним Днепром и Верхнем
Днестром, охватывающее северное Прикарпатье бассейн Вислы и, возможно
доходящее до верхнего течения Одера и Эльбы. Основную роль в истории славянских
племен на территории Восточной Европы. П.Н. Третьяков отводил зарубинецкой
культуре, которая сложилась, вероятно, на основе чернолесских и белогрудовских
памятников, впитала в себя элементы лужицко-поморские, отчасти милоградские и
скифские.19 Дальнейшая история зарубинецких племен выглядит,
по мнению П.Н. Третьякову следующим образом. На рубеже нашей эры началось их
продвижение к северу и северо-востоку по Днепру и в поречье Десны и Сомы, чему
способствовало давление скифо-сарматских племен и затем готов. На Десне
складывается позднезарубинецкая культура, в которой лишь минимально отразились
местные юхновские черты, тогда как зарубинецкое влияние распространилось в
балтийской среде на широких пространствах лесной полосы Восточной Европы,
вплоть до Верховьев Днепра и Оки.20 По основным признакам к
зарубинецким примыкают, по П.Н. Третьякову, памятники киевского типа открытые в
окрестностях Киева по Днепру и его притокам и относящиеся ко II-IV вв. При
дальнейшем развитии на основе позднезарубинецких памятников образовалась
колочинская культура, принадлежавшая, по мысли автора, к одной из группировок
восточных славян, а при расселении позднезарубинецких племен к югу на бывшую
черняховскую территорию сложились раннесредневековые славянские памятники типа
Пеньковки. Не верхнеднепровское, а более западное происхождение имели только
славянские памятники типа Корчак. Черняховская культура распространилась в
разноплеменной среде и не имела прямого отношения к восточнославянскому
этногенезу, лишь южная часть зарубинецкого населения могла оказаться отчасти
под черняховской “вуалью”.21
Зарубинецкая линия развития славян, намеченная П.Н. Третьяковым, находит сейчас
широкую поддержку среди археологов, занимающихся культурами рубежа и первой
половины I тыс. н.э. Работу в этом направлении продолжил Е.А.Горюнов, но на
новом материале его выводы оказались более осторожными, чем у П.Н. Третьякова.
Е.А. Горюнов считал, что памятники киевского типа имели особый характер, и в
них есть лишь отдельные элементы, близкие к зарубинецким, поэтому их нельзя
назвать позднезарубинецкими.22 В дальнейшем на основе
киевской складываются колочинская культура, но последнюю сменяют славянские
памятники VII – VIII вв., не связанные эволюционным развитием с колочинской
культурой, как предполагал П.Н.Третьяков. Появление в Верхнем Поднепровье
славянских памятников (VII-VIII вв.), по мнению Е.А. Горюнова, вероятно, было
вызвано отходом на север под нажимом хазар части пеньковского населения. В
связи с этим этническое лицо колочинской и киевской культур не поддается
четкому определении., но “некоторые данные позволяют считать, что обе культуры
в своей основе являлись славянскими”.23
Р.В. Терпиловский, непосредственно занимающийся киевской культурой,
подчеркивает ее перерастание в колочинскую, и при этом отмечает значительную
роль киевской культуры в сложении банцеровских и тушемлинских древностей
Верхнего Поднепровья и Подвинья, родственных колочинским. Он считает
возможным и существование определенных генетических связей киевских
памятников Среднего Поднепровья с пражской культурой. Киевская культура
послужила основой возникновения и пеньковских памятников в Днепровском
лесостепном побережье, что было связано, по мнению Р.В. Терпиловского, с
продвижением на юг в середине I тыс.н.э. скорее всего около V в., части
деснинских племен. Этнос носителей пеньковской культуры идентифицируется со
славянами-антами, наблюдается взаимопроникновение элементов пеньковской и
колочинской культур образующих широкую смешанную зону в левобережной
лесостепи и Подесенья, поэтому колочинские памятники, как и пеньковские, и
общую для этих культур подоснову-киевскую культуру – автор расценивает как
славянские. Таким образом, киевская культура оказывается исходным пунктом
возникновения всех раннесредневековых славянских группировок.
Концепцию западной прародины славян, охватывающей бассейн средней и отчасти
верхней Вислы, достигавшей на западе среднего течения Одера и на Востоке –
Припятского Полесья и Волыни, отстаивает В.В. Седов. В работе, посвященной
происхождению и ранней истории славян, он излагает историю изучения проблемы
происхождения славян и дает обзор современных лингвистических,
антропологических и исторических данных по этой теме.24
В.В.Седов строит свою концепцию на археологических материалах, придерживаясь
ретроспективного метода25 исследования, который он считает
единственно удовлетворительным путем для археологического изучения этногенеза,
и лишь затем пытается сопоставить свои выводы с данными других наук. Он исходит
из того, что археологические культуры соответствуют этническим общностям, хотя
при некоторых условиях, миграциях и взаимопроникновениях могут складываться и
полиэтнические культуры. В отличие от польских автохтонистов, связывавших
лужицкую культуру (конец II середина I тыс. до н.э.) с праславянами, В.В.Седов
относит эту культуру к одной из диалектных группировок древне европейского
населения (предков кельтов, италиков, германцев, славян и, возможно, некоторых
других европейских этносов).26 При ретроспективном подходе к
археологическим материалам самой ранней славянской культурой, по его мнению,
следует считать подклешевую V-II до н.э. (часто объединяемую с поморской, но
имевшую специфические черты и занимавшую особую территорию). По времени
культура подклешевых погребений соответствует первому этапу развития
праславянского языка и ее славянская принадлежность подкрепляется или, во
всяком случае, не противоречит другим приведенным в работе лингвистическим
данным.
На основе подклешевой культуры с конца II в.до н.э. складывается пшеворская, на
развитие которой оказала влияние кельтских и германских племен, что привело к
неоднородности культуры и населения. По мнению исследователя, в ареале
пшеворской культуры выделяются два региона, отличающихся друг от друга деталями
погребального обряда, набором инвентаря и типами керамики. Восточный,
Висленский, регион сформировался непосредственно на основе подклешевой культуры
и эволюционно связывается со славянской раннесредневековой культурой пражского
типа, тогда как западный, Одерский регион, был заселен в значительной степени
восточными германцами.27 На востоке славянская территория на
рубеже нашей эры, возможно, достигла Среднего Поднепровья, куда доходила
зарубинецкая культура, население которой родственно пшеворскому, но в тоже
время в ней были сильны местные балтийские элементы. Южная часть населения
зарубинецкого ареала приняла в дальнейшем участие в генезисе славянского ядра
черняховской культуры. В сложении черняховской культуры определенный вклад
внесло местное скифо-сарматское население, а в западных областях – карпатские и
дакийские племена. Существенную роль в сложении черняховской культуры сыграло
также пришлое пшеворское население.28 Все это привело к
этнической пестроте Черняховского населения, но разноэтничные элементы
концентрируются на территории неровномерно. На этом основании В.В.Седов
выделяет Подольско-Днепровский регион, охватывающий Средние Приднепровье,
верхнее и средние течение Южного Буга и область Верхнего Поднестровья (см.
карта 4.). Для этого региона, по мнению автора, характерна концентрация
зарубинецких и пшеворских особенностей, привнесенных славянами, постепенно
ассимилировавшими местное скифо0сарматское население. Благодаря процессу
ассимиляции в культуре, языке и верованиях юго-восточной части славян явственно
прослеживается иранское воздействие.29 О славянской
принадлежности населения Подольско-Днепровского региона свидетельствует, по
В.В.Седову, генетические связи его культуры со славянскими древностями V-VII
вв. типа Праги-Пеньковки.
Линия развития славянской культуры от подкиешевых памятников к пшеворским, а
затем к раннесредневековым пражским поддержана И.П.Русановой.30
Она попыталась выделить из разнородного материала пшеворской культуры отдельные
компоненты, каждый из которых имеет свои особенности в погребальном обряде,
характере домостроительства, в наборе инвентаря и типах посуды. Путем
