управления, укреплялось единоначалие и централизация в распределении сырья,
рабочей силы и производимой продукции.
На рубеже 20-30-х годов руководством страны был принят курс на всемерное
ускорение индустриального развития, на форсированное создание
социалистической промышленности. Наиболее полное воплощение эта политика
получила в пятилетних планах развития народного хозяйства. Первый пятилетний
план (1928/29-1932/33 гг.) вступил в действие 1 октября 1928 г. К этому
времени еще не были утверждены задания пятилетки, а разработка некоторых
разделов продолжалась. Пятилетний план разрабатывался при участии крупнейших
специалистов, среди которых были: А. Н. Бах - известный ученый-биохимик и
общественный деятель, И. Г. Александров и А. В. Винтер - ведущие ученые-
энергетики, Д. H. Прянишников - основатель научной школы агрохимии и другие.
Раздел пятилетнего плана в части индустриального развития был создан
работниками ВСНХ под руководством его председателя В. В. Куйбышева. Он
предусматривал среднегодовой прирост промышленной продукции в объеме 19-20%.
План был утвержден на Пятом Всесоюзном съезде Советов в мае 1929 г. Главная
задача пятилетки заключалась в том, чтобы превратить страну из аграрно-
индустриальной в индустриальную. В соответствии с этим началось сооружение
предприятий металлургии, тракторо-, автомобиле- и авиастроения (в
Сталинграде, Магнитогорске, Кузнецке, Ростове-на-Дону, Керчи, Москве и других
городах).
Однако очень скоро начался пересмотр плановых заданий индустрии в сторону их
повышения. Новые контрольные цифры не были продуманы и не имели под собой
реальной основы.
Руководство страны выдвинуло лозунг - в кратчайший срок догнать и перегнать в
технико-экономическом отношении передовые капиталистические страны.
Промышленная отсталость и международная изоляция СССР стимулировали выбор
плана форсированного развития тяжелой промышленности.
В первые два года пятилетки, пока не иссякли резервы нэпа, промышленность
развивалась в соответствии с плановыми заданиями и даже превышала их. В
начале 30-х годов темпы ее роста значительно упали: в 1933 г. они составили
5% против 23,7% в 1928-1929 гг. Ускоренные темпы индустриализации потребовали
увеличения капиталовложений. Субсидирование промышленности велось в основном
за счет внутрипромышленного накопления и перераспределения национального
дохода через госбюджет в ее пользу. Важнейшим источником ее финансирования
стала «перекачка» средств из аграрного сектора в индустриальный. Кроме того,
для получения дополнительных средств правительство начало выпускать займы,
осуществило эмиссию денег, что вызвало резкое углубление инфляции. И хотя
было объявлено о завершении пятилетки в 4 года и 3 месяца,
«откорректированные» задания плана по выпуску большинства видов продукции
выполнить не удалось.
Второй пятилетний план (1933-1937 гг.), утвержденный Семнадцатым съездом
ВКП(б) в начале 1934 г., сохранил тенденцию на приоритетное развитие тяжелой
индустрии в ущерб отраслям легкой промышленности. Его главная экономическая
задача заключалась в завершении реконструкции народного хозяйства на основе
новейшей техники для всех его отраслей. Задания плана - по сравнению с
предыдущей пятилеткой - выглядели более реалистичными и умеренными. За годы
второй пятилетки были сооружены 4,5 тысячи крупных промышленных предприятий.
Вошли в строй Уральский машиностроительный и Челябинский тракторный, Ново-
Тульский металлургический и другие заводы, десятки доменных и мартеновских
печей, шахт и электростанций. В Москве была проложена первая линия
метрополитена.
Завершение выполнения второго пятилетнего плана было объявлено досрочным -
снова за 4 года и 3 месяца. В некоторых отраслях промышленности действительно
были достигнуты очень высокие результаты. Возникли мощные индустриальные
центры и новые отрасли промышленности: химическая, станко-, тракторо- и
авиастроительная. Вместе с тем развитию легкой промышленности не уделялось
должного внимания. Сюда направлялись ограниченные материальные и финансовые
ресурсы, поэтому результаты выполнения второй пятилетки в этой области
оказались значительно ниже запланированных (от 40 до 80% по разным отраслям).
Масштабы промышленного строительства заражали энтузиазмом многих советских
людей. На призыв Шестнадцатой конференции ВКП(б) организовать
социалистическое соревнование откликнулись тысячи рабочих заводов и фабрик.
Среди квалифицированных рабочих возникло стахановское движение. Его участники
показывали пример небывалого подъема производительности труда. На многих
предприятиях выдвигались встречные планы производственного развития, более
высокие по сравнению с установленными. Вместе с тем рабочие нередко
поддавались нереальным призывам, таким, как призывы выполнить пятилетку за
четыре года или догнать и перегнать капиталистические страны. Стремление к
установлению рекордов имело и оборотную сторону. Недостаточная
подготовленность вновь назначенных хозяйственных руководителей и неумение
большинства рабочих освоить новую технику порой приводили к ее порче и к
дезорганизации производства.
4. Аграрная политика.
Индустриальный рывок тяжело отразился на положении крестьянских хозяйств.
Чрезмерное налоговое обложение возбуждало недовольство сельского населения.
Непомерно увеличивались цены на промышленные товары. Одновременно
искусственно занижались государственные закупочные цены на хлеб. В результате
резко сократились поставки зерна государству. Это вызвало осложнения с
хлебозаготовками и глубокий хлебный кризис конца 1927 г. Часть экономистов и
хозяйственников видели причину кризиса в ошибочности курса партии. Для выхода
из создавшегося положения предлагалось изменить взаимоотношения между городом
и деревней, добиться их большей сбалансированности. Но для борьбы с
хлебозаготовительным кризисом был избран иной путь.
Для активизации хлебозаготовок руководство страны прибегло к чрезвычайным
мерам, напоминающим политику периода «военного коммунизма». Запрещалась
свободная рыночная торговля зерном. При отказе продавать хлеб по твердым
ценам крестьяне подлежали уголовной ответственности, местные Советы могли
конфисковать часть их имущества. Особые «оперуполномоченные» и «рабочие
отряды» изымали не только излишки, но и необходимый крестьянской семье хлеб.
Кризис заготовительной компании 1927/28 гг. и тенденция части работников
аппарата ЦК ВКП(б) к централизованному, административно-командному
руководству всеми отраслями экономики ускорили переход к всеобщей
коллективизации. Проходивший в декабре 1927 г. Пятнадцатый съезд ВКП(б)
принял специальную резолюцию по вопросу о работе в деревне. В ней шла речь о
развитии на селе всех форм кооперации, которые к этому времени объединяли
почти треть крестьянских хозяйств. В качестве перспективной задачи намечался
постепенный переход к коллективной обработке земли. Но уже в марте 1928 г. ЦК
партии в циркулярном письме в местные парторганизации потребовал укрепления
действующих и создания новых колхозов о совхозов.
Практическое проведение курса на коллективизацию выразилось в повсеместном
создании новых колхозов. Из госбюджета выделялись значительные суммы на
финансирование коллективных хозяйств. Им предоставлялись льготы в области
кредита, налогообложения, снабжения сельхозтехникой. Принимались меры по
ограничению развития кулацких хозяйств.
В январе 1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О темпе коллективизации и
мерах помощи государства колхозному строительству». В нем намечались жесткие
сроки ее проведения. В основных зерновых районах страны (Среднее и Нижнее
Поволжье, Северный Кавказ) ее должны были завершить к весне 1931 г., в
Центральной Черноземной области, на Украине, Урале, в Сибири и Казахстане - к
весне 1932 г. К концу первой пятилетки коллективизацию планировалось
осуществить в масштабе всей страны.
Несмотря на принятое решение, и Политбюро ЦК ВКП(б), и низовые партийные
организации были намерены провести коллективизацию в более сжатые сроки.
Началось «соревнование» местных властей за рекордно быстрое создание «районов
сплошной коллективизации». В марте 1930 г. был принят Примерный устав
сельскохозяйственной артели. В нем провозглашался принцип добровольности
вхождения в колхоз, определялся порядок объединения и объем обобществляемых
средств производства. Однако на практике эти положения повсеместно
нарушались, что вызвало сопротивление крестьян. Поэтому многие первые
колхозы, созданные весной 1930 г., быстро распались. Поэтому потребовалась
отправка на село отрядов «сознательных» рабочих-партийцев
(«двадцатипятитысячники»). Вместе с работниками местных парторганизаций и
ОГПУ, переходя от уговоров к угрозам, они убеждали крестьян вступать в
колхозы. Для технического обслуживания вновь возникавших крестьянских
производственных кооперативов в сельских районах организовывались машинно-
тракторные станции.
В ходе массовой коллективизации была проведена ликвидация кулацких хозяйств.
В соответствии с постановлениями конца 20-х - начала 30-хгодов прекращалось
кредитование и усиливалось налоговое обложение частных хозяйств, отменялись
законы об аренде земли и найме рабочей силы. Было запрещено принимать кулаков
в колхозы. В феврале 1930 г. был принят закон, определивший порядок
ликвидации кулацких хозяйств. В соответствии с ним слой кулачества разделяли
на три категории. В первую включались организаторы антисоветских и
антиколхозных выступлений. Они подвергались аресту и суду. Наиболее крупных
кулаков, отнесенных ко второй категории, надлежало переселять в другие
районы. Остальные кулацкие хозяйства подлежали частичной конфискации, а их
владельцы - выселению на новые территории из областей прежнего проживания.
Задачи объединения в колхозы единоличного крестьянства, как утверждалось в
документах партии, были в основном решены к концу первой пятилетки. В то же
время вне колхозов оставалось еще более 9 млн. (около 40%) крестьянских
хозяйств. Но партия была убеждена, что теперь, когда «колхозы победили
окончательно и бесповоротно», дальнейший процесс коллективизации будет
представлять «процесс постепенного всасывания и перевоспитания остатков
индивидуальных крестьянских хозяйств колхозами»
[13]. Поэтому второй пятилетний план развития народного хозяйства страны не
содержал конкретных показателей о ходе и сроках завершения коллективизации,
давая лишь общую установку на то, что «намеченный прирост продукции сельского
хозяйства может быть достигнут лишь на основе полного завершения
коллективизации»[14]. Годовые
народнохозяйственные планы на 1933-1934 и последующие годы в отличие от первой
пятилетки также не определяли ни конкретных, ни общих заданий в области
коллективизации. Проходящие в эти годы Пленумы ЦК ВКП(б) (за исключением
ноябрьского 1934 г.), сессии ЦИК СССР непосредственно не касались вопросов,
связанных с осуществлением коллективизации. Задача вовлечения единоличников в
колхозы не была поставлена и перед политотделами МТС.
Областные и районные комитеты партии, призывая «уделить внимание
единоличнику» имели в виду, как правило, не вовлечение этой категории
крестьян в колхозы, а участие их в проведении сельскохозяйственных кампаний.
В то же время со стороны обкомов партии в начале 1933 г. на места поступало
немало директив о строгом отборе единоличников при приеме в колхозы. Еще в
январе 1933 г. сессия ЦИК СССР рекомендовала колхозам «со всей строгостью»
относиться к приему в колхозы. «Прием новых членов в колхозы, - говорилось в
принятом сессией постановлении, - может производиться лишь при условии, если
единоличник, вступающий в колхоз, добросовестно выполнил производственные
задания и обязательства по сдаче продукции государству и сдает в колхоз свою
лошадь и причитающийся на его долю посевной материал».
А в феврале 1933 г. Сталин на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников,
отметив, что «единоличники есть и их нельзя сбрасывать со счета», тут же
сделал оговорку о том, что «часть единоличников развратилась и ушла в
спекуляцию», и поэтому колхозники «правильно делают, отказывая таким
крестьянам в приеме в колхозы».
К единоличникам стали относиться с подозрением, как к скрытым врагам
колхозного строя. В некоторых районах даже требовали, чтобы безлошадные
крестьяне перед вступлением в колхоз приобрели лошадь или выплатили колхозу
соответствующую денежную сумму. Нередко в вину единоличникам ставилось даже
то, что они долго не вступали в колхозы.
В Пензенской области у многих единоличников без достаточных оснований были
отобраны земельные участки. Районные органы рассматривали их как тунеядцев и
спекулянтов. В отчетном донесении политсектора МТС Московской области за 1933
г. отмечалось, что в колхозах сильны тенденции отгородиться от единоличников,
что их заявления о приеме в колхозы иногда не рассматриваются на протяжении
нескольких месяцев.
Препоны, созданные на пути вступления индивидуалов в колхозы, с одной
стороны, недооценка на местах работы с ними - с другой, были важнейшими
причинами крайне медленного роста коллективизации в 1933 г. и в первой
половине 1934 г. Политсекторы МТС различных регионов страны дали оценку
действительного положения дел. Так, в Ивановской области на протяжении 1933
г. и в начале 1934 г. почти не было реального прироста коллективизации. По
данным 15 районов, за это время вступило в колхозы 1709 хозяйств, а выбыло
1364 хозяйства. Всего за первую половину 1933 г. число коллективизированных
хозяйств в стране увеличилось на 629,6 тыс., за второе полугодие - на 278
тыс., а за первую половину 1934 г. - только на 162 тыс.
Специфичным было положение колхозников и единоличников левобережной части
Средней Волги. Начальник политсектора МТС Средне-Волжского края Гричманов в
октябре 1933 г. направил две докладные записки на имя Сталина и Кагановича, в
которых указывал, что в связи с недородом и снижением урожайности до 2-3 ц с
гектара крестьяне голодают. Поэтому участились массовые выходы из колхозов.
На середину октября из колхозов вышло до 25 тыс. хозяйств. «Политотделы, -
писал Гричманов, - мобилизуют внутренние ресурсы для увеличения выдачи на
трудодни. Однако необходима помощь продовольствием и семенами». 31 мая 1934
г. начальник политсектора Средней Волги в третий раз обращал внимание Сталина
и Кагановича на тяжелое положение Левобережья. На этот раз он сообщал о
полном отсутствии продовольствия и фуража в ряде колхозов и единоличных
хозяйствах, о фактах смерти от голода. Действенной помощи районам Средней
Волги оказано, однако, не было. На июньском (1934 г.) Пленуме ЦК ВКП(б)
говорилось о том, что осенью 1933 г. примерно 10% населения 26 районов
Левобережья ушло на Северный Кавказ и Украину. Вообще за период с начала 1933
г. по 1 июля 1934 г. средневолжские колхозы недосчитали 47 тыс. хозяйств.
Сокращение числа хозяйств в колхозах произошло и в ряде других районов страны
(на Нижней Волге, Северном Кавказе, в Центральной Черноземной области, на
Дальнем Востоке, в республиках Средней Азии, в Казахстане).
В наиболее тяжелом положении в конце 1932 - начале 1933 г. оказался
Казахстан. 22 мая 1933 г. заместитель Председателя СНК Казахстана Кулумбатов
направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР записку, в которой содержался анализ
сложившейся ситуации. В документе отмечалось, что второй год в республике
свирепствовал голод. Особенно тяжелое положение создалось в Южно-
Казахстанской и Алма-Атинской областях, в западной и южных частях Актюбинской
области, на юге Карагандинской, в ряде районов Восточно-Казахстанской и
Западно-Казахстанской областей. Ситуация осложнялась тем обстоятельством, что
начали возвращаться на места прежнего проживания семьи, откочевавшие в связи
с коллективизацией в другие районы Казахстана и прилегающие к нему области и
республики, «в поисках пищи» (откочевники в документе определялись как «уход
на почве голода»). Откочевники-возвращенцы ( более 100 тыс. хозяйств) не
имели средств к существованию, были крайне истощены, среди них
распространялись инфекционные заболевания, была высока смертность. К тому же
в самой республике не менее 100 тыс. хозяйств голодало. Возвращенцы заполняли
районные центры, новостройки, города, скапливались на железнодорожных
станциях. Значительные размеры приняла беспризорность детей (свыше 60 тыс.).
Многие прибывшие откочевники, как отмечалось в документе, «по зернам вынимали
семена с засеянных полей, расхищали скот колхозов и совхозов».
На Четвертом пленуме Казахского крайкома (июль 1933 г.) приводились данные о
том, что если в конце 20-х гг. в Казахстане насчитывалось примерно 36-40 млн.
голов скота, то на февраль 1933 г. осталось не более 4 млн. голов, а в
основных животноводческих районах - всего 300-400 тыс. Таким образом, за годы
массовой коллективизации республика потеряла около 90 % поголовья скота.
Но самым тяжелым последствием совершенных в республике в начале 30-х гг.
преступных действий, граничащих с геноцидом, была массовая гибель сельского
населения. По расчетам группы ученых Казахстана, прямыми жертвами голода
стали 1750000 человек и около 200000 ушли за рубеж - в Китай, Монголию,
Афганистан, Иран, Турцию. Эта страшная трагедия «по своим масштабам затмила
все сколько-нибудь известные прецеденты из исторического прошлого народа».
Обезлюдевшие территории приходили в запустение.
Первый шаг по пути преодоления в республике последствий сталинской преступной
коллективизации был сделан осенью 1932 г. в постановлении ЦК ВКП(б) от 17
сентября 1932 г. Однако в нем не только ничего не говорилось о допущенных,
как потом отмечалось «ошибках и перегибах» при проведении коллективизации в
животноводческих районах и их тяжелых последствиях, но даже признавалась
«правильной линия крайкома» «по постепенному оседанию кочевого и полукочевого
казахского населения». Об этих «ошибках и перегибах», их причинах и
тяжелейших последствиях впервые было сказано спустя 10 месяцев - на Шестом
пленуме Казахского крайкома партии. Отмечалось, что они выразились в
форсировании коллективизации в животноводческих районах без проведения
подготовительных мероприятий, в применении грубого насилия при обобществлении
