Реферат: Павел I : задумки и результаты

Реферат: Павел I : задумки и результаты

ПЛАН.

Вступление.--------------------------------------------------------------------2

Внешняя политика Павла I.----------------------------------------------------- 4

Военная реформа.---------------------------------------------------------------9

Внутренняя политика.----------------------------------------------------------15

Экономическое положении России к 1796 году.----------------- 15

Крестьянские реформы Павла I.---------------------------------------------- 16

Торговая деятельность при Павле I.-------------------------------------- 20

Развитие промышленность.---------------------------------------------------- 22

Финансовая политика.----------------------------------------------------------24

Список использованной литературы.------------------------------- 29

Я не разделяю обычного пренебрежения к значению этого царствования.

В. Ключевский

Вступление.

А. С. Пушкин назвал Павла I «романтическим императо­ром», «врагом коварства и

невежд» и собирался написать историю его царствования. Л. Н. Толстой считал,

что «характер, особенно политический, Павла I был благо­родный, рыцарский

характер». В письме к историку Бартеневу в 1867 году он писал: «Я нашел своего

исто­рического героя. И ежели бы Бог дал жизни, досуга и сил, я бы попробовал

написать его историю»[1]. Речь шла

о Павле I.

Интерес к нему двух русских гениев был неслучаен. Жизнь Павла Петровича

отличалась такими трагически­ми чертами, «подобных которых не встречается в

жизни ни одного из венценосцев не только русской, но и всемирной истории»

[2].

К императору Павлу Первому как у историков-специа­листов, так и у рядовых

читателей, отношение неоднознач­ное. Долгое время его изображали как

сумасброда, привер­женца пустых парадов и муштры, гонителя Суворова. Но это

лишь одна сторона его личности.

Павел I родился 20 сентября 1754 года. Узнав о рождении внука, Елизавета

Пет­ровна приказала тотчас же принести его к ней, и с этого дня колыбель

мальчика находилась в спальне императрицы. Екатерина Алексеевна увидела сына

лишь на восьмой день. Императрица никому не доверяла внука, даже матери,

которую ребенок видел редко, да и то в присут­ствии Елизаветы Петровны или ее

приближенных. Мальчик часто хворал — в комнатах было жарко натоп­лено, а его

колыбель, обшитую изнутри мехом черно-бурой лисицы, накрывали еще и одеялами,

боясь про­студы.

Общество мам и нянек, окружавших ребенка, оказа­ло на него плохое влияние:

рассказы о домовых и при­видениях сильно действовали на воображение

впечатли­тельного мальчика. Иногда от страха он прятался под стол и всю жизнь

боялся грозы.

Детство Павла прошло в заботах одинокой и любве­обильной бабки, без

материнской ласки и тепла. Мать оставалась для него малознакомой женщиной и

со вре­менем все более и более отдалялась. Когда наследнику исполнилось шесть

лет, ему отвели крыло Летнего двор­ца, где он жил со своим двором вместе с

воспитателями. Обер-гофмейстером при нем был назначен Никита Ива­нович Панин

— один из знаменитейших государствен­ных деятелей своего времени.

Павла I учили математике, истории, географии, языкам, танцам, фехтованию,

морскому делу, а когда подрос — богословию, физике, астрономии и политическим

на­укам. Его рано знакомят с просветительскими идеями и историей: в

десять—двенадцать лет Павел уже читает произведения Монтескье, Вольтера,

Дидро, Гельвеция, Даламбера. Порошин беседовал со своим учеником о сочинениях

Монтескье и Гельвеция, заставлял читать их для просвещения разума. Он писал

для великого князя книгу «Государственный механизм», в которой хотел показать

разные части, которыми движется государство.

Учился Павел легко, проявляя и остроту ума, и неплохие способности; отличался

чрезвы­чайно развитым воображением, отсутствием усидчивости и терпеливости,

непостоянством. Но, видимо, было что-то в цесаревиче такое, что вызвало

пророче­ские слова его младшего воспитателя С. А. Порошина: «При самых лучших

намерениях вы заставите ненавидеть себя».

Когда Павлу I было семь лет, умерла императрица Елизавета. Впоследствии Павел

узнал, как Ека­терина совершила свой победный поход во главе гвар­дии в

Петергоф и как ее растерявшийся супруг, от­рекшийся от престола, был отвезен

в Ропшу. А Никита Иванович Панин, к которому Павел скоро привык, внушал ему

искусно некоторые странные и беспокойные мысли об императрице. Нашлись и

другие, которые растолковали мальчику, что после смерти Петра III надлежало

императором быть ему, Павлу, а супруга удавленного государя могла быть лишь

регентшей и правительницей до его, Павла, совершеннолетия. Павел это очень

запомнил. Тридцать четыре года думал он об этом дни и ночи, тая в сердце

мучительный страх перед той принцессой, которая завладела российским

престолом, вовсе не сомневаясь в своем праве самодержавно управлять

многомиллионным народом.

20 сентября 1772 года был день его совершеннолетия. Многие были уверены, что

Ека­терина привлечет к управлению страною законного наследника. Но этого,

разумеется, не случилось. Екатерина понимала, что с ее смертью, если Павел

взойдет на престол, вся ее государствен­ная программа будет уничтожена в

первые же дни его правления. И она задумала отстранить Павла от пре­стола. И

он об этом догадывался.

Проявляться характер Павла начал с того времени, когда он повзрослел и стал

осознавать свое положение при дворе: обойденного вниманием матери наследника

престола, с кото­рым пренебрежительно обходятся фавориты, которому не

до­веряют никаких государственных дел.

Павел, побывав в Берлине и очаровавшись прусской регламентацией и

беспре­кословной дисциплиной, стал резко критиковать политику ма­тери.

Последовало отстранение от двора: в 1783 г. Павел пол­учил в подарок Гатчина

и переехал туда со своим «двором». В тесном гатчинском мирке, совершенно

отстранен­ный от правительственных интересов, он замкнулся на люби­мом

военном деле: организовал три батальона по прусскому образцу, одел их в

мундиры прусского войска, сам занимался вахт-парадами, смотрами, маневрами

по субботам, подражая при этом Фридриху II в одежде, походке, даже манере

ездить на лошади. Сходство с действиями отца, Петра III, было рази­тельным, и

сама Екатерина отмечала это, иронически отзыва­ясь о гатчинских батальонах:

«батюшкино войско».

Гатчинское затворничество и слухи о намерениях матери вторично лишить его

престола, сделав наследником сына Алек­сандра, окончательно испортили

характер Павла. Он стал по­дозрительным, вспыльчивость и раздражительность

все чаще прорывались наружу в виде припадков безудержного гнева, усмирять

который могли лишь его супруга Мария Федоровна и фрейлина Е. И. Нелидова.

Вместе с тем он был отходчив: признавал свои ошибки и просил прощения, был

щедр, старал­ся заботиться о подчиненных, имел доброе, чувствительное сердце.

Вне Гатчины был строг, угрюм, неразговорчив, язвите­лен, с достоинством

сносил насмешки фаворитов (не случайно за границей ему дали прозвище —

«русский Гамлет»). В кругу семьи не прочь был повеселиться, потанцевать.

Что касается нравственных устоев Павла, то они были неколебимы. Он боготворил

дисциплину и порядок, сам был образцом в этом, стремился быть справедливым и

блюсти за­конность, был честен и привержен строгим нормам семейной морали. Не

случайно некоторые историки одной из определя­ющих черт личности и даже его

идейных воззрений считали «рыцарственность»

[3], поставленное во главу всей жизни рыцар­ское понятие о чести.

Политичес­кая цель, осознанная еще до воцарения, — максималь­ная централизация

власти как единственный путь к «блаженству всех и каждого». Мечта о «твердой

благо­родной» власти сочетается с осуждением придворной роскоши,

безнравственности, лени, пустословия. «Го­сударь приучал к порядку и вельмож,

доводит и самых знатнейших господ до тщательного исполнения своих должностей»

[4].

Идеалист, внутренне порядочный человек, но с чрезвычай­но тяжелым характером

и без опыта и навыков государствен­ного управления, Павел вступил на

российский престол 6 ноября 1796 года. Еще, будучи наследником, Павел

Петрович продумывал программу своих будущих действий, но на прак­тике стал

руководствоваться скорее личными чувствами и взглядами, что вело к усилению

элемента случайности в пол­итике, придавало ей внешне противоречивый

характер.

Внешняя политика Павла I.

Став императором, Павел отменяет тяжелейший рекрутский набор и торжественно

объявляет, что «отны­не Россия будет жить в мире и спокойствии, что теперь нет

ни малейшей нужды помышлять о распространении своих границ, поелику и без того

довольно уже и предовольно обширна...»

[5]. Сразу по вступлению на престол император Павел I заявил, что

отказывается от приготовлений к войне с Францией.

«Нельзя изобразить, — пишет Болотов, — какое при­ятное действие произвел сей

благодетельный указ во всем государстве, — и сколько слез и вздохов

благодар­ности испущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России.

Все государство и все концы и преде­лы оного были им обрадованы и повсюду

слышны были единые только пожелания всех благ новому государю...»

[6].

29 ноября 1796 года была объявлена амнистия пленным полякам. Император повелевал

«всех таковых освободить и отпустить в прежние их жилища; а заграничных, буде

поже­лают, и за границу. Об исполнении сего наш сенат имеет учинить немедленно

надлежащий распоряжения, предписав куда следует, чтоб со стороны губернских

правлений и других земских начальств взяты были меры к наблюдению, дабы сии

освобождаемые оставались спокойно и вели себя добропорядочно, не входя ни в

какие вредные сношения, под опасением тягчайшего наказания»

[7].

Вскоре заключается мир с Персией. В письме к прусскому королю от 3 января 1797

года Павел писал: «С имеющимися союзниками многого не сделаешь, а так как

борьба, которую они вели против Франции, только способствовала росту революции

и ее отпору, то мир может ослабить ее, усилив мирные антиреволюционные элементы

в самой Франции, доселе придавленные рево­люцией»

[8]. Контрреволюционный переворот 27 июля 1794 года приводит к падению

якобинской диктатуры во Фран­ции. Революция идет на убыль. Блестящие победы

гене­рала Бонапарта над австрийцами в Италии приводят к возникновению целого

ряда демократических республик под эгидой Франции. Павел видит в этом

дальнейшее распространение «революционной заразы» и выступает за созыв

европейского конгресса для урегулирования территориальных споров и пресечения

революционных завоеваний. Он готов даже признать Французскую рес­публику «ради

успокоения Европы», ибо иначе «против воли придется браться за оружие». Однако

ни Австрия, ни Англия его не поддержали, и в 1798 году создается новая

коалиция против Франции. Россия в союзе с Англией Австрией, Турцией и

Неаполитанским королевством начинает войну против Франции.

«Положить предел успехам французского оружия и правил анархических, принудить

Францию войти в пре­жние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и

политическое равновесие»[9] — так

расценивает Павел участие России в этой коалиции. Инструктируя генерала

Розенберга, назначенного командовать русским экспеди­ционным корпусом, Павел

писал: «...Отвращать все, что в землях не неприязненных может возбудить

ненависть или предосудительные на счет войска впечатления (избе­гать участия в

продовольственных экзекуциях), внушать, что мы пришли отнюдь не в видах

споспешествовать властолюбивым намерениям, но оградить общий покой и

безопасность, для того ласковое и приязненное обраще­ние с жителями.

Восстановление престолов и алтарей. Предохранять войска от «пагубной заразы

умов», соблю­дать церковные обряды и праздники»

[10].

4 апреля Суворов прибыл в главную квартиру союз­ной армии, расположенную в

местечке Валеджио на севере Италии. Уже 10 апреля взятием Брешии нача­лись

военные действия. Против 86-тысячной армии союзников действовала 58-тысячная

армия Франции; на севере ею командовал бывший военный министр Шерер, а на юге

— молодой и талантливый генерал Макдональд. Используя численное превосходство

со­юзников, Суворов решил оттеснить неприятеля в горы за Геную и овладеть

Миланом, а затем нанести пораже­ние Макдональду. В дальнейшем он планировал

через Савойю вторгнуться во Францию, а войска эрцгерцога Карла вместе с

русским корпусом Римского-Корсакова должны были вытеснить французов из

Швейцарии и устремиться к Рейну. 15 апреля началось упорное трех­дневное

сражение с французами на реке Адда. В этот день дряхлого Шерера сменил один

из лучших полко­водцев Франции генерал Моро.

В кровопролитном сражении успех сопутствовал то одной, то другой стороне.

Энергичный Моро пытает­ся собрать вместе растянувшиеся на десяток километров

войска, но ему это не удается. Потеряв три тысячи убитыми и пять тысяч

пленными, французы откатыва­ются на юг. Участь Ломбардии была решена — реку

Адда Суворов назвал Рубиконом по дороге в Париж.

Получив известие об этой победе, Павел I вызвал пятнадцатилетнего генерал-майора

Аркадия Суворова, назначенного в генерал-адъютанты, и сказал ему: «Поез­жай и

учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу»

[11].

Стремительным суворовским маршем с востока на запад союзники отбросили армию

неприятеля и вошли в Милан. Не допуская соединения остатков армии Моро с

Макдональдом, Суворов наносит ему поражение при Маренго и вступает в Турин. В

ожесточенном сражении у реки Треббия терпит поражение и генерал Макдо­нальд.

Спустя много лет прославленный маршал Франции говорил русскому послу в

Париже: «Я был молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы

иметь пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем

моим был Суворов».

За два месяца французы потеряли всю Северную Италию. Поздравляя Суворова с этой

победой, Павел I писал: «Поздравляю Вас вашими же словами: «Слава Богу, слава

Вам!»[12]

6 июля командующим французскими войсками был назначен прославленный генерал

Жубер, прошедший путь от рядового до генерала за четыре года. Не зная о

взятии австрийцами крепости Мантуя, Жубер неожиданно встретил всю союзную

армию. Еще не поздно было повернуть назад в горы, но тогда он не был бы

Жубером: 4 августа на рассвете орудийные залпы возвестили о начале самой

ожесточенной и самой кровавой битвы в этой кампании. Никогда еще за свою

долгую службу Суворову не приходилось встречаться с таким яростным

сопротивлением противника.

После этой битвы генерал Моро сказал о Суворове: «Что можно сказать о генерале,

который погибнет сам и уложит свою армию до последнего солдата, прежде чем

отступить на один шаг»[13].

Суворову потребовалось всего четыре месяца, чтобы освободить Италию. Союзники

ликовали: в лондонских театрах о нем читаются стихи, выставляются его

портре­ты. Появляются суворовские прически и пироги, на обедах вслед за

тостом королю пьют за его здоровье.

И в России имя Суворова не сходит со страниц газет, становится легендой.

Восхищенный Павел писал полководцу: «Я уже не знаю, что Вам дать, Вы поставили

себя выше моих наград...»[14].

Во Франции с тревогой ждали начала вторжения. Заключались пари — во сколько

дней Суворов дойдет до Парижа. Но союзников в первую очередь волновали их

собственные интересы: англичане предлагают сначала овладеть Голландией и

Бельгией, и австрийцы в надежде заполучить последнюю поддерживают их.

Павел I был вынужден согласиться с новым планом своих союзников.

План этот состоял в следующем: австрийцы из Швейцарии идут на Рейн, а

Суворов, соединившись с корпусом Корсакова, вторгается во Францию; в

Голлан­дии начинает действовать англо-русский экспедицион­ный корпус, а в

Италии остаются австрийцы. Суворов был против предстоящей перегруппировки

огромной массы войск, но ему пришлось подчиниться.

28 августа русская армия начинает поход. Восполь­зовавшись этим, генерал Моро

спускается с гор на по­мощь осажденной австрийцами крепости Тортона и за­нимает

городок Нови. Пришлось Суворову вернуться назад, чтобы помочь союзникам и

потерять на этом драгоценных три дня. Между тем австрийский эрцгерцог Карл, не

дождавшись Суворова, начал выводить свои войска из Швейцарии, оставляя русский

корпус Корса­кова один на один с французами. Узнав об этом, возму­щённый

фельдмаршал писал в Петербург о Тугуте, пер­вом министре Австрии: «Сия сова не

с ума ли сошла или никогда его не имела. Массена не будет нас ожидать, и

устремится на Корсакова... Хоть в свете ничего не бо­юсь, скажу — в опасности

от перевеса Массена мало пособят мои войска отсюда, и поздно»

[15].

В Швейцарии против 60-тысячной французской ар­мии генерала Массены остаются

24-тысячный корпус Корсакова и 20-тысячный корпус австрийцев генерала Готце.

Суворов спешит на выручку Корсакова кратчай­шим и наиболее трудным путем —

через Сен-Готардский перевал. Но и здесь австрийцы подвели своих со­юзников —

обещанных ими мулов не оказалось. «Нет лошаков, нет лошадей, а есть Тугут, и

горы, и пропас­ти»[16], — с

горечью писал Павлу Суворов. В поисках мулов проходят еще пять дней. Только 12

сентября армия начинает восхождение на перевал. По, скалам и утесам медленно,

шаг за шагом, двигалась русская армия, преодолевая холод, усталость и

сопротивление непри­ятеля.

Когда в Петербурге узнали об уходе эрцгерцога из Швейцарии, разразился скандал,

и только боязнь сепа­ратного мира между Францией и Австрией остановила Павла от

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5



Реклама
В соцсетях
бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты