не примут?"
Позиция Бен-Гуриона была одобрена пятью голосами против четырех. Это был
единственный вопрос, по которому 12 мая провели голосование. Обсуждалось
также название государства. Подкомитет по арабскому варианту названия не
выдвинул возражений против названия "Израиль" арабском звучании. Предлагались
и другие названия, среди них "Сион", "Эрец-Исраэль", "Йехуда" "Эвер" (от
корня иври - "еврейский"). Так ничего и не решив, поручили выработать
окончательный текст Декларации комитету в составе пяти человек: Давида
Ремеза, Розена, Моше Шапиро, Щарета и Цизлинга.
Было также решено провести церемонию провозглашения государства в главной
галерее Тельавивского музея. Предлагались и другие помещения, в том числе зал
театра "Габима" или одна из больших синагог, но Национальная администрация учла
опасность воздушной бомбардировки, при которой все руководство новорожденного
государства могло быть уничтожено одним ударом. Поэтому место и время
исторического события были засекречены, и пышной церемонии предпочли скромный
акт в неприметном здании музея. Учли и то, что музей в политическом и
религиозном отношении нейтрален, и к тому же его главная галерея располагалась
в полуподвальном помещении с высокими окнами
[17].
ГЛАВА 3. ТОРЖЕСТВЕННАЯ ЦЕРЕМОНИЯ И ДЕКЛАРАЦИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ
Вряд ли тогда предвидели, что выбор места для провозглашения независимости
окажется на редкость удачным с точки зрения исторической перспективы: музей
занимал один из первых домов в первом еврейском городе нашего времени. Рождение
Государства Израиль произошло на прежнем участке № 43, который был первым
разыгран в лотерее, проведенной Обществом земельных участков (Ахузат байит) на
винограднике Джибали, на пустынной песчаной дюне, 11 апреля 1909 года, и эта
дата считается днем основания города Тель-Авива. Достался участок № 43 Меиру
Дизенгофу, ставшему первым мэром Тель-Авива, и его жене Зине, прекрасной
пианистке. Их одноэтажный домик, построенный на этом участке в 1910 году, стал
культурным и духовным центром молодого города. Дом четы Дизенгоф часто посещали
такие светила искусства и литературы, как Хаим-Нахман Бялик, Ш.-Й. Агнон и
Нахум Гутман, а среди зарубежных гостей были Уинстон Черчилль и Альберт
Эйнштейн. Домик стал тесен, и в 1926 году Дизенгоф надстроил второй этаж. После
смерти жены в 1932 году он отдал дом под художественный музей, без которого, по
его мнению, не может обойтись ни один уважающий себя город. Тельавивский музей
открылся в перестроенном трехэтажном доме 23 февраля 1936 года, всего за
несколько месяцев до кончины Дизенгофа[18]
.
Бен-Гурион сам не занимался подготовкой торжественной церемонии - она была
поручена секретарю Национальной администрации Зеэву Шарефу, ставшему затем
секретарем кабинета министров. Он распорядился повесить на стенах зала картины
только еврейских художников или на еврейские темы. В экспозицию попали такие
картины, как "Еврей со свитком" Шагала, "Погром" Молдовского, "Изгнание"
Гиршенберга. Шареф попросил тельавивского графика Отто Валлиша оформить зал и
каллиграфически написать текст Декларации на свитке
[19].
Галерея стала походить на театр накануне генеральной репетиции. Два плотника
целые сутки сколачивали невысокий подиум, стулья самых разных стилей принесли
из соседних кафе, микрофоны - из музыкального магазина, ковер взяли напрокат
в какой-то лавке. Валлиш купил новые люстры. Стену за подиумом покрыли
голубой тканью, купленной в универсальном магазине "Ха-машбир", и украсили
большим портретом Герцля, принесенным из здания Еврейского национального
фонда, где обычно заседал Национальный совет. По обе стороны портрета висели
выстиранные и отутюженные флаги.
За рассылку приглашений отвечал член национального комитета "Керен Хайесод"
(Фонда основания) Арье Рифкинд. В лаконичных приглашениях с подписью
"Секретариат" адресатов предупреждали о необходимости сохранять в тайне время
и место акта. Прессу тоже обязали сохранять тайну. Телеграммы в зарубежные
агентства печати прошли цензуру. Гостей просили прийти в торжественной одежде
темного цвета. Поскольку зал вмещал не более 350 человек, перед Рифкиндом
встала нелегкая задача отбора. Кроме членов Национального совета и
администрации приглашения получили видные сионистские и религиозные деятели,
руководители политических партий, мэры городов и командиры Хаганы. Многие из
тех, кого не пригласили, обиделись, сочтя себя обойденными вниманием.
В числе приглашенных был и секретарь Герцля Й. Шалит
[20]. На Первом сионистском конгрессе в Базеле именно он развернул флаг,
ставший знаменем сионистского движения. Теперь, спустя полвека, он попросил
доверить ему развернуть на сей раз государственный флаг, но из-за нехватки
времени ему отказали. Через год, накануне первой годовщины Независимости, тот
же флаг прислали Шалиту, и он вывесил его на своем балконе. Как пояснил Шареф,
таким образом было принесено "молчаливое извинение за то, что мы не смогли
тогда уважить его просьбу"[21].
Приглашения были разосланы 13 мая. В б часов вечера Национальная администрация
собралась для последнего обсуждения текста Декларации. На заседание прилетел из
Иерусалима раввин Й.-Л. Фишман (Маймон). Тот же самолет с единственным
пассажирским местом должен был доставить Голду Меир в Иерусалим для
официального прощания с британским верховным комиссаром генералом Аланом
Каннингхэмом, а потом вернуться в Тель-Авив с Ицхаком Грюнбаумом. Однако на
полпути у самолета забарахлил мотор, и пилот, не рискнув пересекать Иудейские
горы, вернулся в Тель-Авив, так что Голда Меир присутствовала на церемонии, а
Грюнбаум остался в осажденном Иерусалиме[22]
.
Заседание Национальной администрации началось с сообщения Бен-Гуриона о
падении Кфар-Эциона и о капитуляции арабов в Хайфе. Затем Шарет от имени
подкомитета по подготовке текста Декларации внес на рассмотрение проект из 22
статей, который он практически составил заново, а его дочь Яэль
каллиграфически переписала. Документ был объемистый и изобиловал юридическими
терминами. Бен-Гурион возразил против слова "поскольку", которым начиналась
каждая статья, сочтя это отступлением от норм иврита. Критиковал он и
некоторые риторические изыски в проекте. Были еще замечания и по содержанию,
но больше всего споров вызвало слово "Бог" в заключительной статье
Декларации. Цизлинг был решительно против предложенной формулировки "с верой
во Всевышнего", так как ни ему, ни кому-либо другому нельзя навязывать веру.
Двое верующих, Фишман и Шапиро, возразили ему, что в документе,
провозглашаемом от имени всех евреев, нельзя не упомянуть Бога. Поэтому
следует, как предложил Шапиро, либо оставить "Бог Израиля", либо пойти на
компромисс и написать вместо этого "Всемогущий Спаситель Израиля".
Одно из наименований Бога в иврите - Цур Исраэль. Цур - "скала, оплот", и
"Цур Исраэль" понимается как "Оплот Израиля". Бен-Гурион, предложил собрать
небольшой подкомитет в составе его самого, Фишмана, Шарета и Цизлинга для
окончательной доработки текста с условием, что все примут вариант "Цур
Исраэль", который каждый волен понимать в зависимости от личных убеждений. С
этим предложением согласились без голосования.
В тот же вечер в своем доме на улице Керен Кайемет Бен-Гурион переработал текст
Декларации. Он значительно сократил его, убрал много таких цветистых выражений
не в его духе, как "защищаясь смело и бесстрашно", вычеркнул все "поскольку"
(Шарет продолжал утверждать потом, что без них документ стал юридически слабее)
и опустил все ссылки на решение ООН о разделе Палестины. Учтя выдвинутое раньше
предложение начать Декларацию не с изгнания евреев из страны, а с констатации
постоянного присутствия еврейского народа в ней, Бен-Гурион так сформулировал
первое предложение: "Эрец-Исраэль была родиной еврейского народа". В пятницу
утром у себя дома Бен-Гурион представил свой проект подкомитету
[23].
Днем Декларацию обсудил на своем заключительном заседании Национальный совет.
Попытка вернуться к дискуссии об упоминании Бога в Декларации успеха не имела.
Приверженцы ревизионистского крыла сионизма подняли вопрос о границах
государства. Поскольку ревизионисты всегда требовали для еврейского государства
территорию по обоим берегам реки Иордан, они настаивали на внесении в
Декларацию формулировки «в своих исторических границах». Стремясь заручиться
единодушной поддержкой Национального совета перед торжественным провозглашением
государства, Бен-Гурион предложил вернуться к обсуждению всех возражений и
оговорок в тексте Декларации на первом же заседании будущего правительства,
которое уже было назначено на ближайшее воскресенье. Единственное принятое
изменение в тексте свелось к тому, что к гарантиям свобод вероисповедания,
совести, образования и культуры добавили свободу языка. Бен-Гурион остановился
на названии нового государства - "Израиль". Наконец при повторном голосовании
текст Декларации был единогласно утвержден за час до провозглашения
государства.[24]
Члены Национального совета поспешили домой переодеться. Шареф остался в
здании Еврейского национального фонда, ожидая, пока секретарши перепечатают
окончательный текст. Времени на подготовку каллиграфически написанного
свитка, разумеется, уже не оставалось.
Несмотря на секретность, слухи о предстоящем событии разнеслись по Тель-
Авиву, и толпы людей заполнили улицы по соседству с музеем.
Вокруг здания расставили охрану, а у входа в него застыл почетный караул. За
несколько минут до 4 часов, когда сэр Алан Каннингхэм уже вступил на борт
британского военного корабля "Эвралиус", отплывавшего из Хайфского порта ровно
в полночь, к музею подъехал автомобиль, и Бен-Гурион проследовал в здание.
Народ восторженно приветствовал его, а караульные отдали ему честь
[25].
Когда до исторического события оставались уже считанные минуты, возникла
неожиданная угроза его срыва: Декларация была еще в руках у Шарефа в здании
Еврейского национального фонда, а автомашины для своевременной ее доставки к
месту церемонии у Шарефа не оказалось. Блестящий организатор обеспечил
транспортом всех, кроме себя самого. Не найдя такси, Шареф остановил
проезжавший автомобиль. Но юноша за рулем отказался подвезти его, так как
торопился домой, чтобы услышать провозглашение государства по радио. Пришлось
ему сказать: "Если ты тотчас же не поедешь к зданию музея, то ничего не
услышишь, потому что Декларация у меня в руках". Но тут возникла новая
трудность: у юноши, вероятно, не было шоферских прав. По рассказу
сопровождавшего Шарефа Нахума Нира, ставшего позже председателем Кнессета,
автомашину остановил полицейский за превышение скорости. Нир бъяснил
полицейскому, что ввиду прекращения британского мандата у него больше нет
полномочий, а если он задержит автомашину, то не появится еврейское
государство. "Задерживать он нас не стал, - вспоминает Нир, - и кивком показал:
езжайте"[26].
Когда запыхавшийся Шареф вбежал в здание музея и вручил документ Бен-Гуриону,
было без одной минуты четыре. Зал, явно не рассчитанный на такое количество
гостей, местных и зарубежных репортеров, кинооператоров и фотографов, был
переполнен. Филармонический оркестр, который должен был исполнить
государственный гимн "Хатиква" ("Надежда"), пришлось отправить на второй этаж.
Одному мальчику велено было звонком подать оркестру сигнал, но звонок вовремя
не раздался (злые языки утверждают, будто мальчик застрял в уборной), и
аккомпанемент исполнявшему гимн хору чуточку запоздал. Главной радиостанции
Хаганы "Кол Исраэль" ("Голос Израиля") отвели уголок зала, откуда подиум не
всегда был виден из-за толпы, и ей пришлось вести свой первый репортаж уже как
государственной радиостанции по торопливо набросанным пересказам тех, кому
повезло видеть все[27].
Одиннадцать членов Национальной администрации (двое отсутствовали) сидели за
столом на подиуме, Бен-Гурион - посредине. Ряд кресел у подиума заняли
четырнадцать членов Национального совета (десять членов отсутствовали)
[28].
Ровно в 4 часа Бен-Гурион встал и ударил председательским молотком по столу.
Собравшиеся поднялись и запели "Хатикву". Затем Бен-Гурион объявил: "Сейчас я
зачитаю вам Декларацию о создании Государства Израиль, утвержденную в первом
чтении Национальным советом". Он нарочито монотонно изложил основания
Декларации, после чего, чуть повысив голос, произнес: "Настоящим мы
провозглашаем создание в Палестине еврейского государства под названием
Государство Израиль". Собравшиеся встали и бурно аплодировали.
[29]
Бен-Гурион зачитал статьи Декларации об учреждении выборных государственных
органов, социальных и политических правах всех граждан; об охране всех
святынь; о призыве к ООН принять Израиль в семью Объединенных наций; о
призыве к арабским жителям участвовать в работе всех государственных органов
и учреждений. Он также призвал еврейский народ во всем мире сплотиться вокруг
новорожденного государства.
Наконец прозвучала заключительная статья: "С верой в Оплот Израиля мы ставим
свои подписи под настоящей Декларацией на нынешнем заседании Временного
государственного совета, на земле Отчизны, в городе Тель-Авиве, в канун
субботы, 5 ияра 5708 года от Сотворения мира -мая 1948 года".
[30]
Чтение Декларации Независимости заняло 17 минут.
Затем раввин Фишман прерывающимся от волнения голосом произнес традиционное
благословение: "Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь Вселенной, кто хранил
нас и поддерживал нас и сподобил нас дожить до времени сего". Зал дружно
откликнулся восторженным "Аминь!"
Далее Бен-Гурион огласил утвержденное несколькими часами ранее "Положение об
образовании Государства Израиль", наделявшее Временный государственный совет
высшей законодательной властью и отменявшее все британские законы 1939 года.
Услышав о формальной отмене ненавистных положений, жестко ограничивавших
еврейскую иммиграцию в Палестину, собравшиеся снова разразились
аплодисментами.
Оставалось подписать Декларацию Независимости. Зеэв Шареф приглашал для этого
каждого члена Национального совета поименно. Первым скрепил ее своей подписью
Бен-Гурион, за ним остальные в алфавитном порядке. Моше Шарет, сидевший рядом
с Бен-Гурионом, держал в руках почти не заполненный пергаментный свиток, к
которому был приколот скрепкой лист бумаги с машинописным текстом Декларации.
В последующие недели члены Национального совета, находившиеся в тот день в
Иерусалиме или за границей, добирались до Тель-Авива, чтобы поставить и свою
подпись на свитке, который каждый раз приходилось доставать из сейфа в Англо-
Палестинском банке, ныне Банк Леуми ("Народный").
Перенести текст Декларации на свиток поручили профессиональному переписчику,
но то ли чернила у него оказались плохие (говорят, что он оставил на
пергаменте кляксы), то ли ему просто не хватило мастерства, поэтому работу
его забраковали и вернули свиток в студию Валлиша. Подготовили новый свиток,
а пергамент с подписями пришили к нему.
Бен-Гурион просил всех подписываться своими ивритскими фамилиями. Некоторые
этой просьбе не вняли, в том числе Голда Меир и Моше Шарет. Редактор газеты
"Едиот ахронот" ("Последние известия") Герцль Розенблюм, член ревизионистской
партии, пожалел, что подписался Герцль Варди, и вскоре после церемонии
вернулся к прежней фамилии. Мордехай Бен-Тов из скромности подписался
крошечными буквами. Раввин Фишман выразил свой протест против того, что в
Декларации не упомянуто имя Бога, приписав рядом со своей подписью: "С Божьей
помощью". Говорят, что было оставлено место для подписи Хаима Вейцмана. Хотя
он и не входил в состав Национального совета, невероятно, что под Декларацией
нет подписи этого старейшего государственного деятеля Израиля, ставшего
первым президентом еврейского государства. Сам он счел это личным
оскорблением.
Последним подписался Моше Шарет. Собравшиеся снова встали, аплодируя, а
филармонический оркестр исполнил "Хатикву". Когда музыка стихла, Бен-Гурион
стукнул молотком по столу и объявил: "Государство Израиль создано. Заседание
закрыто"[31]. Так за 32 минуты была
восстановлена независимость народа, не имевшего своего государства два
тысячелетия. В дневнике Бен-Гуриона есть описание этого дня: "В четыре -
провозглашение независимости. Вся страна ликует, а я опять, как 29 ноября,
чувствую себя осиротевшим среди ликующих"
[32].
На улице у музея многие плясали, некоторые плакали. Расхватывали экземпляры "Йом
хамедина" ("День Государства") - специального выпуска, подготовленного
совместно всеми крупнейшими газетами, которые на этот день отложили в сторону
свои идеологические разногласия. Повсюду были расклеены объявления о том, что
запись в армию будет продолжаться и в субботу. Хагана в своих объявлениях
призывала граждан строить бомбоубежища и не собираться большими группами.
Вечером Соединенные Штаты признали новое государство де-факто, и рано утром
Бен-Гурион по радио обратился к народу Соединенных Штатов
[33]. Не успел он закончить обращение, как над Тель-Авивом появились
египетские самолеты и начали бомбить город. После радиопередачи Бен-Гурион
помчался на аэродром Сде-Дов, который пострадал от бомбежки. Бен-Гурион ехал в
открытом джипе и смотрел на улицы города. В дневнике он записал: "Из всех окон
выглядывали люди в пижамах. Они не были очень уж напуганы, и я почувствовал,
что они выстоят[34]".
Спустя полвека голос Бен-Гуриона все еще звучит в доме № 16 на бульваре
Ротшильда. После Войны за Независимость Тельавивский музей процветал. В 1971
году он перешел в галерею Хелены Рубинштейн неподалеку от старого здания,
