Анны Леопольдовны были допрошены в тайной канцелярии, Остерман показал, что
все известия обсуждались им с принцем Антоном-Ульрихом и с самой правительницей
[17]. Он же предложил Анне Леопольдовне под видом обыкновенного разговора
поподробнее расспросить цесаревну.
После некоторых колебаний правительница выбрала самый неудачный путь: 23
ноября 1741 г. она, воспользовавшись придворным вечером, отозвала для беседы
Елизавету, приходившуюся ей тетушкой, и попыталась усовестить цесаревну по-
семейному. Она “...высказала последней, что, как она была уведомлена в письме
из Бреславля быть осторожной с принцессой Елизаветой и особенно советуют
арестовать хирурга Лестока; что она поистине не верит этому письму, но
надеется, что если бы означенный Лесток признан был виновным, то, конечно,
принцесса не найдет дурным, когда его задержат”. К себе во дворец Елизавета
вернулась явно напуганной: арест Лестока - человека слабого и
легкомысленного, грозил ей серьезнейшей опасностью. На этот раз Елизавете
удалось отвести от себя подозрения, но разговор сильно взволновал ее, так как
все упреки регентши были совершенно справедливы. Еще до начала войны со
Швецией она вела переговоры со шведским посланником Нольккеном. Тот прямо
предлагал ей деньги и помощь в перевороте в обмен на письменные обещания
возвратить Швеции захваченные при Петре земли. Елизавета тогда благоразумно
отказалась подписывать какие-либо бумаги, но Лесток был в курсе всех ее дел.
Было очень сомнительно, что, попав в Тайную канцелярию, он не расскажет обо
всем. Таким образом, царевна впервые почувствовала серьезную угрозу. Но в
гораздо большей степени почувствовал ее Лесток.
2.2 События 24-25 ноября.
Утром 24 ноября он явился к Елизавете и застал ее за туалетом. Доктор завел
разговор о перевороте. Елизавета продолжала колебаться. Тогда Лесток показал
ей две картинки, наскоро нарисованные на игральных картах; на одной была
представлена Елизавета в монастыре, где ей обрезывают волосы, на другой -
вступающая на престол при восторгах народа. Лесток сказал, что третьего
Елизавете не дано, и ей предстоит выбрать либо то, либо другое. Елизавета
выбрала последнее.
В тот же день в час пополудни правительство отдало приказ по всем гвардейским
полкам быть готовыми к выступлению в Финляндию против шведов, на основании,
как говорили, полученного известия, что Левенгаупт идет к Выборгу.
Герцог Брауншвейгский, знавший о настроениях, которые царили в гвардии,
предлагал жене расставить во дворце и около дворца усиленные наряды, а по
городу разослать патрули, одним словом, принять меры на случай осуществления
опасных замыслов Елизаветы. "Опасности нет, - отвечала Анна Леопольдовна. -
Елизавета ни в чем невинна, на нее напрасно наговаривают, лишь бы со мной
поссорить. Я вчера с ней говорила; она поклялась мне, что ничего не
замышляет, и когда уверяла меня в этом, то даже плакала. Я вижу ясно, что она
невиновна против нас ни в чем".
Между тем как раз в это время к Елизавете пришло несколько гвардейских солдат,
которые объявили, что должны выступить в поход и потому не будут более в
состояние служить ей и она совершенно останется в руках своих неприятелей, так
что нельзя терять ни минуты. Руководил ими еврей, бывший родом из Дрездена, по
фамилии Грюнштейн. Договорились, что вечером участники заговора должны обойти
казармы и, если настроение окажется благоприятным, приступить к действиям.
Грюнштейн считал необходимым раздать солдатам деньги. Елизавета порылась в
шкатулках, у нее нашлось всего триста рублей. Шетарди выделил заговорщикам 2
тысячи червонцев[18]. На другой
день Елизавете пришлось заложить свои драгоценности.
Между 11 и 12 ночи Грюнштейн и его товарищи вновь появились у Елизаветы с
весьма благоприятным докладом: гвардейцы рады были действовать, в особенности
с тех пор, каких решили удалить из столицы и отправить в зимний поход. Тем
временем Лесток разослал своих людей к дому Остермана и Миниха, а сам съездил
к Зимнему дворцу. Окна были темными. Лесток вернулся и объявил, что все
спокойно.
Наступил решительный час. Елизавета велела всем выйти из комнаты, а сама начала
молиться на коленях перед образом Спасителя; есть известие, что в эту-то
страшную минуту она и дала обещание не подписывать никому смертных приговоров.
Помолившись, она взяла крест, вышла к гренадерам и привела их к присяге,
сказав: "Когда Бог явит милость свою нам и всей России, то не забуду верности
вашей, а теперь ступайте, соберите роту во всей готовности и тихости, а я сама
тотчас за вами приеду". Был уже второй час пополуночи 25 ноября, когда
Елизавета, надев кирасу на свое обыкновенное платье, села в сани вместе с
Лестоком, Воронцов и Шуваловы стаяли на запятки
[19]. И они понеслись во весь дух по пустынным улицам города, направляясь к
казармам преображенцев. Алексей Разумовский и Салтыков следовали за ней в
других санях. На запятках у них стояло три гренадера.
Сани остановились перед съезжей избой полка. Не предупрежденный ни о чем
караульный забил тревогу: настолько заговор был неподготовлен. Лесток кинжалом
прорвал его барабан. Гренадеры, знавшие о заговоре, разбежались по казармам,
чтобы предупредить своих товарищей. Здесь были одни лишь солдаты, помещавшиеся
в отдельных деревянных домах. Офицеры все жили в городе, и лишь один из них
дежурил по очереди в казармах. В несколько минут сбежалось более 300 человек.
Большинство из них не знало еще, в чем дело. Елизавета вышла из саней и
спросила: "Ребята, вы знаете, чья я дочь, идите за мной!" - "Готовы, матушка, -
закричали гвардейцы, - мы их всех убьем!" Но Елизавета не хотела кровопролития.
'"Не говорите про убийства, - возразила она, - а то я уйду"
[20].
Солдаты замолчали смущенные, а царевна подняла крест и сказала: "Клянусь в
том, что умру за вас. Целуйте крест на этом, но не проливайте напрасно
крови!" Солдаты бросились прикладываться к кресту. После присяги Елизавета
опять села в сани, а солдаты двинулись за ней. С дороги Лесток разослал
отряды арестовать Миниха, Головкина, Менгдена, Левенвольде и Остермана. В
конце Невского проспекта неподалеку от Зимнего дворца гренадеры посоветовали
Елизавете во избежание шума выйти из саней и идти пешком. Уже начинавшая
сильно полнеть царевна вскоре запыхалась, тогда двое гвардейцев взяли ее на
руки и так донесли до дворца.
Здесь Елизавета отправилась прямо в караульню, где солдаты спросонку, не
будучи предупреждены, не знали сначала, что такое делается. "Не бойтесь,
Друзья мои, - сказала им царевна, - хотите ли мне служить, как отцу моему и
вашему служили? Самим вам известно, каких я натерпелась нужд и теперь терплю
и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей". - "Матушка, -
отвечали солдаты, - давно мы этого дожидались, и что велишь, все сделаем". Но
четыре офицера по недоумению или нежеланию не высказались одинаково с
солдатами; тогда Елизавета велела арестовать их, причем должна была схватить
ружье у одного солдата, который направил было штык на офицера. Покончивши в
караульне, Елизавета отправилась во дворец, где не встретила никакого
сопротивления от караульных, кроме одного унтер-офицера, которого тоже
арестовали. Войдя в комнату правительницы, которая спала вместе с фрейлиной
Менгден, Елизавета сказала ей: "Сестрица, пора вставать!" Герцогиня,
проснувшись, отвечала: "Как, это вы, сударыня!" Увидевши за Елизаветой
гвардейцев, Анна Леопольдовна догадалась, в чем дело, и стала умолять царевну
не делать зла ее детям. Елизавета пообещала быть милостивой, посадила
Брауншвейгскую чету в свой дворец. Сама она отправилась следом, увозя на
коленях маленького Ивана Антоновича. Ребенок смеялся и подпрыгивал у нее на
руках. Елизавета поцеловала его и сказала: "Бедное дитя! Ты вовсе невинно:
твои родители виноваты".
К семи часам утра переворот завершился. Арестованных отправили в крепость, а
во дворец Елизаветы стали собираться петербургские вельможи.
Глава 3. Правление Елизаветы Петровны
3.1 Первые дни
Все были растеряны, многие опасались за свою судьбу, но императрица приняла всех
милостиво. Опала постигла лишь немногих, да и из них никого не казнили, а лишь
сослали в Сибирь. С самого начала своего правления Елизавета хотела показать
пример гуманности и великодушия. 25 Ноября 1741г. в торжественный день
восшествия Елизаветы на престол, были пожалованы Андреевской лентой три
генерал-аншефа - А.И. Румянцев, Г.П. Чернышев и В.Я. Левашев; А.И. Ушаков, М.Г.
Головкин и А.Б. Куракин были награждены золотыми цепями и орденом Св. Андрея
Первозванного[21].
Утром 25 ноября 1741 г. был опубликован манифест, в котором провозглашалось, что
Елизавета Петровна вступила на престол
[22]. Убедившись в полном одобрении обществом совершившейся перемены,
Елизавета 28 ноября манифестом к народу объявила себя императрицей.
Лермонтов приветствовал её стихами:
Великий Пётр нам дал блаженство,
Елизавета - совершенство.
Целуй Петрополь ту десницу,
Которой долго ты желал:
Ты паки зришь императрицу,
Что в сердце завсегда держал.
В манифесте императрица подробно и без стеснения в выражениях доказывала
незаконность прав на престол Иоанна VI и выставляла целый ряд обвинений
против немецких временщиков и их русских друзей. Все они были отданы под суд,
который определил Остерману и Миниху смертную казнь посредством
четвертования, а Левенвольду, Менгдену и Головкину - просто смертную казнь.
Казнь назначили на 18 января 1742 г. Но уже стоя на эшафоте, они были помилованы
и сосланы в Сибирь[23]. Обеспечив
за собой власть, Елизавета поспешила наградить людей, которые способствовали
вступлению ее на престол или вообще были ей преданы, и составить из них новое
правительство. Гренадерская рота преображенского полка получила название
лейб-кампании. Солдаты не из дворян были зачислены в дворяне, капралы, сержанты
и офицеры повышены в чинах. Все они, кроме того, были пожалованы землями
преимущественно из конфискованных у иностранцев поместий, в общей сложности
лейбкампанцы получили 14 тысяч душ
[24] мужского пола. Из близких к Елизавете лиц особенно осыпаны были
милостями Алексей Разумовский, морганатический супруг государыни, возведенный в
графское достоинство и сделанный фельдмаршалом и кавалером всех орденов, и
Лесток, также получивший титул графа и обширные земли. Но француз-доктор и
малорусский казак не стали видными государственными деятелями: первый не знал
России и поэтому принимал участие только во внешних делах, да и то недолго, так
как в 1748 г. подвергся опале за резкие выражения о Елизавете и был сослан в
Устюг; второй же сознательно устранился от серьезного участия в государственной
жизни, чувствуя неподготовленность свою к роли правителя. Первые места в новом
правительстве были заняты поэтому представителями той общественной группы,
которая во имя оскорбленного национального чувства опрокинула немецкий режим.
Многие из них были до переворота простыми гвардейскими офицерами, как,
например, старые слуги Елизаветы, П. И. Шувалов и М. И. Воронцов, которые
теперь вместе со своими родственниками приобрели наиболее крупное значение в
правительственной среде. Рядом с ними стали у власти и некоторые из деятелей
прежних правительств, например А. П. Бестужев-Рюмин, князь А. М. Черкасский и
князь Н. Ю. Трубецкой, попавшие в опалу или не игравшие самостоятельной роли в
два предшествовавших царствования. Первое время по вступлении на престол
Елизавета сама принимала деятельное участие в государственных делах. Благоговея
перед памятью отца, она хотела править страной в духе его традиций, но
ограничилась лишь упразднением кабинета министров, от которого, как гласил
именной указ, "произошло немалое упущение дел, а правосудие совсем в слабость
пришло", и возвращением сенату прежних прав, связанных с восстановлением
прокуратуры, главного магистрата и берг - и мануфактур-коллегий. После этих
первых шагов Елизавета, уйдя почти всецело в придворную жизнь, с ее весельем и
интригами, передала управление империей в руки своих сотрудников; только
изредка между охотой, обедней и балом она уделяла немного внимания иностранной
политике. Для ведения последней и отчасти для рассмотрения связанных с ней
военных и финансовых вопросов уже через месяц после переворота возник при
государыне неофициальный совет из наиболее близких к ней лиц, который позже был
назван конференцией при высочайшем дворе. Совет этот нисколько не стеснял
сената, так как многие, и притом наиболее влиятельные члены первого входили и
во второй, а попытки канцлера Бестужева в 1747 и 1757 гг. превратить его в
учреждение, похожее на верховный тайный совет или кабинет министров, были
отвергнуты Елизаветой. Более других интересовал еще Елизавету вопрос о
престолонаследии, особенно острым ставший после раздутого интригами Лестока
мрачного дела Н. Ф. Лопухиной и отказа Анны Леопольдовны отречься за своих
детей от прав на престол. В результате участников "заговора" высекли кнутом и
отправили в Сибирь, а четверым из них, в том числе и двум женщинам
предварительно вырезали языки[25]
. Чтобы успокоить умы, Елизавета вызвала в Петербург своего племянника,
Карла-Петра-Ульриха, который 7 ноября 1742 г. был провозглашен наследником
престола. Через некоторое время императрица решила его женить и выбрала в
невесты Анхальт-Цербскую принцессу Софию-Фредерику-Августу, ставшую после
крещения Екатериной Алексеевной. Бракосочетание состоялось 21 августа 1745
года.[26]
3.2 Государственная деятельность
Веселая царица
Была Елизавет:
Поет и веселится,
Порядка только нет.
Толстой А.К. Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева.
Тем не менее "умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня
XVIII в." (В. О. Ключевский) сыграла важную роль в дальнейшей централизации
власти. Е. сразу же решила вопрос о наследнике: вызвав из Голштинии племянника,
будущего Петра III, женила его на принцессе, будущей Екатерине II. Когда у них
родился сын, ставший впоследствии императором Павлом 1, Елизавета отобрала его
у матери и сама ухаживала за младенцем. Объявив о возвращении к курсу Петра 1,
измененному "немецкими временщиками", 12 декабря 1741 г. императрица издала
указ, согласно которому упразднялся Кабинет министров и восстанавливалась роль
Сената в качестве высшего государственного органа, где также объявлялось, что в
период правления Екатерины I "произошло многое упущение дел государственных"
[27]. Согласно этому указу в состав Сената вошли: генерал-фельдмаршал князь
И.Ю. Трубецкой, великий канцлер князь А.М. Черкасский, обер-гофмейстер граф
С.А. Салтыков, генерал-аншеф Г.П. Чернышев и другие
[28]. Была восстановлена личная императорская канцелярия - что усиливало
значение самодержца. Сенат находился под контролем императрицы. Анализ
документов высших государственных учреждений подтверждает мнение о значительной
зависимости Сената от императорской власти. В ноябре — декабре 1741 г.
Елизавета Петровна дала Сенату 51 указ и получила от него 14 докладов на
„высочайшее утверждение". В 1742 г. эти цифры соответственно составили 183 и
113, в 1743 г. — 129 и 54, в 1744 г. — 164 и 38 и т. д.
[29] Эти цифры красноречиво говорят, что «веселая царица» была таковой
только в часы досуга, но она умела находить время и для государственных дел.
В числе поручений Сенату был и указ о создании комиссии для разработки нового
Уложения но в том что работа ее оказалась незавершенной, вряд ли стоит винить
императрицу: до нее над сводом законов трудились пять подобных комиссий, после,
уже при Екатерине II, еще одна, но все труды оказались безуспешны —
общероссийский кодекс удалось создать только в Х1Х в., при Николае I.
[30]
С конца 1740-х гг. фактический руководитель правительства П.И. Шувалов провел
важные мероприятия в экономической, социальной, военной и административной
жизни; отмена внутренних таможенных пошлин и увеличение пошлин на ввозимые
товары увеличивали доходы казны и способствовали формированию всероссийского
рынка. В 1744- 1747 была проведена вторая ревизия (перепись податного
населения), позволившая упорядочить взимание налогов. По результатам ревизии
было зарегистрировано увеличение податного населения на 17%.
[31] Была собрана Комиссия об Уложении, безуспешно продолжившая попытку
создания нового свода законов.
У нового правительства не было никакой программы крупных преобразований
государственного строя. Вопрос об этом, впрочем, поднимался дважды: И. И.
Шувалов подавал Елизавете записку "о фундаментальных законах" и выступал в
сенате о пользе для государства "свободного познавания мнения общества". Но эти
проекты не получили дальнейшего движения, так как дворянство, добившись
фактически участия в правительственной деятельности, уже не думало, как в 1730
г., о формальном ограничении верховной власти. Зато правительство в своей
повседневной практике с успехом осуществило другие стремления дворянства,
заявленные им при восшествии на престол Анны Ивановны. Прежде всего,
государственная служба была превращена в привилегию только дворян. В
царствование Елизаветы не появилось, за исключением Разумовских, ни одного
государственного деятеля, вышедшего из низших слоев общества, как это было
почти правилом при Петре Великом. Даже иноземцы терпелись на службе лишь в том
случае, когда почему-либо не находилось способных или знающих дело русских
дворян. Это дало возможность остаться на дипломатическом поприще немцам. Вместе
с тем, самая служба дворян становилась легче. Закон о 25-летнем сроке службы,
