статью (появление таких статей уже стало нормой). Отдавая должное меценату,
маститый критик писал, что заслуга Мамонтова перед национальной культурой
состоит в том, “что он создал в Москве, на свои собственные средства, русскую
оперу, нашел оркестр, нашел хоры, нашел солистов, между которыми несколько
сильно замечательных, с Шаляпиным во главе”48. В этой антрепризе
взошла звезда” Шаляпина, расцвел талант дирижера и композитора Рахманинова,
дирижера Ипполнтова-Иванова, засверкала во всей кра-соте и силе музыка
Мусоргского, Римского-Корсакова, раскрылся удивительный талант Коровина и
многих других. Как заметил Рахманинов, “Мамонтов был большой человек и оказал
большое влияние на русское оперное искусство. В некотором отношении влияние
Мамонтова на оперу было подобно влиянию Станиславского на драму”4Э.
Создание частной оперы н “поддержание ее на плаву” (только в самом конце 90-х
годов XIX п. постановки стали окупаться сборами) требовало крупных и постоянных
затрата Эта сторона истории мамон-товского театра никогда не затрагивалась.
Данных об этом нет ни в литературе, ни в материалах архивного фонда мецената,
хотя ясно, что театральная деятельность требовала значительных средств, которые
выделял Мамонтов. Ссылаясь на слухи, А. П. Чехов писал о 3 млн. руб., которые
были ассигнованы на оперный театр в первый год его сущест-вования50.
Эта огромная цифра выглядит невероятной. Однако если учесть, что деятельность
на благо культуры, которую многие называли “купеческой блажью”, длилась долгие
годы, то можно предположить, что в общей сложности расходы исчислялись сотнями
тысяч, если не миллионами рублей. За всю историю России людей, которые выделили
бы на культурные цели такие баснословные суммы, можно пересчитать по пальцам.
Эти “вложения” не приносили Мамонтову материальных выгод, и руководствовался он
в этом деле соображениями, не имевшими корыстной подоплеки.
Постепенно художественный вкус и знания Саввы Ивановича стали в творческой
среде общепризнанными. Перед открытием Художест- венного театра, в октябре 1898
г., Станиславский, приглашая Мамон. това на генеральную репетицию, писал: “Вас
же, как театрального человека, понимающего разницу между репетицией и
спектаклем, как знатока русской старины и большого художника — мы бы были очень
рады видеть на репетиции: помогите нам исправить те ошибки, которые неизбежно
вкрались в столь сложную постановку, какой является-“Царь Федор”5'.
Через 10 лет великий актер и режиссер назовет Сав-ву Ивановича своим учителем
эстетики. А. И. Бенуа писал о Мамонто-ве, что он “промышленник по профессии, но
художник в душе” 53.
В своем служении общественным интересам купец-меценат не ограничивался
сферами искусства. Длительное время он был председа-телем Дельвиговского
железнодорожного училища в Москве. Как один из душеприказчиков Чижоаа
деятельно занимался учреждением учетных заведений в северных губерниях, в
том числе Костромского промышленного училища им. Ф. В. Чижова, где был
избран пожизненным почетным попечителем.
Была и еще одна общественная акция, связанная с именем Мамонтова: организация в
Петербурге на исходе XIX в. газеты либерального толка “Россия”. Хозяин “Нового
времени” А. С. Суворин внимательно следил за новоявленным конкурентом. “Вчера
слышал,— записывает он 26 марта 1899 г.,— что Мамонтов и Морозов затевают
газету с капиталом 250 тысяч на первый год. Сотрудникам платят вперед за 9
месяцев. Хотят сыграть на неудовольствии против “Нового времени” и спешат”
54. Газета начала выходить в апреле 1899 г., быстро стала завоевывать
популярность и, преодолевая большие административные препятствия,
просуществовала несколько лет. В феврале 1902 г. она была закрыта за фельетон
Л. В. Амфитеатрова “Господа Обмановы”, в котором высмеивались члены царской
фамилии.
Все начинания Мамонтова в культурной и общественно!"] жизни требовали крупных
расходов. Средства можно было получить лишь в результате предпринимательской
деятельности, которая продолжала развиваться. В начале 90-х годов XIX в.
правление Московско-Ярославской дороги приняло решение продлить
железнодорожную линию до Архангельска. Коммерческие соображения при этом не
были определяющими, так как особых финансовых выгод новая магистраль в
обозримом будущем не сулила. Савва Иванович руководствовался убеждением,
что надежное, круглогодичное транспортное сообщение будет способствовать
хозяйственному развитию исконно русских областей;
и районов.
Осуществление этого большого и чрезвычайно трудоемкого проекта требовало
увеличения длины железнодорожного полотна почти вдвое. Общая длина дороги
возросла в конечном итоге до 1826 верст, что сде-лало ее одной из самых
протяженных в России. Общество Ярославской дороги было преобразовано в Общество
Московско-Ярославско-Архан-гельской железной дороги, правление которого
возглавил С. И. Мамон-тов, а одним из двух директоров стал его младший брат
Николай. Пос-ле решения организационных вопросов, связанных со строительством,
Савва Иванович привлекает к железнодорожной деятельности и своего сына
Всеволода (“Воку”), которому писал 10 июня 1894 г.: “Дело по строительству
дороги кончено и нами подписано. Теперь, благословясь, будем приступать к
делу... Тебе поручается вести канцелярию и все производство по строительному
отделу, т. е. все бумаги должны проходить через твои руки и ты должен быть
больше всех в курсе” 55. Спустя два года Всеволод вошел в члены
правления, членом правления стал и его брат Сергей.
Строительство дороги было завершено в 1897 г., а в следующем году началось по
ней регулярное движение. Осуществление этого большего проекта было одобрено
всеми, кто искренне сочувствовал экономическому прогрессу России. Вот что
писал С. И. Мамонтову профессор И. В. Цветаев: “Спешу приветствовать Вас с
завершением важного исторического дела, с которым отныне будет навсегда связано
Ваше имя. Вся. грядущая счастливая судьба нашего Европейского Севера будет
напоминать о той гигантской смелости и энергии, которую Вы, с истинной отвагой
русского человека, положили на этом деле” 56.
Мамонтов не искал ни чинов, ни званий, ни наград; подобная амбициозная возня
многих других предпринимателей ему была чужда. Он делал дело: учреждал, строил,
благотворительствовал. Однако некоторые знаки “монаршей милости” он все-таки
имел. В 1896 г., например, получил престижное звание мануфактур-советника.
Инициатива награждения исходила от министра финансов С. Ю. Вштте, который в
представлении “на высочайшее имя” писал, что С. И. Мамонтов на посту
председателя правления Московско-Ярославской железной дороги “своею энергией и
выдающимися знаниями способствовал упрочению хозяйства этой дороги” 57
. Год спустя министр финансов добьется для него ордена Владимира четвертой
степени 58.
Характеристика Витте вполне обоснованна. Общество процветало:
только за 1898 г. чистый доход его составил баснословную сумму— 5,2 млн. рублей
53. Казалось бы, при таких прибылях, часть которых “оседала” в
мамонтовскои семье, можно было благоденствовать, ничем не рискуя. Но Савва
Иванович оставался человеком неуемной энергии, одержимым новыми идеями и
планами, которые стремился претворить в жизнь.
В начале 90-х годов XIX в. он выходит за рамки знакомых железнодорожных дел
и начинает осуществлять грандиозную экономическую комбинацию, неудача которой
в конечном итоге привела предпринимателя к краху. Суть ее состояла в
создании конгломерата связанных между собой промышленных и транспортных
предприятий. В 1890 г. у казны был арендован запущенный Невский
судостроительный и механический завод в Петербурге. На его базе возникло
“Московское товарищество Невского механического завода” с основным капиталом
в 1,5 млн. руб., устав которого был утвержден в январе 1891 года60.
Предприятие предназначалось для обеспечения железных дорог по-движным
составом, а для снабжения производства сырьем Мамонтов приобрел Николаевский
металлургический завод в Нижнеудииском
округе Иркутской губернии, преобразованный в общество Восточно-Си-
бирских железоделательных и механических заводов. В этих двух компаниях он
стал председателем правления. Дело было невиданное. Успешное осуществление
проекта привело бы к созданию крупного концерна.
Чтобы превратить заводы в современные предприятия, требовалась их полная
модернизация, для которой были необходимы огромные финансовые вложения. По
всей вероятности, Савва Иванович до конца не осознавал всей сложности
поставленной задачи. Первые годы он вкладывал в новые предприятия свои личные
средства, но для подъема разоренных заводов этого оказалось мало. Сам он не
мог уследить за всем разветвленным хозяйством, компетентных и честных
сотрудников не хватало, и огромные средства, как позже выяснилось, часто
просто разбазаривались. Но не в характере Мамонтова было останавливаться на
полпути. Он с удивительной настойчивостью продолжал безнадежное дело, начал
финансировать промышленные предприятия из кассы Московско-Ярославско-
Архангельской дороги, изыскивал денежные средства на стороне. Интуиция Савве
Ивановичу явно изменила, он не рассчитал своих возможностей.
Изъян намеченной комбинации состоял в том, что у Мамонтова не было надежного
источника кредитования. С банками тесных отношений у него не существовало;
петербургские же финансовые заправилы внимательно следили за его
деятельностью, видя в нем серьезного соперника. После того как были
исчерпаны все возможности в изыскании необходимых средств, Савва Иванович, по
совету Витте, обращается к ним.
В 1898 г. на горизонте мамонтовского дела появляется фигура директора
Петербургского международного коммерческого банка А. Ю. Ротштейна. Этот делец,
ставший в 90-е годы XIX в. руководителем крупнейшего частного банка России,
был доверенным лицом министра финансов и имел многочисленные связи в
европейских финансовых центрах. Безвыходное положение заставило Мамонтова пойти
на рискованный шаг. В августе 1898 г. он” продал 1650 акции
Московско-Ярос-лавско-Архангельской дороги Международному банку и одновременно
получил специальную ссуду под залог акции и обязательств (векселей),
принадлежавших ему и его родственникам61. По сути дела, на карту
было поставлено все, и Савва Иванович проиграл.
Обращаясь к Международному банку, он хотел получить передышку, а затем,
добившись концессии на постройку большой железнодорожной магистрали
Петербург—Вятка, за счет казенных субсидий рассчитаться с кредиторами. В то
время у него возник и другой грандиозный план — проложить железную дорогу в
Среднюю Азию. Инженер-путеец и писатель Н. Г. Гарин-Михайловский,
проводивший по заданию Мамонтова изыскательские работы, писал ему 23 июля
1898 г.:
“Я докладывал министру (очевидно, Витте.—А, Б.) о Ташкент-Томской дороге
после его возвращения. Он весь за эту дорогу и собирался делать Государю
доклад. Я передал ему наши записки. Слыхал, что и военный министр за эту
дорогу”62. В конечном итоге концессия на строительство дороги
Петербург —Вятка была получена, но Савву Ивановича это уже не спасло.
Крах Мамонтова, вызвал сильный общественный резонанс. В тече-ние многих
Месяцев тема “мамонтовской Панамы” не сходила со страниц газет. Дотошные, но
часто малосведущие в экономических вопросах журналисты будоражили
общественность сообщениями о колоссальных суммах хищений и трат. Постепенно,
по мере выяснения истинного положения дел, тон печати стал меняться, и о
Мамонтове уже стали говорить как о жертве. Влиятельная петербургская газета
“Биржевые ведомости” 14 февраля 1902 г. писала: “Итак, делу Мамонтова
наступил конец—факт, которому ввиду существенного влияния, оказанного этим
делом на нашу торгово-промышленную жизнь, нельзя не порадоваться. Вместе с
тем, однако, не наводит ли известие из Москвы на грустные мысли, не
бросается ли в глаза странное несоответствие спокойного, основанного на
взаимных уступках финала “мамонтовской эпопеи” с той шумихой, которая была
поднята при ее возникновении?”.
Как могло случиться, что известный и опытный предприниматель дотерпел крушение?
Был ли он виноват или пал жертвой рокового стечения обстоятельств? Суждения
высказывались самые различные. Некоторые считали, что мамонтовское
дело—результат интриг в высших эшелонах власти, где шла борьба за влияние
между министром юстиции Н. В. Муравьевым и поддерживавшим предпринимателя
министром финансов С. Ю. Витте63. Другие утверждали, что чиновники
II дельцы не могли простить Мамонтову популярности, подвижничества на ниве
культуры; что “он был разорен и опозорен главным образом за свое отступничество
от традиций московского купечества” и, если бы не его увлечение искусством,
“его, конечно, поддержали бы и не допустили бы до скандального погрома”
и. Похожей была и точка зрения А. М. Горького, который писал А. П. Чехову
осенью 1900 г.: “Видел я Мамонтова — оригинальная фигура! Мне совсем не
кажется, что он жулик по существу своему, а просто он слишком любит красивое и
в любви своей — увлекся”. В. Я. Брюсов записал в дневнике 28 сентября 1899 г.:
“Мамонтова все жалеют, говорят, что его недочеты—это взятки, которые он дал в
высоких сферах”65. Встречались и иные мнения.
“Дело Мамонтова” до сих пор обстоятельно не изучено, хотя речь идет о
драматической истории, которой не только завершилось предпринимательство
Мамонтова, но и прекратилась его широкая филантропическая деятельность
66.
Слухи о неблагополучии в делах С. И. Мамонтова стали циркулировать в июне
1899 г., после того, как ему не удалось вовремя погасить долги
Международному банкy и некоторым другим кредиторам. Министерство финансов
назначило ревизию, вскрывшую нарушения в учете и расходовании средств
Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Выяснилось, что из кассы
Общества в 1890—1898 гг. деньги переводились на счета Товарищества Невского
завода и Восточно-Сибирского общества—предприятии, которые юридически не
были друг с другом связаны. Такие финансовые операции были запрещены законом.
Это было одним из главных пунктов обвинения, другим—перерасход по смете
строительства линии Вологда—Архангельск. Требовали удовлетворения и
кредиторы. В конце июля 1899 г. правление Московско-Ярославско-Архангельской
дороги во главе с С. И. Мамонтовым ушло в отставку, были избраны новые люди,
которые обратились с исками к бывшим руководителям Общества. Делами стали
заправлять люди Ротштейна и Государственный банк. ;
Савва Иванович был чрезвычайно угнетен сложившейся ситуацией, но в течение
многих месяцев еще надеялся, что ему окажут поддержку в до суда дело не дойдет.
Циничную позицию занял Витте, сыгравший в этой истории неблаговидную роль.
Много лет деятельно поддерживая Начинания предпринимателя, будучи в курсе всех
его дел, добиваясь для него различных привилегий, в критический момент Витте
способст-вовал крушению мамонтовского дела. Занимавший в 1899 г. должность
прокурора Московского окружного суда А. А. Лопухин заметил позднее: “То самое
министерство финансов, которое в лице его главы, С. Ю. Витте, только что
выступило в качестве инициатора в вопросе о предоставлении названному обществу
выгодной концессии (Петербург—Вятка.—А. 6.), выступило в лице того же
С. Ю. Витте с требованием об отобрании у него этой самой концессии и о
принятии мер, которые были сознательно направлены к финансовой гибели и
железно-дорожного общества, и крупных его акционеров”67.
Очевидно, причины подобного поведения главы финансового ведомства объяснялись,
с одной стороны, закулисной борьбой в правящих сферах, с другой—желанием казны
при посредничестве Международного банка прибрать к рукам важную транспортную
магистраль. Историограф московского купечества и предприниматель П. А.
Бурышкин считал, что “мамонтовская Панама” была “одним из эпизодов борьбы
казенного и частного железнодорожного хозяйства”. Еще более откровенно
высказался Лопухин: крах Мамонтова прибавил “лишнее темное пятно” к репутации
Витте 6а.
Между тем положение Саввы Ивановича не было безнадежным. Согласно балансу личной
собственности, составленному им самим, общая стоимость движимых и недвижимых
имуществ (в числе последних были два дома в Москве, имение во Владимирской
губернии, земельный участок на Черноморском побережье) составляла 2660 тыс.
руб., а претензии кредиторов—2230 тыс. (из них на долю Международного банка
приходилось 1400 тыс. рублей)69. Но иски были предъявлены в суд, и
11 сентября 1899 г. С. И. Мамонтов был арестован в своем доме на Садовой и
помещен в Таганскую тюрьму. Он был доставлен туда пешком под конвоем.
Одновременно на все его имущество был наложен арест.
Рухнула деловая репутация, которую Мамонтовы завоевывали полвека. Но еще более
страшным было то, что деятельный, жизнелюбивый и далеко не молодой человек на
несколько месяцев оказался в одиночном тюремном заключении. Следователь по
особо важным делам, ведший дело Мамонтова, определил залог (763 тыс. руб.),
внесение которого могло бы изменить меру пресечения. В первые дни заключения
Савва Иванович не терял надежды и 15 сентября обратился к следователю с
просьбой—заменить пребывание в тюрьме домашним арестом: “Я надеюсь, что
близкие мне люди в течение нескольких дней найдут эту сумму... Но пока слово
суда не произнесено, а условия пребывания в тюрьме почти верный шаг к могиле,
не будет [ли] бесцельно мое одиночное заключение [?]”. Неделю спустя
следователь удостоил его ответом: откровенно игнорируя просьбу человека,
ответственность которого еще предстояло установить, он цинично заявлял, что
если подследственный желает лечиться, то “может быть переведен в тюремную
больницу”70.
Надежды на скорое освобождение не оправдались. Богатые родственники
(Сапожниковы) и близкий знакомый С. Т. Морозов готовы были внести требуемый
первоначальный залог, но размер его совершенно неожиданно был увеличен до 5
млн. рублей71. Собрать такую астрономическую сумму, тем более в
короткий срок, было невозможно. Газетная шумиха, поток сенсационных
бездоказательных “разоблачений” привели к тому, что некоторые знакомые
отвернулись от арестованного. Но были люди, не изменившие своего отношения к
Савве Ивановичу. Вот что писал ему в тюрьму Станиславский: “Есть множество
людей, которые думают о Вас ежедневно, любуются Вашей духовной бодростью...
Верьте в самые лучшие и искренние чувства к Вам”72. 13
художников—членов “мамонтовского кружка” обратились к Мамонтову со словами
утешения, надежды: “Все мы в эти тяжелые дни твоей невзго-ды хотим хоть
чем-нибудь выразить тебе наше участие... Молим Бога, чтобы он помог тебе
перенести дни скорби и испытаний и возвратиться скорей к новой жизни, к новой
деятельности, добра и блага”. Примечательно, что рабочие и служащие Северной
дороги собирали деньги для выкупа” предпринимателя73.
Друзья старались помочь. В. А. Серов так описывает разговор с царем в феврале
1900 г., во время работы над его портретом: “Я решил все-таки сказать
государю, что мой долг заявить ему, как все мы, художники—Васнецов, Репин,
Поленов и т."д.,—сожалеем об участи С[аввы] Ив[ановича] Мамонтова, т. к. он был
другом художников и поддерживал [их], как, например, Васнецова, в то время
когда над ним хохотали, и т. д. На это государь быстро ответил и с
удовольствием, что распоряжение им сделано уже. Итак, Савва Иванович, значит,
освобожден до суда от тюрьмы”74. Однако в следственном деле нет
никаких следов вмешательства царя в судьбу Мамонтова. Более пяти месяцев
провел он в одиночной камере, и только после заключения вра-чебной комиссии,
что Мамонтов “страдает болезнями легких и сердца”, следователь вынужден был 17
февраля 1900 г. согласиться на замену тюремной камеры домашним арестом75
. Поселился Мамонтов под надзором полиции в своем небольшом доме в
Петропавловском переулке на Новой Басманной.
В доме на Садовой—“приюте муз и грации”—властями был учинен погром.
Несколько раз сюда являлись полицейские и судебные чины, описавшие все
имущество и изъявшие переписку и деловые бумаги. Некоторые произведения
искусства из коллекции Саввы Ивановича были перечислены выше. Что же еще
находилось в этом примечательном здании? Помимо работ Репина, Васнецовых,
Врубеля, Антокольского, Коровина, Серова и других, здесь имелось большое
количество скулыпупных произведении самого Мамонтова, иконы в окладах,
предметы декоративио-прнкладного искусства, мебель, дорогие безделушки,
коллекция оружия, собрание русских и иностранных монет и т. д.
Судебными чиновниками была описана и библиотека, свидетельствующая, что у
хозяина особняка были разнообразные интересы. Сочинения Гете, Шекспира,
Шиллера, Фета, Грибоедова, Сухово-Кобылнна и других соседствовали с
многочисленными альбомами художественных репродукций, журналами “Мир
искусства”, трудами историка С. М. Соловьева, описаниями Русского Севера,
Монголии, Китая, справочными и специальными изданиями, среди которых
“Назначение, устройство и очерк деятельности Государственного банка”, “Свод
законов Российской империи” и т. д.
Однако в доме на Садовой оказались теперь не любители изящного и не
потенциальные биографы хозяина, а люди, для которых он был лишь
подследственным, а все предметы — “имуществом”, которое надо описать и оценить.
Каков же был итог? Наиболее высоко были оценены картины Васнецова
“Ковер-самолет”, “Витязь на распутье” и скульптура Антокольского “Христос перед
Пилатом”—по 10 тыс. рублей. В то же время стоимость картины Коровина “Испанки”
была определена в 25 руб., его же “Корабли”—в 50; портреты итальянских певцов
Мазнни и Таманьо работы Серова—в 300 и 200; один, как сказано в описании, “этюд
Врубеля (без рамы)”—в 25; картина Перова “Мальчик” — в 25 руб., и т. д.76
.
Дом на Садовой с книгами, картинами, скульптурами, мебелью и другим
имуществом простоял опечатанным более двух с половиной лет. Весной 1902 г.
начались распродажи. Собрание С. .И. Мамонтова разошлось по музеям, досталось
частным коллекционерам, а некоторые вещи — случайным людям.
Особый интерес судебные чиновники проявили к деловым документам и переписке
Мамонтова. Они были изъяты и скрупулезно научены. В них искали
документального подтверждения “махинаций”, но убедительных данных об этом не
нашли. Удалось обнаружить несколько писем директора Департамента
железнодорожных дел В. В. Максимова, в одном из которых он выражал Савве
Ивановичу благодарность, за присланную семгу. Эта деталь стала темой особого
разбирательства. Очевидно, главу юридического ведомства,Муравьева
действительно интересовали сведения, которые можно было использовать против
минн-стра финансов.
Документально доказать корыстный умысел в действиях самого Мамонтова следствию
не удалось. На первом допросе, 18 сентября 1899 г., он сразу же признал, что,
являясь председателем правления Московско-Ярославско-Архангельской дороги, в
течение нескольких лет “неправильно расходовал денежные суммы указанной дороги”
на нужды Невского завода и содействовал “переводу долгов названного завода на
двух директоров: на меня и Н. И. Мамонтова”, которым был открыт
“многомиллионный кредит, обеспеченный паями “Товарищества Невского завода, не
имеющими достаточной стоимости”77. Предумышленного обмана и хищений
здесь не было. Ведь и железная дорога до конца 1898 г. (до продажи большого
числа акции Международному банку), и Невский завод находились почти целиком в
собственности мамонтовской семьи. Предприятия были лишь юридически
независимыми, а фактически существовала известная общность средств. Лишь
тогда, когда в управление Северной дорогой “внедрились” новые люди, дело стало
приобретать криминальный оттенок. В этом суть всей “мамонтовской эпопеи”.
Следствие закончилось в мае 1900 г., и дело было передано в суд. Савва
Иванович, находясь под домашним арестом, пытался как-то привести в порядок
дела, с разрешения властей ездил в Петербург для переговоров с кредиторами.
Дело же шло по накатанной колее, и 23 июня а Московском окружном суде
началось судебное разбирательство. На скамье подсудимых оказался не только С.
И. Мамонтов, но и его сыновья Сергей и Всеволод, брат Николай, а также, два
других члена правления: директор К. Д. Арцыбушев и начальник коммерческого
от-. дела М. Ф. Кривошеий. Обвинителем был прокурор Московской судеб-;
ной палаты П. Г. Курлов, а защитником С. И. Мамонтова—известный “златоуст
русской адвокатуры” Ф. Н. Плевако. На суде было сказано много лестных слов в
адрес Саввы Ивановича. Причем никто (а по делу прошли десятки свидетелей) не
сказал о нем ничего плохого, а Н. Г. Гарин-Михайловский даже сравнил
подсудимого “с Фаустом во второй половине гётевской трагедии, где он создает
жизнь на необитаемом острове”78.
Содержание выступлений защиты и многих свидетелей сводилось к тому, что
выявленные нарушения не были результатом злого умысла. Обращаясь к заседателям
с последним словом, Мамонтов сказал: “Вы, господа присяжные заседатели, знаете
теперь всю правду, так все здесь было открыто. Вы знаете наши ошибки и наши
несчастья, Вы знаете все, что мы делали и дурного и хорошего — подведите итоги
по чистой Вашей совести, в которую я крепко верю” 79. Процесс
длился несколько дней, и 30 июня присяжные вынесли свой вердикт: не виновен
80. После вынесения приговора, писал позднее Станиславский, “зал дрогнул
от рукоплесканий. Не могли остановить оваций и толпы, которая бросилась со
слезами обнимать своего любимца” 8'.
Хотя коллегия присяжных не нашла в действиях Саввы Ивановича состава
преступления и оправдала его, дело не было закончено. Требо-вали удовлетворения
иски. Московский окружной суд 7 июля 1900 г. признал его несостоятельным
должником, потребовал от него подписку “о несокрытии своего имущества и о
невыезде из Москвы”. Было решено также опубликовать об этом объявление в
газетах, “прибить к дверям суда и вывесить на бирже”82. Имущество
мецената пошло с молотка. Для реализации собственности потребовалось несколько
лет. Все претензии были удовлетворены. Пострадавшим оказался лишь С. И.
Мамонтов. Как заметил Станиславский, “материального довольства он не вернул,
но любовь и уважение к себе удесятерил” 83.
В конце 1900 г. Савва Иванович покинул свой дом на Басманной и поселился “в доме
Иванова 2-го участка Сущевской части за Бутырской. заставой, по Бутырскому
проезду”84. Сюда еще в 1896 г. была переведена из Абрамцева его
гончарная мастерская, организованная в 1889 году. В ней, совместно с Врубелем и
мастером-керамистом ЭП. К. Ваулииым. изготовлялась художественная керамика,
покрытая глазурью—майолика. На Всемирной выставке 1900 г. в Париже изделия
мамонтовской мастерской были удостоены золотой медали ss.
Владелицей мастерских художественных изделий “Лбрамцсио” в Москве была дочь
Саввы Ивановича — Александра.
В небольшом деревянном домике у Бутырской заставы прожил Ма-
монтов последние годы. Сравнительно редко появлялся он на людях, жил
замкнуто, общался с узким кругом родных и друзей. Потеряв многое, он сохранил
до конца дней любовь к искусству, к людям этого
мира. Старые и новые друзья его не забывали. Приходили В. А. Серов, В. М.
Васнецов, К. А. Коровин, В. Д. Поленов, В. И. Суриков. И. Э. Грабарь, С. П.
Дягилев, Ф. И. Шаляпин и др. Сапва Иванович пережил многих своих друзей и
близких. Скончался он 24 марта (6 апреля) 1918 г. и был похоронен в
Абрамцеве.
