Можно выделить три варианта соотношения мышления и речи, которые должен учитывать современный тип развития рациональности.
Первый вариант характеризуется областью неявного знания, словесное выражение которого несамодостаточно или недостаточно адекватно. Это область, в которой компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени, что его артикулированное выражение здесь невозможно, и которую можно назвать областью «невыразимого». Она охватывает знания, основанные на переживаниях и жизненных впечатлениях. Это глубоко личностные знания, которые весьма трудно поддаются трансляции и социализации.
Второй вариант соотношения мышления и речи характеризуется областью знания, достаточно хорошо передаваемого средствами речи. Это область, где компонента мышления существует в виде информации, которая может быть целиком передана хорошо понятной речью, поэтому здесь область молчаливого знания совпадает с текстом, носителем значения которого она является.
Третий вариант - область «затрудненного понимания»: между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами имеется несогласованность, мешающая концептуализировать содержание мысли. Это область, в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга. Следовательно, в объем современного типа рациональности попадают и эти нюансы, задающие пределы артикулированности мышления.
Рациональными по своему характеру являются навыки и инструментальные действия, однако они во многом индивидуальны. С другой стороны, написанные правила и инструкции не всегда могут быть рациональными, ибо не воспроизводят все секреты мастерства, не могут заменить технологию, которая остается неартикулированной. Помимо расширения современного типа рациональности с учетом потенциала неартикулированного существуют и возможности ее расширения с учетом резервуара полисемантизма. Смысл научных положений мыслится как однозначный, но смысл рациональности как таковой зависит от неявного контекста «знания как», знания-умения, знания-власти и пр. Смысл формируется как бы в секущей плоскости - в процессе внутреннего прочтения формирующегося текста «для себя» и многообразных факторов, связанных с его артикуляцией «вовне». Современные ученые утверждают, что смысл неотделим и от личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое суждение.
Можно сделать вывод, что для современного постнеклассического типа рациональности помимо осуществления ее в режиме структурированного пространства важен целостно схваченный образ этого пространства. Важен гештальт - мыслительное образование, необходимое для воссоздания единой целостной структуры, объединяющей и связывающей различные элементы и составляющие.
Теория рационального выбора представляет собой научный подход, основанный на рассмотрении социального взаимодействия как процесса координации действий индивидов, стремящихся к достижению индивидуальных целей.
Однако мы знаем, что принятие социальных решений, в том числе и выбора профессионального поприща, в жизни далеко не всегда осуществляется на основе глубокого изучения теории рационального выбора. Но в любом случае социально-экономическое, политическое, культурное развитие есть как бы итог реализации общих и частных, партикулярных, мимолетных целей, а значит, это развитие организуется смысловым образом.
Деятельность людей - специфический и даже уникальный объект. Люди обладают сознанием и свободой воли. Вопрос стоит только об условиях, которые ограничивают диапазон свободы.
В индустриальном обществе жизнь людей индивидуализируется, меньше регламентируются извне их действия. Намечается движение по пути большей свободы человека, в том числе и при выборе профессии. «Возможность такого выбора является огромным преимуществом человека перед другими существами мира, но вместе с тем выбор этот является таким действием, которое может уничтожить всю жизнь человека, расстроить все его планы и сделать его несчастным, серьезно взвесить этот выбор - такова, следовательно, первая обязанность юноши, начинающего свой жизненный путь и не желающего предоставить случаю самые важные свои дела», - писал К. Маркс.
Рационализация жизнедеятельности людей привела к созданию производительной экономической системы, эффективного государственного аппарата, общедоступной массовой культуры. В то же время инструментальная рациональность сводит человеческий разум к регистрации фактов, подбору средств для достижения цели и подавляет воображение и спонтанность мышления. Поэтому чем более рационален человек, тем он подчинен предписанным безличным и стандартным образцам поведения.
Развитие новых форм контроля приводит к тому, что мышление и поведение человека определяются технологической рациональностью - отношением к миру и собственной жизни на основе принципов функциональности, эффективности, управляемости. Г. Маркузе определил современное общество как общество комфортабельной несвободы, в котором действуют новые формы контроля. Основная из них - потребление. Формой контроля становится также массовая культура, которая не просвещает, не вскрывает сущности явлений, а несет образы и идеи, не выходящие за пределы существующего порядка вещей.
С данной точки зрения, образование также является формой контроля. Помимо собственно учебной программы в процессе образования усваивается так называемая скрытая программа, т.е. происходит внедрение идей и поведенческих образцов, способствующих поддержанию существующего социального порядка. Современная система образования поощряет успешное усвоение практически полезных фактов и формул, т.е. знаний, обеспечивающих карьерный рост и жизненный успех. Тем самым образование культивирует инструментальную рациональность и одновременно с профессионализмом внедряет конформизм - установку на поведение, согласующееся с господствующими нормами.
«Мы не всегда можем избрать ту профессию, к которой чувствуем призвание; наши отношения в обществе до известной степени уже начинают устанавливаться еще до того, как мы в состоянии оказать на них определяющее воздействие».
Таким образом, на смену строго регламентированному выбору рода занятий, имевшему место в традиционном обществе, приходит рационально обусловленный выбор, подчиненный предписанным безличным и стандартным образцам поведения.
Заметим, что содержательно понятия «целенаправленное» и «целерациональное» действия различны. Целенаправленным действием или поведением будут являться осмысленные действия, имеющие определенный смысл, т.е. действие осуществляется с четким осознанием цели и возможностей ее достижения. Тогда нерациональным будет соответственно такое поведение, при котором действие не ориентировано на конкретный полезный результат, когда достижение того или иного полезного результата осуществляется неадекватным способом.
Тогда получается, что наличие цели не делает действие рациональным, так как цель - лишь момент, хотя и необходимый, в структуре целерационального действия.
Таким образом, целерациональное действие характеризуется ясностью и однозначностью осознания действующим субъектом своей цели, соотнесенной с рационально осмысленными средствами, обеспечивающими ее достижение. Причем рациональность цели удостоверяется двояким образом: с точки зрения как рациональности ее собственного содержания, так и целесообразности избираемых средств.
Но, когда дело касается человеческого выбора, будь то индивидуальный или выбор социального субъекта большей степени общности, он не может быть «насквозь» рациональным: в нем всегда присутствует стремление к цели как к ценности. Таким образом, рациональность изначально ограничена иррациональной заданностью ценности, подчиняющей себе рациональное действие, которое становится ценностно-рациональным.
Мы не будем останавливаться на рассмотрении ценностей, определяющих тот или иной выбор социального субъекта. Нам важно другое. Во-первых, момент, известный из работы В. Шлюхтера «Рационализм овладения миром: штудии о М. Вебере». Имеется в виду «двухаспектность» процесса рационализации: один аспект представлен формальными, техническими или даже технологическими приемами рационального действия, тогда как другой охватывает содержательно-ценностные, этические смыслы. И, во-вторых, момент, известный со времен Т. Парсонса: одной из основных характеристик понятия рациональности является субъективность. Субъективный момент рационального выбора усиливает и то, что социальному субъекту не могут быть известны в полной мере все последствия предполагаемого выбора. Поэтому всегда присутствуют некоторая неопределенность и субъективность, встроенные в систему выбора. Дело усложняется, когда речь идет о «коллективном» или «совокупном» выборе, при котором требуется сочетание, согласование интересов многих субъектов. И мы заходим в тупик, когда сталкиваемся с проблемой, состоящей, если процитировать Д. Луса и Г. Райффу, «в возможно лучшем сочетании не согласующихся предпочтений членов общества для определения компромиссного предпочтения общества в целом». Не случайно в силу своей «рациональной понятности и однозначности» теоретическая конструкция целерационального действия служит в социологии, по М. Веберу, «идеальным типом», в соответствии с которым человеческое поведение может быть понято через констатацию отклонений от него.
Из сказанного ясно, что элемент субъективности рационального выбора и действия высок, что в жизни мы чаще имеем дело со смешанными действиями: цель может быть рациональной, но средства ее достижения будут выбраны вовсе не рациональным способом или наоборот. Если выразиться предельно просто, то сказанное означает не что иное, как следующее: сколько социальных субъектов, столько и рациональных выборов.
Рациональный выбор возможен только тогда, когда действующее лицо обладает достаточными финансовыми, информационными и материальными ресурсами. Если этих ресурсов недостаточно, то мы имеем дело с материальными ограничениями. Следует отметить, что каждый выбор и решение сталкиваются с временными ограничениями: иными словами, выбор должен быть сделан в определенный промежуток времени. И, наконец, ограничения формальные и неформальные. Формальные ограничения в принятии решений связаны прежде всего с нечетким правовым регулированием. К неформальным, по всей видимости, следует отнести различные переменные группового и общественного характера: такие как престиж, власть, образованность, деньги и др. Как видим, значение факторов, которые трудно поддаются или вовсе не поддаются точному учету, достаточно велико. Получается, что точно зафиксировать их практически невозможно, но, вместе с тем, чем в большей степени учитывается система «случайных» факторов, тем ближе будут выводы теории рационального выбора к реальному положению дел. Существует множество концепций: от теории социальных ролей до теории эгоизма, которые привносят в теорию рационального выбора массу неопределенных социальных компонентов.
Но существует и мнение, что поскольку случайные, неопределенные факторы представляют собой массив, который невозможно учесть, то рациональность выбора будет ограниченной и не адекватной действительности.
Итак, любой выбор и принятие любого решения сталкиваются с разного рода ограничениями. На смену строго регламентированному выбору рода занятий, имевшему место в традиционном обществе, приходит рационально обусловленный выбор, подчиненный предписанным безлич-ным и стандартным образцам поведения.
Однако стремление всех индивидов к максимизации индивидуальной выгоды может привести к ситуации, в которой возникает конфликт между индивидуальной и социальной рациональностью. Возникает социальная дилемма, при которой индивидуально рациональные действия приводят к социально иррациональным последствиям.
Сугубо актуальным является наличие так называемых «ловушек рациональности», когда сугубо рациональная стратегия индивидуального действия ведет к коллективной социальной иррациональности.
Рациональность выбора определяется оптимальностью стратегии поведения. Индивид выбирает из фиксированного набора возможных вариантов действий тот вариант, который даст наилучший результат. «Основополагающий методологический принцип и социальной психологии, и социологии - принцип, без которого они никогда не достигнут научного объяснения, - следовательно, таков: причиной социального и личностного феномена никогда не бывают только социальный или личностный феномен, но всегда сочетание социального и личностного феномена». Социальные нормы ограничивают выбор, сводя альтернативы к социально одобряемым действиям, и ориентируют участников взаимодействия на поддержание собственной репутации, т.е. на сохранение доверия к ним со стороны партнера по взаимодействию. Таким образом, рациональным может считаться выбор не в пользу индивидуального интереса, а в пользу позитивного мнения других.
В качестве ситуации рационального выбора, провоцирующего социальную дилемму, можно представить и взаимодействие в сфере образования.
Ю.А. Чеботарев утверждает, что хотя реформа образования в России и проходила под лозунгами гуманизма, демократии, развития индивидуальности, но параллельно разворачивающиеся рыночные реформы экономики потребовали переориентации всей системы образования страны на принцип прагматизма, который определяет выход на первый план для индивида и для органов управления оценки экономической целесообразности того или иного направления образовательной подготовки. Это рационализирует цель образования, очищает ее от нравственных и историко-куль-турных примесей и подводит образовательную деятельность под универсальный стандарт любого вида экономической деятельности. И с этим мнением нельзя не согласиться.
Думается, что исследование детерминант и проявлений «прагматизма повседневности» лежит в русле феноменологически ориентированной социологии.
Д. Силвермен отмечает, что анализ свойств обыденного мышления и деятельности ярче всего представлен в работах А. Щюца, что является значительным достижением феноменологически ориентированной социологии. Согласно Щюцу, мир нашей повседневности является для нас «верховной реальностью». Далее Силвермен продолжает: «В этом мире, следовательно, мы действуем рационально, однако лишь в том смысле, что нас интересует практическая адекватность наших действий, то есть их адекватность с точки зрения удовлетворения наших повседневных интересов».
Парадокс заключается в том, что люди исходят из своих потребностей, руководствуются своими ценностными представлениями. Несовпадение «результатов» собственной жизни с «результатами» местной, региональной, федеральной политики является важнейшей феноменологической характеристикой кризисного состояния общества. «Стремление к лучшему оборачивается незапрограммированным отрицательным эффектом в значительной мере потому, что политические структуры, по определению выступающие в качестве непосредственных организаторов совместных действий, не имеют связи с соответствующими «жизненными мирами», воплощающими динамику потребностей, интересов и ценностей в их массовидном варианте».
Люди не всегда руководствуются соображениями оптимальности стратегии. Зачастую они следуют ценностям, моральным нормам, обычаям, связанным с принадлежностью к общности - возрастной, культурной, этнической, гендерной и т.п. В сознании молодежи укореняется ценность профессии как условия реализации потребности в экономической и социальной стабильности, основы материального благополучия. Молодежь начинает понимать, что образование, специальность, квалификация - это капитал для инвестирования, а успешность включения в процессы социальной дифференциации детерминируется прохождением через формально-инструментальные структуры института профессионального образования.
Анализ предпочтений абитуриентов показывает, что доминирующие в этой группе молодежи предпочтения связаны в первую очередь с финансово-экономической и правовой сферами деятельности - «экономист» и «юрист» - знаковые профессии, ставшие стереотипами привлекательности в общественном сознании. Эти стереотипы продолжают срабатывать, несмотря на насыщение рынка труда специалистами данного профиля и отсутствие соответствующих вакансий.
3.2 Трудовая мотивация как фактор выбора профессии
Большинство ученых, занимающихся исследованием трудовой мотивации, и руководителей предприятий разделяют мнение, что люди работают по найму, чтобы получить прежде всего материальное вознаграждение. Однако мнения расходятся, когда встает более практический вопрос: «Что заставляет людей работать производительно, с полной отдачей сил? Почему люди работают?» Существует огромное количество теорий, пытающихся ответить на эти вопросы и объяснить механизм трудовой мотивации, ни одной из которых не удалось еще пока завоевать мир.
Условно мотивационные теории можно разделить на две группы - одни объясняют трудовую мотивацию действием внешних для человека факторов, вторые видят источники мотивации во внутреннем мире человека, его потребностях, ценностях, устремлениях.
Приверженцы первого направления считают, что поведение человека является реакцией на воздействие внешних факторов и, следовательно, поведением на рабочем месте можно управлять с помощью системы наказаний и поощрений. Этот взгляд на трудовую мотивацию, достаточно популярный в начале века, подвергся впоследствии суровой критике за свой антигуманный характер и значительно утратил свою популярность в научных кругах, хотя многие руководители до сих пор разделяют его и управляют своими сотрудниками на основе философии «кнута и пряника».
Второе направление, активно развивающееся с начала 50_х годов, дало жизнь множеству теорий, пытающихся объяснить мотивацию с точки зрения внутреннего мира человека.
Американский социолог Абрахам Маслоу выдвинул теорию, согласно которой человек работает для того, чтобы удовлетворить свои внутренние потребности. Человеческие потребности различны по своему характеру и имеют особую иерархию или порядок актуализации. После того как потребность удовлетворяется, она теряет свою актуальность.
По мнению Маслоу, человеческие потребности могут быть сгруппированы в пять качественно различных категорий:
1. Физиологические потребности - это базисные потребности в пище, воде, тепле, крыше над головой и т.п., обеспечивающие выживание человека и его потомков.
2. Потребности в безопасности и стабильности отражают стремление человека обеспечить удовлетворение физиологических потребностей на постоянной основе, сохранение определенного уровня жизни, предсказуемость и контроль за собственной жизнью.
