4 Грани соприкосновения семиотики, риторики, на примерах.
Массовая языковая игра как переплетение умело нацеленных императивных актов психологии, семиотики и риторики - это то, что создает наиболее благоприятные условия для манипуляции языковым сознанием, для «навешивания ярлыков». Как это происходит? Посмотрим на примерах.
1. Скинхеды громят рынок, поскольку в качестве «ярлыка», ставшего программирующим императивом, восприняли неприятие «азеров, чернозадых и хачиков».
И сколько бы мы ни призывали к толерантности, этим призывам не суждено реализоваться, пока «ярлыки» будут существовать в общественном сознании; однако это уже компетенция не лингвистов и не культурологов, а политиков.
2. В начале 90-х годов, в момент наступления либеральных реформ, был дискредитирован советский «милитаризм», «громоздкая и неэффективная военная машина». Параллелизм, уничижительная форма и контекст - все это должно было создать соответствующий «ярлык» на милитаризированности сознания подростков, на отношении общества к «непобедимой и легендарной». К бравурным маршам, ветеранам, рассказывавшим о своих боевых подвигах с темпераментом рыбаков, каждый из которых поймал в подмосковной речке как минимум осетра. «Ярлык» некоторое время работал, но сейчас стиль «милитари» наиболее популярен среди молодежи и отражают работу нового «ярлыка» - им стало возрождение приоритета «воинов». В сравнении с «созидателями». А презрительно-ироничное отношение к людям в камуфляже сменилось восторженно-завистливым.
3. Среди таких слов-ярлыков, как «бомж», «инвалид», «изгой», появилось знаковое понятие «пенсионер» в значении «бремя общества, социальное место которого определяется степенью терпения со стороны окружающих». Любопытно, что среди неимущих часто называют рядом, в том числе без иронического подтекста, безработных, бомжей и... учителей. Что это, как не складывание специфического социального статуса, мотивированного дихотомическими ярлыками «учитель - нищета» и «учитель - неустроенность»? Важно, что при сходстве, если не единстве окружающих в конструировании таких «ярлыков» их потенциальные носители, будь то учитель или пенсионер, военнослужащий или врач, начинают и впрямь осознавать себя достойными именно той социальной роли, которую предложили им языковые манипуляции.
4. Отношение к интеллигенции, к людям умственного труда, не отличалось особым уважением ни в индустриальном, ни в информативном обществе. Но знаком, символом нынешней деградации общества является «интеллигент-лох», аутсайдер с обочины, куда привело его упорное нежелание торговать или встраиваться в социальную иерархию. Остановимся на ярлыке «интеллигента-лоха». Чтобы спросить дорогу, поинтересоваться, который час, мы обратимся к человеку, на лице которого очевидны следы интенсивно пульсирующей мысли, - к «интеллигенту». К кому обратится нищий, ищущий очередную жертву? К нему же, чье лицо не выражает готовности сразиться за каждую копейку. Для одних это «лох», который купит на базаре вещь за двойную цену (редко кому придет в голову, что осуждения в большей степени достоин торговец), для других - представитель уходящей цивилизации, тот редкий человек, с кем можно заговорить на улице, не опасаясь услышать в ответ оскорбление.
5. В подмосковном городе накануне выборов депутатов об одном из кандидатов на всех заборах было написано кратко: «бандит». В этом случае надпись, лаконично характеризующую будущего народного избранника, сделали... его сторонники. Для них (и, как выяснилось, для большинства избирателей) слово бандит было «ярлыком», означающим принадлежность к определенной группе людей, обладающих силой и властью. Что оказалось фактором, порождающим позитивную социальную функцию таких «ярлыков»? Современная «робин-гудовская» культура, воспевающая «честных воров» в пику «бесчестным властям» хриплыми голосами и «стуком по блату», куплетами тюремного фольклора в суперсовременной аранжировке и захватывающим романтизмом «бригад» в телесериалах и книгах.
На смену глуповатым тюремным сидельцам в недавних фильмах пришли те, на кого изначально повесили «ярлык» экономической и силовой основы общества, изображающей насильника и бандита борцом за справедливость, а «базар по понятиям» единственным способом достижения какого-либо взаимодействия. Итак, очередной «ярлык» это «братки» в качестве арбитров.
В социальном поведении это - культ жестокости и насилия, отношение к тем, кто нарушает законы, как к борцам за правду, достойным сочувствия, пока они за решеткой, и уважение, когда камера сменится на кабинет с триколором на огромном столе.
В поведении подростков это - наиболее жестокие формы выяснения отношений, сленг, в котором преобладает тюремная лексика.
В выстраивании социальных перспектив это - формиpoвaниe отношения к тюрьме и атрибутике уголовного мира как к неизбежной «жизненной школе».
В основе этого - «ярлыки»: а) страдальца за народ; б) поборника справедливости; в) человека бывалого и опытного; г) человека, преступление которого оказалось своего рода инициацией, позволяющей обрести признание и требуемое место в жизни; д) человека «продвинутого», знающего, как достать деньги и превосходно ориентирующегося в изменившейся формации.
«Ярлык» - это ракурс, в котором демонстрируется человек и явление в средствах массовой информации, в том числе в рекламе. Вокруг этого человека (явления) создается информационная аура, а впоследствии он помещается в некую семантическую капсулу, определяющую диапазон отношений к нему. Чем чаще упоминается этот человек или явление, тем уже диапазон, тем меньше капсула, становящаяся в массовом восприятии «ярлыком». Школьные состязания демонстрировались по разным СМИ, в прессе – в непременном фотографическом контексте известных всем спортсменов и политиков. Контекст - восхищение юными экстремалами - в результате частоты и однонаправленности информирования становится эмоциональной аурой. Затем происходит семантическая капсулизация - ей служит и такой прием, как публикация ярких снимков с экстрим-шоу рядом со статьей об олимпиаде школьников по русскому языку и культурологии - статьей без единого снимка (еще бы: на этой олимпиаде не было ни синхронных прыжков байкеров, ни ярких велосипедов, ни чиновников). Смысловая капсула: «Надо только так, а не иначе» превращается в «ярлык» героя – экстремала. Соответственно негативный «ярлык» будет принадлежать немногочисленным «фанатам» русского языка, оказавшимся на газетной странице «оппонентами» непобедимым и ярко раскрашенным героям.
Вектор, мотивирующий личностное развитие, приоритеты, установлен. Этот вектор определяет названия клубов и шоу: «Ночные волки», «Хищник», «Тигры». Это «ярлыки», отражающие отношение к участникам таких клубов и шоу; «Ярлыки», прошедшие стадии:
- знака;
- эмоциональной ауры;
- семантической капсулы.
На этом фоне бледнолицые от книг «ботаны» также получают «ярлык», но насмешливо-иронический, противоположный способному вызывать лишь восхищение и преклонение у «конструкторов ярлыка», «ночных волков» и героев-экстремалов (в недавнем прошлом хулиганов). «Ярлык переориентирует социальную психологию, и его принимают даже те, кто знает, что это - форма психопрограммирования, ведущего к некритическому принятию любой информации, а, в конечном счете, к дебилизации.
5 Вариации «ярлыков» в социальной концепции.
«Ярлыки» обладают своим механизмом внедрения в подсознательное, который характеризуется или внезапностью, неожиданное, не соответствующее коммуникативной экспектации человек воспринимает, не успев включить защитно-критические, аналитические механизмы, или, наоборот, постепенностью: в этом случае «ярлык» неэлективен, он не выделяется из речевого потока, однако оказывается именно «ярлыком», поскольку такую характеристику объекта, сформулированную в том же лексико-синтаксическом комплексе, человек услышит еще от многих, что станет «якорем», оказывая влияние на формирование (или деформирование) ценностной системы. Сопоставление многими и многократно в одних смысловых рядах понятий «учитель» и «бомж», «кавказец» и «боевик» приводит к ассоциативным сближениям, а потом к сращениям, утвержденным в подсознании.
«Ярлык» - это и мнение человека, которому средства массовой информации уже присвоили титул «звезды», «авторитета»: его слова формируют модель, категорический императив. Откровение известного актера о том, что 6 лет назад он зарабатывал на жизнь тем, что угонял машины «Все угоняли - и я угонял»), должно в лучах этой «звезды» оказаться «ярлыком», объединяющим причинно-следственной связью преступление (угон автомашины) и звездную актерскую карьеру.
«Ярлыки» могут быть профессиональными: деятельность ди-джея, автогонщика, а сегодня еще и военнослужащего в «горячей точке», милиционера - «ярлык», формирующий высокий социальный статус, «вторичные» ярлыки, которым легче всего подражать, дабы в неудачных попытках самореализации хотя бы внешне соотнести себя с «успешным» и авторитетным человеком. Одна из «звезд» признается перед миллионной радиоаудиторией: «Я не трудоголик, мне больше нравится заниматься сексом». Это не выделяющийся из речевого потока вирус, который становится вторичным «ярлыком» И который имитировать легче всего: дано не просто разрешение, дана рекомендация, как и в признании об угоне автомобилей. Наоборот, профессиональные ярлыки пролетарий, гастарбайтер, работяга, вор, учитель, профессор, препод, валенок, халдей в подсознании, в том числе в социально-психологическом ракурсе, имеют оскорбительно-уничижительный подтекст. Наличие такого, не всегда вербализованного и как-либо иначе материально выраженного «ярлыка» - важнейшая причина растерянности педагогов, увещевания и наставления которых упорно воспринимаются тинейджерами с точностью до «наоборот».
И учителя, влюбленные в свою работу, не властны, изменить «ярлык», поскольку он - явление внешнее, социальное, как репутация. И в одиночку, тем более путем подбора противодействующих «ярлыков» ничего не изменить: они закрепляются за целым классом людей, явлений и предметов. Кроме того, как не может человек самостоятельно подобрать или изменить свою «кликуху» (первичный «ярлык» в его жизни), так и механизм социального функционирования «ярлыка» таков, что тот же педагог может быть мастером своего дела, любимцем учеников, но семантический подтекст «несчастный», «одинокий» всегда даст о себе знать. «Ярлык» - социальное, идущее извне, формируемое в коллективном бессознательном как разновидность архетипа, и изменить его человек не властен, если не проведет мучительной операции на своей психике и не покинет социальной страты, подверженной воздействию негативного «ярлыка».
Те же студенты к слову менеджер подобрали следующие определения - ассоциации: сильный, молодой, быстрый, жестокий, решительный, умный. На пересечении этих смыслов формируется архисема - «ярлык»; она имплицирует отношение к худенькому конопатому пареньку в гипермаркете, находящемуся под охраной «ярлыка» той профессии, обязанности которой он исполняет. Так «ярлыки», напоминая механизмы «коллективного бессознательного» и приводя к образованию архетипических моделей социального поведения человека, ниспровергают самого талантливого учителя и возносят далеко не самого опытного менеджера. И если профессиональный «ярлык» приводил в свое время к фетишизированию отдельных атрибутов, связанных с позитивным в осмыслении государства семантическим комплексом, то сегодня это явление повторяется, обрастая глубинными подтекстами. Так, семема солдат связывалась с определениями: грубый, жестокий, тяжелый, страшный, офицер получил такие ассоциативные смыслы: молодой, сильный, блестящий, грубый, жестокий, решительный, смелый. Это - результат тех «ярлыков», которые сменились за последнее время к тем определениям, которые подсознательно синтезируются с образом (и «ярлыком») военнослужащего у современных молодых людей.
Ярлыки возрастные - это: а) «кликухи» в среде школьников; б) мнения старших, под влиянием которых (похвала или порицание учителя) может измениться индивидуальное и социальное функционирование личности; в) аргумент к авторитету по модели «Поживи с moe, тогда и говори» (наименее частый в настоящее время, когда социальный опыт молодого человека в большей мере адаптирует его к жизни). Возрастные «ярлыки» - это ребенок, стареющий юноша, мальчишка, бальзаковская дама и т. д., даваемые на основании не биологического, а психологического возраста. Такого рода лексемы могут быть этикетными обращениями «Оставь меня, старушка...», «Молодой человек!», а могут выражать какой-либо аспект «ярлыка». Жандарм обращается к горьковской Ниловне, называя ее «старухой», а «старухе»... В течение всей жизни человек может считаться «мальчиком со шпагой», «девушкой моей мечты», «архивным юношей», «простой русской бабой», т. к. известные фразеологизмы метафоризируют сущность человека, обрастают подтекстами и становятся «ярлыками», указывая не на возраст, а на психологическую квинтэссенцию личности.
Невозможно модифицировать «ярлык», каким бы он ни был, по своему произволу: он указывает на социально утвержденный и подтвержденный статус, и попытаться изменить его без трансформирования сущности то же, что носить чужой мундир. Каким образом безобидный «Кузя» (Кузнецов) становится «Боссом», а «Бык» теряет «атрибут брутальности» и оказывается Леней - студентом истфака? Каким образом СССР, бывший в мировом сознании «империей зла», а в осмыслении граждан - дряхлеющим колоссом, стал этим хилым бронтозавром сразу для всех, а затем – ностальгически воскрешаемым семантическим комплексом «сила, прочность, дисциплина», вновь начиная вызывать опасения у зарубежных политиков, постаравшихся от него избавиться? «Ярлык» не зарабатывают, его получают. И надо было пройти стадию «дряхлеющего колосса», чтобы красные флаги развевались не над официозными порталами, вызывая насмешки и отчужденное безразличие, а на футболках молодежи, в уставах молодежных объединений, ассоциируясь с силой и уважением в мире... Можно констатировать, что «ярлык» как социально закрепленный семантический комплекс (он может не быть сформулирован, но непременно осознается или ощущается) оказывает формирующее (или опять-таки деформирующее)
влияние на личность человека; рано или поздно, зачастую вопреки индивидуальным интенциям, человек начинает соответствовать языковым лекалам, на основе которых скроен его «ярлык», и «Кузя» превращается в «Босса», а старый, одинокий учитель - в молодого, сильного менеджера. Язык подчиняет себе человека, живущего в макросистемах смыслов и пересекающихся, взаимодействующих семантических полей. Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. В действительности реальный мир в значительной мере строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Социальную сущность языка, явленность его, прежде всего в диалоге, в речевой деятельности, которая и формирует «ярлыки», подчиняющие себе человека и являющиеся ключом к личности на этапе активизации того или иного «ярлыка». Язык - не просто внешнее средство общения людей, поддержания общественных связей, он заложен в самой природе человека и необходим для развития его духовных сил и формирования мировоззрения, а этого человек только тогда сможет достичь, когда свое мышление поставит в связь с общественным мышлением. Таким образом, «ярлык», являясь аспектом языкового мышления человека, социален, будь то диагноз врача или мнение учительницы, «кликуха» В среде тинейджеров или социально-профессиональный статус. «Ярлык» может не осознаваться, но он действует, зачастую определяя то, что человек называет судьбой, роком, фатумом. «Ярлык» может быть не выражен вербально, но это сторона языкового мышления человека, языковой прагматики, объединяющей в речевом акте (даже виртуальном) язык и человека, подчиненного системе смыслов и средств их выражения. Дело в том, что говорить на определенном языке уже значит «играть на поле» того общества, которое говорит на этом языке, подчиняться его правилам (их унифицируют единые языковые формы и лексический базис) и принимать его установки. Расхожая формулировка «жить в обществе и быть свободным от общества» предполагает отсутствие коммуникативного кода, отсутствие общения, а язык средство общения и возник исключительно для него. Следовательно, и «ярлык», будучи производным системы языкового мышления, не может быть отвергнут человеком, он его устраивает или не устраивает, является стимулом к самосовершенствованию или разрешением на стагнацию.
В макросоциальном плане «ярлык» также не присваивается самому себе, а приходит извне. И эта противоречивость всегда была необходима России. Тогда русское самосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализаций, от отталкивающего бахвальства; равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства. Но Россия, внутренне наполненная безграничной святостью, только тогда станет поистине великой, когда другие народы и государства перестанут осознавать ее как эклектический экзотизм. А это и есть «ярлык», когда признают ее торжество над «кровью, пролитой в боях» (М. Волошин). Итак, «ярлык» - это то, что приходит извне, а не подчиняется внутреннему желанию: в этом случае вступила бы в силу антиномия «быть - казаться», приводящая к разрушению не только «ярлыка», но и сущности, им означиваемой.
СССР - самый показательный из примеров. Официальные «ярлыки» - «край родной, навек любимый», «страна героев, страна мечтателей, страна ученых», «широка, глубока, сильна» (о Волге - «как родина, свободная»), «широка страна моя родная», «великий, могучий Советский Союз». Сложилась внутренняя архетипическая система «ярлыков», противопоставленная внешним оценкам - «страна варваров», «империя зла». И чем интенсивнее конструировались внутренние «Ярлыки», тем отчетливее было представление о том, что денотата - сущности - нет, что внешние оценки гораздо более соответствуют истине. Попытка приоткрыть занавес обернулась сменой ценностной парадигмы и конечным торжеством внешних «ярлыков». Но сейчас настало время, когда эти внешние «ярлыки», принятые за руководство к действию, укоренились официально, общество готово обратиться к «ярлыкам» другим, а ими стали те самые советские слоганы, за которыми скрывался дряхлеющий общественный строй. Став внешним, «ярлык» рано или поздно становится архетипом. И вот уже дискредитированный и подвергнутый остракизму Советский Союз вызывает ностальгические ассоциации в молодежной среде, патриотизм неразлучен с ошельмованным когда-то понятием «державность», и советские «ярлыки» играют роль аттракторов, суггесторов, притягательная сила которых возрастает, распространяясь от пенсионеров-победителей и рядов «красной молодежи» на названия торговых центров, гостиниц, городов, на реминисценции: повсюду появляется красная звезда, вырастают здания, иллюзионно восходящие к «сталинскому ампиру», звучит советский гимн, вернувшийся вместо отвергнутой ельцинской реанимации Глинки... Возрождается целая семиосистема, и надо было пройти через испытания 1991 и 1993 годов, подтвердить на практике, что «душа России - не буржуазная душа», чтобы осознать, что сложившаяся система «ярлыков», имеющих свои корни в архетипике общества, пытавшегося и в социализме, и в капитализме отказаться от национальных корней, обнажает деструктивное, саморазрушающее языковое сознание народа, который проходит, быть может, труднейшее из испытаний. И последствия этого перехода мучительным бременем ложатся на его речевую самореализацию,
Порождая «ярлыки», отражающие искривленное представление о самом себе и роли своей в мировой системе. Одним из свойств «ярлыка» является его однолинейность:
при всем богатстве коннотативных спектров в нем доминирует одна черта, эвфемистически (или дисфемистически) обозначаемая ведущейся языковой игрой. Эта однолинейность, как было показано выше, зависит от социального временного контекста и определяется ролевой заданностью: один и тот же актер в роли Сергея Есенина, пахана «бригады» или участкового милиционера приобретает разные определяющие черты, но в каждой роли преобладает некое стержневое начало, в той или иной мере чуждое индивидуальности актера. Рассмотрим доминирующие черты, присущие «ярлыкам» известных людей в различных исторических интерпретациях. Н. В. Гоголь: «гениальный писатель» - «больной человек» (аналогичная метаморфоза произошла с социальным осмыслением Ф. М. Достоевского); П. И. Чайковский: «великий композитор» - «гомосексуалист»; В. В. Маяковский: «Лучший, талантливейший поэт нашей эпохи» - «странный человек, живший вместе с Л. и О. Брик»; А. А. Фадеев: «идейный руководитель советских писателей» - «бездарный и деспотичный служитель системы»; Н. С. Михалков: «талантливый кинорежиссер» - «бизнесмен от кино»; Б. Н. Ельцин: «борец за демократию» - «разрушитель страны». Чем значительнее, талантливее личность, тем отчетливее разрыв между «ярлыками», ощутимее фокусирование в них разных сторон жизни и деятельности человека - от обожания и восторгов до предания анафеме и публичного остракизма. Так, для одной категории людей имя «Сталин» сопряжено с ярлыками «жестокость», «патологическая подозрительность», «деспотичность». Другие, прежде чем услышать или произнести суждение о нем, уже ощущают себя среди ярлыков «гражданственность», «державность», «патриотизм», «победоносная сила», «аскетизм».
«Ярлыки»- как выражение социального опыта и общественного отношения к человеку и явлению учитывают самые разные аспекты того, кому или чему они присваиваются: возраст, социальный и профессиональный статус, имущественное положение, след в истории, духовный облик и т. д. «Ярлык» становится эвфемизмом или дисфемизмом. Он выступает в качестве синекдохи или метонимии. Его предназначение - дать представление о явлении и человеке, подчиняя это явление и этого человека себе, содержащемуся в «ярлыке социально-психологическому экстракту. В одном случае «ярлык» - это трамплин, помощь, пришедшая совершенно внезапно. В другом - бремя, накладываемое на все деяния человека, на все его попытки самореализации. «Ярлык - это социализированный текст, а текст как бы ведет человека... текст руководит им, направляя к заранее заданному смыслу. И «ярлык» ведет человека, заставляя других догадываться о его социальной роли и психологическом облике.
Для чего языковеду и педагогу необходимо знать о технологии манипулирования общественным сознанием через «навешивание ярлыков? Во-первых, «ярлыки» - как архетипические категории предшествуют появлению человека, где бы то ни было, и важно не оказаться в ситуации борца с ветряными мельницами, пытающегося, приняв язык как один из общественных императивов.
Во-вторых, важно знать «ярлык», чтобы, претендуя на нечто иное, усвоить базисные ценности другого «тейпа» и начинать входить в иную семиосистему не с платья или башмаков, а с того личностного обоснования другого «ярлыка», к которому человек стремится.
В-третьих, важно адекватно реагировать на наличие «ярлыка», а, получив достаточный авторитет и социальную поддержку, вместе с ними обрести право на разрушение негативных стереотипов, освобождая других от необходимости соответствовать некоей виртуальной страте.
В-четвертых, необходимо понимать, как складываются языковые аспекты механизма образования «ярлыка», чтобы неосторожно не снизить уровень притязаний и самооценки человека, поставив его в ситуацию бунта, результатом которого явится аутизация или конформность; с другой стороны, чтобы не гипертрофировать представления человека о самом себе.
Заключение.
Стало расхожей истиной суждение о том, что слово - величайшая сила. Учитель, называющий ребенка бездарностью «ярлык», может сломать ему жизнь, если передним не Лев Толстой и не Вальтер Скотт. Мать, отчаявшаяся научить сына играть в теннис и в досаде заявляющая ему об этом, возможно, дала явно лишний шанс Кафельникову и Сафину носить теннисную корону. Врач, сообщающий родителям подростка в его присутствии, что он слишком слаб для занятий бегом, вероятно, лишает и жизнь подростка, и Олимпийские игры удовольствия увидеть его среди победителей на спринтерской (стайерской) дистанции. Во всех этих случаях «ярлыки» как воплощение риторической воздействующей энергии можно считать языковой (речевой) агрессией против человека. А она, эта агрессия, предстает сегодня в различных формах. И важно отыскать противоядие: психология речевой личности должна стать психологией освобождения от негативных стереотипов, причем как в масштабе нации и государства, так и применительно к одному человеку.
Для этого необходимо дать оценку остальным языковым (речевым) фактам, окружающим нас и воздействующим на нас, постичь механизм их образования и подобрать купирующие средства. Помимо технологии «навешивания ярлыков», это недооценка (а в ряде случаев профессиональное программирующее использование) реликтов эгоцентрической речи; это и реклама, высочайший профессионализм которой обладает несомненным внушающим воздействием, проникая в подсознание и выстраивая систему не осознаваемых самим человеком императивов, что сродни гипнозу. Нет необходимости всякий раз одергивать нашего современника, но мы должны помнить: семиотика жизни, обращенность ее к тем знакам, что ранее стыдливо уступали место неуклюжим рационализированным формам, изменилась; искусство стало технологиями, а язык - семиосистемой, обеспечивающей функционирование технологий психологических. И это надо осознавать, чтобы не оказаться среди жертв виртуозного использования языка.
Страницы: 1, 2
