II. Социальный страх
Он связан с моральными установками человека, с характером взаимоотношений в социуме, с социальным статусом и чувством ответственности. Этот страх осознанный, он может быть проанализирован и облечен в слова. Для его преодоления необходимо расширить конфликтную ситуацию, с которой он связан.
Такой страх может проявляться в следующих ситуациях: o встреча на улице с незнакомым человеком или с группой чужих, посторонних людей; o конфликт на службе с начальником; o конфликт с подчиненным; o конфликт с членами коллектива (любого социального объединения – на работе, учебе или по месту жительства и т.п.); o домашний конфликт, в семье или с другими родственниками; o несоответствие надеждам или доверию друга; o несоответствие ожиданиям и надеждам, возлагаемым на субъекта родителями, братом или сестрой (старшими или младшими), другими родственниками – неоправданное доверие и чувство вины перед ними; o несоответствие ожиданием, надеждам, доверию собственного ребенка, обманываемого вольно или невольно старшим (старшими); o несоответствие ожиданиям, надеждам или же требованиям начальника
(наставника, учителя и проч.) или членов коллектива; o необходимость принять решение и вероятность при этом сделать неверный шаг или выбор; o необходимость взять на себя ответственность за другого или вообще за всех – например, за выполнение работы, за результаты сделанного, за реализацию идей; o непонимание намерений и стремлений субъекта со стороны друзей, супруга (супруги), родителей, членов коллектива, а также со стороны старших по рангу или по возрасту; o давление на личность субъекта со стороны родителей или членов семьи, начальника или членов коллектива, а также, к примеру, со стороны преподавателя (в школе или в вузе); o давление на личность субъекта со стороны кого-то более сильного, но менее умного (кому не хочется и даже не следует подчиняться);
o нежелательная встреча с известным человеком по известной причине
(и, возможно, в определенной обстановке); o несоответствие субъекта его социальному статусу и месту
(желательному или же предполагаемому).
Эти ситуации могут быть как реальными, так и воображаемыми. Значимость их может быть даже преувеличена субъектом. Переживание страха может быть здесь как безотчетным, так и известным самому субъекту – облекаемым в одежды многих слов, психологических проблем и межличностных отношений. Этот страх обычно маскируется и скрывается за, различного рода, психологическими защитами.
Специфической, особенно в российских условиях, разновидностью социального страха является страх сексуальный.
III. Мистический страх
Это страх суеверный, он вызван неуверенностью, стремлением заглянуть в свое будущее и кажущейся невозможностью это сделать, т.е. невозможностью продвинуть свое сознание по оси четвертого изменения. Этот страх бывает связан с чувством благоговения либо с каким-то внутренним, необъяснимым запретом и неведомым чувством непонятной опасности.
Подобный страх появляется в следующих ситуациях: o при нахождении в темной комнате, особенно если неизвестно, что это за комната, присутствует ли в ней еще кто-то, или же известно, что это место имеет дурную славу, а также в том случае, если субъект чувствует, что его есть, за что наказать
(оставив в темноте и одиночестве); o при одинокой прогулке в лесу, таинственном и тихом, где невольно вздрагиваешь от любого шороха; o при нахождении в гулкой пещере или в заброшенном чужом и пустом доме; o при неожиданной встрече с кем-то знакомым, которая вдруг почему- то пугает и истолковывается субъектом или окружающими как неблагоприятный, либо иной значимый, знак; o при неожиданной встрече (например, с незнакомым лицом) в сумерках, в пустынном или таинственном месте, а также в неожиданном месте или в неожиданное время; o при нахождении в церкви (особенно в пустой и гулкой, слабо освещенной или при мерцании свечей), либо в ином месте отправления языческого или религиозно-мистического культа
(непонятного для присутствующего, а потому таинственного); o при неожиданном угадывании мыслей или чувства субъекта – со стороны его знакомых или кем-то вообще малознакомым (что особенно неприятно или пугает); o при фиксировании внимания на плохой примете (неожиданно и внезапно – собственного или окружающих, либо кем-то – с намерением напугать субъекта); o при фиксации внимания на хорошей примете, когда субъекту так не хочется, чтобы она не сбылась; o при предчувствии (мотивированном или даже никак не мотивированном), что что-то важное в жизни субъекта может не случится; o при субъективном ощущении сглаза, либо при предполагаемом нанесении субъекту (членам его семьи) вреда – реального либо магического; o при фиксации внимания субъекта на чьем-либо недобром взгляде или слове; o при фиксации субъекта на собственных ощущениях, когда он находится на кладбище – ночью или днем; o при слушании рассказов о покойниках; o при пробуждении от кошмарного сновидения, которое, возможно, истолковывается субъектом как пророческое.
Это тот страх, который в любой момент может превратится и оформиться в ужас неведомой силы и который возникает по невероятной причине. Он бывает еще сильнее оттого, что человек чувствует свое бессилие перед ним, не понимает его причин и, как правило, не ведает способов с ним бороться.
Глава 3 Лингвистическая семантика
Существует множество слов с похожим или приближенным значением и они
могут заменять друг друга в определенном контексте, но не все отношения
значений могут быть легко определены. Одна группа может обозначать глаголы
движения (verbs of going), например go, travel, wander, ride…, или глаголы
желания (verbs of wanting), например want, desire, yearn for, long for, die
for… Возможно ли простроить отношения и взаимосвязи между похожими словами
(как по смыслу, так и по написанию)?
Прежде всего рассмотрим концепцию поля слова. Исследования семантики
слова начались в 20х – 30х годах 20 века. Активно занимался изучением
семантики Йост Триер (1931), чья работа «открыла новую фазу в истории
семантики» (Ullmann, 1962, с. 7). Хотя существуют разногласия в
терминологии – Лионс использует термин «семантическое поле», которого
избегает Триер, он предпочитает термин «словесное поле» («лексическое поле»
по терминологии Лионса). Однако, Триер не показывает различия между
«словесным полем» (структурированный набор взаимосвязанных по смыслу
лексем) и «концептуальным полем», и поэтому путает смысл и отношение.
Поэтому, получается, что он рассматривает смысл лингвистических выражений
больше, чем их отношения. Триер заметил, что слова меняют свой смысл
вместе с развитием общества, и система находится в постоянном изменении.
В 1200м году ключевыми терминами к «(intellectual) knowledge», были
wisheit, kunst и list. Эти слова так же существуют в современном немецком
языке, но их значение было изменено: wisheit сейчас значит мудрость, kunst
– искусство, list – хитрый / хитрость. Но в 1200 году эти слова имели
другой смысл, отражали социальные различия между миром рыцарей и королей и
остальным миром. Kunst было знание дворцовых и рыцарских достижений, в то
время как list – обозначало знания об остальном мире. И оба они являлись
разновидностью wisheit. Со временем пропало рыцарство и необходимость в
словах с таким значением. Таким образом, преодолев смысловые изменения,
слова приблизились к своему современному значению. Конечно, мы можем
придраться к деталям, что, в принципе, и сделали ‘критики’ в свое время.
Все, конечно же, не так просто как предложил Триер, но с основными
принципами теории никто не спорил. «Поля это живые реалии, которые являются
посредниками между индивидуальными словами и всем словарем (вокабуляром);
как часть целого они разделяют со словами возможность быть объединенными в
большие структуры, а со словарем – свойство быть структурированным как
более мелкие единицы». Изменение смысла одной лексемы ведет к изменению
смысла всех лексем в поле. Организация словаря и отношения между
индивидуальными лексемами специфичны для каждого языка. (Lyon, 1977, с.
253).
Всё более растущее внимание лингвистов второй половины 20 в.
привлекают проблемы, связанные с исследованием семантической стороны языка.
К 70-м гг. накопилась неудовлетворённость длительной ориентацией
исследований в русле дескриптивной лингвистики и генеративной лингвистики
на описание языка, игнорирующее значение. Общим стало признание
недостаточной адекватности традиционного подхода к языковому значению,
отождествляющего его с универсальными и неизменными понятиями (при
следовании принципам старой логики) или с изменчивыми представлениями (при
обращении к принципам психологии). Стало утверждаться мнение, что
лингвистическая семантика не сводится только к семасиологии (лексической
семантике) и что её объектом должно также быть значение предложения и
текста.
Сначала лингвистическая семантика бурно развивалась как структурная
лексикология (и структурная лексическая семантика) благодаря интересу
структуралистов к системным связям между лексическими единицами и
лексическими значениями, что нашло оформление в виде сложившихся независимо
друг от друга теории лексических (семантических, лексико-семантических)
полей и метода компонентного анализа значений группы взаимосвязанных слов,
восходящего к применяемому в фонологии, а затем и морфологии оппозиционному
анализу. Вслед за тем возникла синтаксическая семантика, быстро занявшая в
лингвистической семантике лидирующее положение. Её формирование обеспечили
следующие стимулы: а) в первую очередь выдвижение генеративной
трансформационной лингвистикой на приоритетное положение в языковой системе
предложения, трактуемого в динамическом (процессуальном) аспекте; б)
сильное влияние со стороны новой (формальной, реляционной) логики, особенно
таких её разделов, как исчисление предикатов, семантическая логика,
модальная логика и т.д.; в) успехи в области информатики, автоматического
перевода, автоматической обработки текста, искусственного интеллекта; г)
воздействие результатов исследований в лингвистике текста, функциональном
синтаксисе, философии обыденного языка, теории речевых актов, теории
деятельности, этнолингвистике, этнографии речи, конверсационном анализе,
анализе дискурса, социолингвистике, психолингвистике и т.п. (Дж. Лайонз,
1977; Л. Г. Васильев, 1983; обзор современных направлений синтаксической
семантики: В. В. Богданов, 1996).
В русле хомскианской порождающей трансформационной грамматики
сложилась интерпретирующая семантика (Н. Хомский, Дж. Катц, П. Постал, Д.
А. Фодор, Р. С. Джеккендофф). В их работах даются описание работы
семантического компонента, который приписывает значения отдельным элементам
глубинной структуры и выводит на основе специальных проекционных правил
значение предложения в целом; описание значений элементарных символов в
терминах семантических признаков; представление предложения как
двухвершинной структуры (в соответствии с грамматикой фразовых структур);
движение от формальной структуры к семантической. Такое направление
операций не соответствует реальной последовательности этапов порождения
высказывания говорящим, что и было учтено в ряде новых синтаксико-
семантических теорий. Оппозиционными по отношению к хомскианскому подходу
явились следующие модели:
* оригинальная синтаксико-семантическая модель У. Вайнрайха;
* генеративная семантика (Дж. Лакофф, Д. МакКоли, Д. Б. Росс), объявившая
глубинную структуру смысловой, трактуя её уже по существу как
пропозициональную одновершинную структуру и предоставившая ей роль
стартовой в порождении предложения, не разграничивая строго правила
семантические и синтаксические;
* падежная грамматика (Ч. Филлмор), положившая в основу описания процесса
порождения модель зависимостей с одной вершиной — глаголом-предикатом и с
дополнительным приписыванием каждому узлу определённой семантической роли;
* семантически ориентированная теория порождения предложения У. Л.
Чейфа.
70—80-е гг. ознаменовались построением многочисленных иных
концепций синтаксической семантики, опирающихся как на одновершинные, так и
двухвершинные модели (И.А. Мельчук, Т.Б. Алисова, Ю.Д. Апресян, В.Г. Гак,
Н.Д., Е.В. Падучева, И.Ф. Вардуль, И.П. Сусов, В.В. Богданов, В.Б. Касевич,
В.С. Храковский, Н.Ю. Шведова и др.). Представители Калининской / Тверской
семантико-прагматической школы, сочетая статический и динамический подходы
к семантическому анализу или проделав путь от статики к динамике, получили
интересные результаты в описании значения предложения (Л.В. Солодушникова,
А.З. Фефилова, В.И. Юганов, С.А. Сухих, Л.И. Кислякова, В.С. Григорьева,
Н.П. Анисимова, Г.П. Пальчун, Р.Г. Шишкина, Р.Г. Гайнуллина).
Описание семантической структуры предложения может быть
ориентировано: а) на строение типовых онтологических ситуаций, б) на
субъектно-предикатную структуру (Н.Д. Арутюнова, Н.Б. Шведова), в) на
пропозициональную (реляционную) структуру (Д. МакКоли, Д. Лакофф, Ч.
Филлмор, У. Чейф, Д. Нильсен, У. Кук, Ф. Блейк, С. Староста, Дж. Андерсон,
Р. Шенк, Р. Ван-Валин и У. Фоли, П. Адамец, и др); г) на синтаксическую
структуру предложения (Н.Ю. Шведова, А.М. Мухин). Наиболее разработан
пропозициональный подход: спецификация семантических актантов (глубинных
падежей), разграничение пропозиции и модуса, различение предметных и
пропозициональных актантов, иерархизация актантных ролей, описание
предложенческих и непредложенческих способов вербализации пропозиции и т.д.
И.П. Сусов (1973) строит трёхступенчатую модель.
Возможности синтаксической семантики расширяются за счёт добавления прагматического аспекта (коммуникативная, или иллокутивная, цель говорящего; прагматические аспекты пресуппозиции; построенная говорящим модель адресата; использование принципа речевого сотрудничества, или кооперации и т.п.).
3.1 Функционально-семантическое поле
Лингвистический энциклопедический словарь дает следующее определение
функционально-семантического поля – «система разноуровневых средств языка,
взаимодействующих на основе общности их функций, базирующихся на
определенной семантической категории… Для структуры функционально-
семантического поля характерно соотношение центра и периферии. Ядром
является единица языка, наиболее специализированная для выражения данной
семантической категории» (Лингвистический энциклопедический словарь, стр.
566-567)
Другими словами, языковые элементы, обладающие общими семантическими признаками, образуют функционально-семантические поля, а их элементы играют определенную роль во всех композиционно-речевых формах. Однако языковые средства употребляются в различных композиционно-речевых формах не одинаково. В одной композиционно-речевой форме они играют большую роль, в другой – меньшую.
За последние годы появилось большое количество работ связанных с
изучением отдельных лексико-семантических групп и семантических полей, но
отсутствие четкого разграничения понятий «лексико-семантическая группа»,
«семантическое поле», «синонимический ряд» является следствием того, что
исследования, как правило, замыкаются на небольших участках лексики.
«Тематические группы – это объединение лексических единиц, используемых при общении на определенную тему без учета особенности и условий акта общения. А лексико-семантическая группа, понимаемая как частный случай лексико-семантической парадигмы, объединяет лексические единицы на основе признака инвариантности». (Вердиева, 1986, С. 4)
По Вердиевой З. Н. существует пять семантических подклассов английских
существительных: 1 – Предметные имена существительные; 2 – Имена
существительные, обозначающие живые существа; 3 – Вещественные имена
существительные; 4 – Имена существительные, обозначающие явления природы и
процессы; 5 – Абстрактные имена существительные, которые идентифицируются
по семантическому признаку ‘абстрактность’, который предполагает
обозначение некоторого свойства в отвлечении от носителя этого свойства.
Это многочисленный подкласс, представленный лексико-семантическими группами
со значениями ‘состояния’, ‘качество’, ‘количество’, ‘действие’ и др.
Основу семантического описания языка составляют две системы синтагматических и парадигматических отношений между лексемами. Один из типов описания семантических отношений представляет иерархическую классификацию лексики в рамках парадигматических рядов и носит название тезауруса. Тезаурус языка представляет многоуровневый тематический словарь- классификатор по отраслям знаний, отражающий несколько видов парадигматических отношений между словами (гиперлексемные, синонимические, родо-видовые, и далее). Тезаурус представляет одноуровневую иерархию, в которой лексические единицы (или синонимические ряды) объединяются в обобщенные понятия (гиперонимы).
Таким образом, рассматривая семантическое поле конкретного класса лексических единиц, необходимо исследовать как лексические так и контекстные (литературные средства) возможности лексических единиц создавать определенные семантические поля, что приводит к определенному пониманию текста и созданию конкретной психологической атмосферы в конкретном произведении.
Глава 4 Семантическое поле страха в ‘Цикле Оборотня’ Стивена Кинга
"Ужас очищает, ужас снимает агрессию, ужас дает осознание незбыточного кошмара за пределами сна и воображения и ... мы продолжаем жить"
Стивен Кинг.
4.1 Творчество Стивена Кинга
Даже если вы не любите жанр ‘horror’, то наверняка знаете
Стивена Кинга, которого зовут королем ужаса. И хотя вот уже четверть века
его романы служат прекрасным тренажером для развития критической
язвительности, самый богатый писатель планеты даже не пытается сбежать от
своего назойливого имиджа, который на самом деле давно устарел. В этом
смысле Кинг напоминает знаменитого доктора Джекила, который время от
времени становится мистером Хайдом. (Р. Л. Стивенсон ‘Странная история
доктора Джекила и мистера Хайда’)
Когда человек читает роман, вызывающий холодный пот, он даже не
догадывается, на каком иерархическом уровне сознания его пугают: то ли
автор — обыкновенный мясник и заваливает вас экспонатами анатомического
театра, то ли он матерый психолог, способный выразить подсознательные
социальные кошмары в безумии реальных чудовищ, или же он демиург высшего
разряда, которому достаточно правильной интонации, удачного стилистического
решения, чтобы безобидная бытовая сцена ввергла читателя в «настоящий ад».
(М. Брыных, 2002)
Что заставляет человека платить деньги, чтобы испытать чувство названное М. Брыных чувством ‘максимальной некомфортности’? — один из вопрос, на который Кинг пытается ответить. (М. Брыных, 2002)
Большинство из нас довольствуется биологической концепцией: выделение
адреналина — это хорошо и полезно для организма. Кинг предлагает нам более
незавидную роль: осознать себя в той или иной степени душевнобольными с
ярко выраженными склонностями к антисоциальному поведению. Прочтение и
просмотр «ужастика» — это подарок нашему внутреннему демону, который время
от времени подстрекает нас к насилию и прочим дурным поступкам. Благодаря
этому, мы проживаем ужасы и жестокость ‘про себя’, а не в реальном мире.
Таким образом, жанр ужасов — нечто вроде универсального духовного
лекарства, не исцеляющего, но, по крайней мере, тормозящего наше
бестолковое Id. (по З. Фройду)
Триллеры Стивена Кинга - не что иное, как слоеный пирог: каждому читателю в соответствии с его вкусом и ‘размером желудка’ - тот или иной слой пирога, тот или иной ужас ("Каждому по потребностям!").
