были приглашены также государства средней и южной Америки. В конференции
приняли участие все двадцать европейских государств, четыре азиатских и два
американских.
Гаагская мирная конференция заседала с 18(6) мая по 29(17) июля 1899 г. под
председательством русского посла в Лондоне, барона Стааля.
Борьба велась на ней вокруг двух пунктов — ограничения вооружений и
обязательного арбитража. По первому вопросу прения состоялись в пленарном
заседании первой комиссии (23, 26 и 30 июня).
«Ограничения военнаго бюджета и вооружений — главная цель конференции, — говорил
русский делегат барон Стааль. — Мы не говорим об утопиях, мы не предлагаем
разоружения. Мы хотим ограничения, остановки роста вооружений»4.
Военный представитель России, полковник Жилинский, предложил: 1) обязаться не
увеличивать в течение пяти лет прежнего количества войск мирного времени, 2)
точно установить это число, 3) обязаться в течение того же срока не увеличивать
военные бюджеты. Капитан Шеин предложил на трехлетний срок ограничить морские
бюджеты, а также опубликовать все данные о флотах.
Несколько государств (в том числе Япония) сразу заявили, что еще не получили
инструкций по этим вопросам. Непопулярную роль официального оппонента взял на
себя германский делегат, полковник Гросс фон Шварцгоф. Он иронически возражал
тем, кто говорил о непосильных тяготах вооружения.
Вопрос был передан в подкомиссию из восьми военных, которая, за исключением
русского делегата Жилинского, единогласно признала, что 1) трудно даже на
пять лет закрепить численность войск, не регулируя одновременно другие
элементы национальной обороны, 2) не менее трудно регулировать международным
соглашением другие элементы, разные в разных странах. Поэтому, к сожалению,
русского предложения принять нельзя. Что касается морских вооружений, то
делегации сослались на отсутствие инструкций.
Страстные споры возбудил еще только вопрос об арбитражном суде. Германская
делегация заняла в этом вопросе непримиримую позицию.
Компромисс был найден путем отказа от обязательности арбитража. Германская
делегация согласилась, в свою очередь, на учреждение постоянного суда.
Вильгельм II, впрочем, считал и это большой уступкой, сделанной им государю.
То же высказали и государственные деятели других стран.
Русское общественное мнение до окончания Гаагской конференции, проявляло
довольно слабый интерес к этому вопросу. Преобладало, в общем, сочувственное
отношение, с примесью скептицизма и некоторой иронии.
Гаагская конференция 1899 г. сыграла, однако, свою роль в мировой истории.
Она показала, насколько далеко в тот момент было до общего замирения,
насколько непрочно было международное затишье. Она в то же время поставила на
очередь вопрос о возможности и желательности международных соглашений для
обеспечения мира.
4. Попытки уступок. «Осенняя весна» Святополк-Мирского
Выступление земского съезда ставило Святополк-Мирского как министра царского
правительства в крайне неудобное положение. Получалось, что при его
попустительстве произошло неслыханное по понятиям царя нарушение существующих
норм и посягательство на основы существующего строя. 21 ноября Мирский послал
царю письмо с просьбой об отставке. На следующий день на аудиенции у Николая
он заявил, что в России не существует элементарной законности и защищенности
граждан и что если не пойти навстречу вполне естественным требованиям
либеральных реформ, то будет революция. Николай вновь высказал свое известное
мнение, что «перемены хотят только интеллигенты, а народ этого не хочет», но
отставку министра все же не принял.
Мирский продолжал гнуть свою линию. В начале декабря он подал царю проект
указа, поручающего Комитету министров разработать законопроекты о некотором
расширении свободы слова и печати, веротерпимости и местного самоуправления,
о некотором ограничении применения чрезвычайных законов, об упразднении
некоторых стеснений по отношению к инородцам. Должна была быть продолжена
работа над проектами некоторого расширения прав крестьян. В последнем пункте
невнятно говорилось о намерении в дальнейшем привлечь выборных от населения к
участию в предварительной разработке законопроектов перед поступлением их на
рассмотрение Государственного Совета и монарха. Однако об ограничении
законодательной власти царя не говорилось ничего. Таким образом, программа
Святополк-Мирского, вроде бы идя навстречу пожеланиям общества, как бы
умеряла и в значительной степени выхолащивала требования земского съезда. Но
даже эта сверхосторожная программа показалась Николаю II недопустимо
радикальной.
На обсуждении проекта в правительстве царь отмалчивался. Это было расценено
министрами как знак согласия. Но вот 12 декабря был опубликован Указ, громко
названный «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка»
5. Указ настаивал на «непременном сохранении незыблемости основных законов
империи», т. е. самодержавия в его нетронутом виде.
Одновременно было опубликовано «правительственное сообщение», осуждавшее
земский съезд наравне с банкетной кампанией и уличными демонстрациями как
попытку вызвать смуту и направить Россию по пути, чуждому ее народному духу.
Если Указ воспринимался значительной частью либеральной общественности как
пощечина, то «Сообщение» воспринималось уже как пинок жандармского сапога.
«Изумительным по бестактности» назвал его правый либерал Маклаков,
расценивший сам Указ, в общем, положительно.
Святополк-Мирский вновь заявил о намерении уйти в отставку.
II. Николай II и первая русская революция
1. «Кровавое» воскресенье
Девятое января был «политическим землетрясением» ― началом русской
революции.
На улицы 9 января вышло около 140 тыс. человек. Рабочие шли с женами и
детьми, празднично одетые. Люди несли иконы, хоругви, кресты, царские
портреты, бело-сине-красные национальные флаги. У костров грелись вооруженные
солдаты. Но никто не хотел верить, что в рабочих будут стрелять. Царя в тот
день в городе не было, но они надеялись, что государь приедет, что бы лично
принять петицию из их рук.
Люди в процессиях пели молитвы, впереди двигались конные и
пешие полицейские, расчищая идущим дорогу. Шествие напоминало крестный ход.
Вот одна из колонн натолкнулась на цепочку солдат, преграждавших ей путь к
Зимнему дворцу. Все услышали пение рожка горниста, а вслед за этим раздались
выстрелы. Упали на землю раненые и убитые... Один из полицейских офицеров,
сопровождавших шествие, воскликнул: «Что вы делаете? Почему вы стреляете в
религиозную процессию? Как вы смеете стрелять в портрет государя!?». Грянул
новый залп, и на землю упал и этот офицер... Под выстрелами гордо стояли только
люди, державшие образа и портреты. Г. Гапон рассказывал: «Старик Лаврентьев,
нёсший царский портрет, был убит, а другой, взяв выпавший из его рук портрет,
также был убит следующим залпом»6.
Такие сцены разыгрывались во многих местах города. Некоторые рабочие всё же
проникли сквозь заслоны к Зимнему дворцу. Если в других районах города
солдаты просто молча выполняли команды, то у Зимнего толпе удалось вступить с
ними в споры. Однако скоро выстрелы прогремели и здесь. Так закончился день,
который назвали «кровавым (или «красным») воскресеньем».
По официальным данным, погибли 130 человек и около 300 получили ранения. По
другим сведениям, число погибших достигало 200, раненых — 800 человек.
«Полиция отдала распоряжение не отдавать трупы родственникам, — писал
жандармский генерал А. Герасимов. — Публичные похороны не были разрешены. В
полной тайне, ночью, убитые были преданы погребению».
Г. Гапон с отчаянием воскликнул сразу после расстрела: «Нет больше Бога, нету
больше царя».
Спустя несколько часов священник составил новое обращение к народу. Николая II
он называл теперь «зверем-царём». «Братья товарищи-рабочие, — писал Г. Гапон. —
Невинная кровь всё-таки пролилась. Пули царских
солдат. прострелили царский портрет и убили нашу веру в царя. Так отомстим же,
братья, проклятому народом царю и всему его змеиному отродью, министрам, всем
грабителям несчастной русской земли. Смерть им всем!»7 9 января 1905
года считается днем рождения первой русской революции.
2. Маневры власти
Годы революционной пропаганды не смогли бы сделать столько для подрыва
авторитета существующей в России власти, сколько сделал расстрел 9 января.
То, что произошло в этот день, разбило вдребезги традиционные представления
народа о царе как о защитнике и покровителе. Возвращавшиеся с залитых кровью
улиц столицы в отделы «Собрания» угрюмые люди топтали портреты царя и иконы,
плевки в них. «Кровавое воскресенье» окончательно столкнуло страну в
революцию.
Первые отчаянные, хотя и разрозненные, вспышки ярости рабочих произошли уже
во вторую половину дня 9 января и вылились в разгромы оружейных лавок и
попытки строительства баррикад. Даже Невский оказался перегорожен стащенными
отовсюду скамейками. 10 января остановились все 625 предприятий столицы. Но
следующие несколько дней город был во власти казачьей расправы и полицейского
произвола. Казаки бесчинствовали на улицах, избивали прохожих без всякого
повода. Шли обыски на частных квартирах, в редакциях газет, помещениях
общественных организаций, аресты подозреваемых. Искали доказательства
широкого революционного заговора. Гапоновское «Собрание» было закрыто.
11 января был учрежден новый пост генерал-губернатора Петербурга с
чрезвычайными, по сути диктаторскими полномочиями. Николай II назначил на
него Д.Ф. Трепова. В начале января он демонстративно ушел с должности
московского обер-полицмейстера, дерзко заявив, что не разделяет либеральных
взглядов министра внутренних дел.
В действительности никаких определенных взглядов у Трепова не было просто
потому, что в политике он совершенно не разбирался. Поэтому в дальнейшем,
столкнувшись с разгулявшимся океаном революции и убедившись, что единственная
хорошо ему знакомая команда «руки по швам!» здесь не работает, он кидался в
самые противоположные крайности и временами высказывал весьма левые
предложения. Начал он, однако, с запрета ресторанам сдавать залы под
политические банкеты.
Забастовка пошла на убыль. Рабочие столицы некоторое время пребывали в
состоянии подавленности и оцепенения. Но это состояние быстро прошло, чему
вновь посодействовала царская власть. 19 января Николай II по совету Трепова
принял наспех организованную бывшим обер-полицмейстером «рабочую делегацию».
По заранее составленным спискам полиция и жандармы хватали наиболее
«благонадежных» рабочих, указанных предпринимателями, обыскивали, переодевали
и увозили в Царское Село. Этой тщательно отобранной шутовской «делегации» и
зачитал по бумажке российский император свою суровую оценку случившегося:
События 9 января гулким эхом отозвались по стране. Уже в январе в 66 городах
России бастовало свыше 440 тысяч человек — больше, чем за 10 предшествующих лет
вместе. В основном это были политические стачки в поддержку петербургских
товарищей. Русских рабочих поддержал пролетариат Польши и Прибалтики. В
Таллинне и Риге произошли кровавые столкновения забастовщиков с полицией8
.
Пытаясь, все же загладить впечатление от случившегося, царь поручил сенатору
Н.В. Шадловскому созвать комиссию «для безотлагательного выяснения
причин недовольства рабочих в городе Санкт-Петербурге и изыскания мер к
устранению таковых в будущем». В состав комиссии должны были войти
представители хозяев и выборные от рабочих.
Но комиссия так и не смогла приступить к работе. Среди выдвинутых рабочими
выборщиков большинство оказались социал-демократами, изначально
охарактеризовавшими комиссию Шидловского как «комиссию государственных
фокусов», предназначенную для надувательства рабочих.
Одновременно правительство попыталось склонить петербургских предпринимателей
к выполнению ряда социально-экономических требований рабочих и выдвинуло
программу создания больничных касс, примирительных камер, а также дальнейшего
сокращения рабочего дня.
3. «Булыгинская Дума»
6 августа 1905 г., в день Преображения Господня, были, наконец, опубликованы
царский манифест об учреждении Государственной Думы и «Положение» о выборах в
нее. С первых строк этих рожденных в муках политических страстей документов
становилось ясно, что положенные в их основу принципы безнадежно устарели.
России даровался выборный орган — Дума — для «предварительной разработки и
обсуждения законодательных предположений и рассмотрения росписи
государственных доходов и расходов». Дума также имела право задавать вопросы
правительству и указывать на незаконность действий властей путем
непосредственного доклада своего председателя императору. Но никакие решения
Думы не были обязательны ни для царя, ни для правительства.
Определяя систему выборов, разработчики ориентировались на образец 40-летней
давности — земские положения 1864 г. Депутаты должны были избираться
«избирательными собраниями» предписанного числа выборщиков от каждой
губернии. Избиратели делились на 3 курии: землевладельцев, крестьян и
городских жителей.
Крупные собственники, имевшие более 150 десятин земли, непосредственно
участвовали в уездных съездах землевладельцев, голосовавших за выборщиков от
губернии. Выборы для них, таким образом, были двухступенчатыми. Мелкие
землевладельцы выбирали на уездные съезды уполномоченных. Для них выборы были
трехступенчатыми. Землевладельцев, составлявших всего несколько процентов
избирателей, должны были представлять на губернских собраниях 34% выборщиков.
Трехступенчатыми были выборы и для горожан, которым предоставлялось 23%
голосов губернских выборщиков. Кроме того, для них существовал очень высокий
имущественный ценз. Голосовать могли лишь домовладельцы и наиболее крупные
плательщики квартирного налога. Большая часть горожан вообще не допускалась к
выборам. Это, прежде всего, рабочие и основная масса интеллигенции.
Правительство считало их наиболее подверженными тлетворному влиянию западной
цивилизации, а потому — наименее лояльными.
Зато в крестьянстве правительство по-прежнему видело вполне лояльную,
патриархально-консервативную массу, которой чужда сама идея ограничения
царской власти. Поэтому крестьянство допускалось к выборам целиком и даже
получало на губернских собраниях довольно значительную долю голосов — 43%. Но
при этом выборы для них были сделаны четырехступенчатыми. Крестьяне
голосовали за представителей в волостном сходе, волостные сходы выбирали
уездный съезд уполномоченных от волостей, а уж уездные съезды избирали
крестьянских выборщиков в губернское избирательное собрание.
Итак, выборы предусматривались не всеобщие, не равные и не прямые. Будущая Дума
тут же была прозвана «Булыгинской»9. Ленин назвал ее самым наглым
издевательством над народным представительством. И такого мнения придерживался
далеко не он один. Все революционные партии и большая часть либералов сразу
заявили о намерении бойкотировать «Булыгинскую думу». Те же, кто согласился
участвовать в выборах, заявляли, что лишь используют все легальные возможности
для разоблачения фальшивого характера псевдонародного псевдопредставительства.
Противостояние власти и общества продолжалось.
4. «Манифест 17 октября»
По свидетельству Витте, при дворе царило в эти дни «сплетение трусости, слепоты,
коварства и глупости». 11 октября Николай II, живший в это время в Петергофе,
сделал в своем дневнике любопытную запись: «Посетили лодку (подводную) "Ерш",
которая уже пятый месяц, т. е. с восстания на «Потемкине», торчит против наших
окон»10. Через несколько дней царь принял командиров двух немецких
миноносцев. Судя по всему, все было готово на случай необходимости срочного
отъезда царя с семьей за границу.
В Петергофе у царя постоянно происходили совещания. При этом Николай II
продолжал упорствовать в попытках обмануть историю и уклониться от ставшего
уже неизбежным. То он поручал бывшему министру внутренних дел консерватору
Горемыкину составить проект, альтернативный проекту Витте, то предлагал
своему дяде — великому князю Николаю Николаевичу принять назначение
диктатором с целью силового усмирения страны. Но проект Горемыкина оказался
почти идентичным проекту Витте, а дядя от предложения царя отказался и,
размахивая револьвером, угрожал застрелиться тут же, у него на глазах, если
тот не примет программу Витте.
Наконец царь сдался и в пять часов дня 17 октября подписал подготовленный
графом Витте манифест:
1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах
действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний
и союзов.
2) Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь
теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости
остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем
лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала
общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
3) Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять
силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа
обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за
закономерностью действий поставленных от Нас властей.
5. Николай II и Государственная Дума
а) «Первая российская конституция»
События, развернувшиеся в конце 1905 ― начале 1906 г., отнюдь не
способствовали улучшению взаимоотношений между правительством и
демократической общественностью.
Нельзя сказать, что правительство не пыталось сделать ничего в духе обещаний
Манифеста 17 октября. 27 ноября были изданы «временные правила» о печати,
отменявшие предварительную цензуру и право властей налагать административные
взыскания на периодические издания. 4 марта 1906 г. появились «временные
