б) Предложение Германией пакта о ненападении.
(15 августа – 20 августа)
Между тем англо-советские переговоры натолкнулись на непреодолимое
препятствие. Руководитель советской делегации маршал Ворошилов уделял
внимание вопросу о проходе советских войск через территорию Польши и
Румынии с целью соприкосновения с противником. Вскоре этот вопрос стал
исходным для продолжения дальнейших переговоров, Ворошилов не раз уточнял, –
будут ли советские вооруженные силы пропущены по Виленскому коридору? В
ответе последовало, что Польша и Румыния как самостоятельные государства
должны сами дать разрешение на проход советских войск. 16 августа Ворошилов
предложил прервать переговоры до получения ответа на вопрос.
Решающим в этой беседе было то, что Советское правительство резко изменило
позицию, впервые высказав свои пожелания. Они были точны, конкретны и
заключались в следующем: - пакт о ненападении с Германией, - совместные
гарантии нейтралитета Прибалтийских государств, - отказ Германии от
разжигания японской агрессии и вместо этого оказание влияния на Японию с
целью прекращения ею пограничной войны, - заключение соглашения по
экономическим вопросам на широкой основе.
В своей инструкции от 16 августа Риббентроп пошел навстречу пожеланиям
Советского правительства, уверяя, что «выдвинутые господином Молотовым пункты
. совпадают с желаниями Германии».
Он сообщил, что может дать следующие обещания:
-Германия готова заключить не подлежащий расторжению пакт о ненападении на 25
лет; - готова дать совместные гарантии Прибалтийским государствам;
-она готова употребить свое влияние для улучшения и консолидации советско-
японских отношений.
«С учетом складывающейся обстановки» Риббентроп выражал желание прибыть в
Москву 18 августа с исчерпывающими полномочиями для обсуждения всего
комплекса вопросов и подписания, если представится возможность,
договоренностей.
В ответ Молотов, согласно отчету Шулеберга о беседе, возложил ответственность
за плохое состояние отношений между странами на Германию. Но теперь, как
полагал советский нарком, ситуация существенно изменится.
Далее шло повторение принципа мирного сосуществования и утверждение, что для
установления новых, улучшенных политических отношений уже сейчас возможны
серьезные практические шаги в этом направлении: первым шагом могло быть
заключение торгово-кредитного соглашения, а вторым шагом через короткий срок
могло быть заключение пакта о ненападении с одновременным приятием
специального протокола. Это было первое с советской стороны упоминание о
специальном протоколе. Еще в телеграмме Астахову то 7 августа Молотов
указывал на неуместность того, чтобы данное соглашение имело «секретный
протокол», однако многократные заверения официальных немецких
представительств в уважении интересов СССР все же подтолкнули Советское
правительство к формализации этих намерений. Молотов считал, что содержание
протокола должно быть предметом обсуждения, однако советское правительство
предлагало сделать практическую работу по подготовке договора без особого
шума, чтобы перед приездом Риббентропа в Москву получить уверенность, что
переговоры обеспечат достижение определенных решений.
Германский проект пакта о ненападении Молотов деликатно оценил как «ни в коем
случае не исчерпывающий». Советское правительство хотело бы, чтобы в качестве
образца был взят один из пактов, заключенных Советским правительством с
Прибалтийскими государствами. Инициатива в состоянии секретного протокола
была возложена на германскую сторону. На настойчивые пожелания Шуленберга о
скорейшем заключении пакта Молотов оставался непоколебим и ссылался, что ему
необходимы на то дополнительные инструкции.
Явившись к В. М. Молотову очередной раз 19 августа Ф. Шуленберг прежде всего
извинился за настойчивость, с которой он добивался приема. Он сказал, что
существует опасность конфликта между Германией и Польшей. «Положение
настолько обострилось, - продолжал посол, - что достаточно небольшого
инцидента для того, чтобы возникли серьезные последствия. Риббентроп думает,
что еще до возникновения конфликта необходимо выяснить взаимоотношения между
СССР и Германией, так как во время конфликта это сделать будет трудно».
Шуленберг покинул Молотова примерно в 15 часов после часовой
«безрезультатной» беседы. В 15.30 в этот же день 19 августа в посольство
поступило сообщение, что посла просят снова посетить Молотова в Кремле. Во
время это визита нарком сообщил, что он проинформировал свое правительство и
для облегчения работы передал советский проект договора. После того как текст
проекта был зачитан, Молотов сообщил, что Риббентроп мог бы приехать 26-27
августа, после подписания соглашения о торговле и кредитах. Молотов завершил
беседу замечанием: «Вот это уже конкретный шаг!»
Германская сторона объясняла этот пришедший менее чем в течение часа поворот
в позиции Молотова внезапным вмешательством Сталина.
До этого времени Сталин медлил давать указание о подписании уже
парафированного торгово-кредитного соглашения, то есть сделать первый шаг на
пути дальнейшего германо-советского сближения. «Он использовал торгово-
кредитное соглашение в качестве тормоза, выжидая, не сможет ли он еще
заключить соглашение с англичанами и французами. 19 августа последовал отказ
поляков. В ночь с 19-го на 20-е он дал указание подписывать».
Надежда на сдерживание японской агрессии стояла в центре советского проекта
пакта о ненападение. Он состоял из пяти статей и постскриптума, в котором
упоминался «особый протокол», который объявлялся «составной частью пакта».
Когда посол Шуленберг в ночь с 20 на 21 августа направил этот проект договора
в Берлин он испытывал чувства, что его надежды, наконец оправдались – «Это
дипломатическое чудо!»
Рождение пакта Гитлера-Сталина
(21-23 августа 1939г.)
Телеграмма, которую Гитлер направил Сталину в воскресенье 20 августа 1939г,
явилась плодом прямо-таки лихорадочных поисков последних возможностей изоляция
Польши. Ее путь сопровождался рядом сдерживающих моментов, в которых можно
усмотреть сознательное стремление задерживать это послание. Бергоф телеграмма
покинула в 16 часов 35 минут, из Берлина ушла в 18 часов 45 минут. В Москву
предупреждение о посылке телеграммы поступило в 20 часов 50 минут- в момент,
когда германскому послу уже не удалось добиться приема на следующее утро в
Наркомате иностранных дел. Судя по всему, Наркомдел решил помедлить с ответом
на полученную утром 21 августа из германского посольства просьбу о
безотлагательном приеме посла для передачи послания рейхсканцлера и лишь после
полудня назначил время запрашиваемой аудиенции на 15 часов, к этому времени
военные переговоры, начавшиеся в 11.00 продолжались уже несколько часов. К
моменту приема германского посла Советское правительство должно было получить
полную ясность относительно успеха или неуспеха возобновленных военных
переговоров.
В это же самое утро 21 августа Советское правительство выразило по адресу
представителей Англии и Франции своеобразное предостережение: «Правда» и
«Известия» опубликовали сообщение ТАСС о заключении торгово-кредитного
соглашения. В этом подробном сообщении проступало стремление Советского
правительства избежать упреков в секретных переговорах с агрессором, Москва
также указала своим западным партнерам на перспективы дальнейшего советско-
германского сотрудничества.
Несмотря на предостережение, переговоры возобновились в мало изменившихся
условиях. Накануне, 20 августа, провалилась еще одна попытка Франции склонить
Варшаву к признанию права СССР на проход советских войск через территорию
Польши.
Военные переговоры этого дня длились с 11 часов 03 минут до 17 часов 25 минут
и трижды прерывались. В паузах между переговорами Сталин принимал доклады об
актуальном развитии событий, стремясь безотлагательно, на основе получаемой
информации определять свою позицию в отношении германской стороны. Такой
педантичный подход выдавал его прямо-таки желание исчерпать до конца все
возможности, таящиеся в переговорах, и избежать преждевременной
переориентации на предложение Германии.
Во время первой паузы Ворошилов проинформировал о неудачном начале
переговоров, а уже во время второй паузы Сталин дал указание уведомить
германское посольство о том, что аудиенция послу Шуленбергу назначена на 15
часов.
Шуленберг был принят Молотовым. Сославшись на «исключительную важность и
крайнюю неотложность» дела, посол передал народному комиссару телеграмму
Гитлера. Телеграмма содержала обращение: «Господину И.В. Сталину, Москва.»
В15.30 Молотов связался со Сталиным, чтобы зачитать ему текст личного
послание Гитлера. Перед лицом беспрецедентной немецкой предупредительности,
Сталин решил действовать без промедления: он приказал прервать переговоры на
неопределенный срок.
В 16 часов Ворошилов в качестве ответа на заявление двух западных военных
миссий зачитал заявление советской стороны, в котором были перечислены
критические вопросы переговоров и выражено сомнением в серьезности стремлении
Франции и Англии к сотрудничеству.
В то время как Ворошилов зачитывал советское заявление, Сталин формулировал
ответ на телеграмму Гитлера. В своем послании он ограничился краткими
сообщениями, из которых было видно, что он осознал обусловленность в повороте
курса Гитлера, одновременно он подчеркнул и свой взгляд на характер
сближения: «Согласие германского правительства на заключение пакта
ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и
установления мира и сотрудничества между нашими странами». Свой ответ он
закончил выражением согласия советского правительства на приезд в Москву г.
Риббентропа 23 августа.
21 августа Гитлер обсудил с Риббентрапом дальнейшие действия. Были по всех
деталях рассмотрены вопросы предстоящих переговоров и определена германская
позиция.
Основными пунктами совместного обсуждения были с одной стороны, пакт о
ненападении как таковой, а с другой- подписание протокола.
Выработка линии поведения в рамках соображений относительно дополнительного
протокола позволила уточнить германское обещание «между Балтийским и Черным
морями любой вопрос будет решаться в согласии».
Предпринятое в этот вечер разграничение сфер интересов предусматривало, что
Германия должна заявить о политической не заинтересованности в значительной
части областей Восточной Европы и согласиться с переходом в сферу интересов
СССР территорий, которых Российская империя лишилась в результате первой
мировой войны.
В своем стремлении заручиться согласием Сталина и довести дело подписания
пакта, Гитлер сделал еще один важный шаг в конкретизации выдвинутых
предложений, наделив Риббентропа полномочиями уступить всю Юго-Восточную
Европу, а именно: при необходимости вплоть до Константинополя и Проливов.
Вторым решение, принятым в ходе беседы в этот вечер, можно считать придание
дополнительному протоколу секретного характера.
Текстом протокола занимался сотрудник рейсхканцелярии Гаус, набрасывая его
проект уже в самолете в Москву. Редакция самого пакта продолжалась всю ночь
перед отлетом в кенексбергском отеле. Уже после войны, в Нюрнберге,
Риббентрон заявил, что «посол Гаус. вместе со мной разрабатывал
договоры».Основываясь на этом свидетельстве, адвокат д-р Зайдель выдвинет в
защиту Риббентропа тезис о том, что «народный комиссар иностранных дел
Молотов и господин фон Риббентроп подписали этот секретный договор в том
виде, как он был разработан послом Гаусом».Секретный дополнительный протокол-
вопреки высказывавшимся до сих пор предположения- исходил от германской
стороны.
Прием, оказанный делегации Риббентропа в московском аэропорту, выдавал
сомнения Советского правительства относительно исхода этого протокола. В
приеме участвовали заместитель наркома иностранных дел Потемкин, несколько
высокопоставленных советских чиновников и послы Шуленберг и Росса.
На первую встречу Риббентроп отправился в сопровождении посла и переводчика.
В Кремле три названных представителя были проведены в длинный кабинет, где их
ожидали Сталин и Молотов. Позже присоединился В. Павлов, молодой русский
переводчик, которого предпочел сам Сталин.
Риббентроп, вступив в разговор, долго распространялся о «желании Германии.
наставить германо-советские отношения на новую основу.»
Он подчеркнул также заинтересованность своего правительства, чтобы добиться
взаимопонимания с Россией на максимально длительный срок.
Сталин выступал кратко и немногословно, в беседе также обнаружил свое желание
достичь взаимопонимания с Германией. Таким образом, Риббентроп очень скоро
перешел от обмена мнениями к обсуждению пакта как такового и затем и
секретного протокола. Основной вопрос, который более всего интересовал
советскую сторону, были планы Германии относительно Польши. Риббентроп
неоднократно заверял Сталина о стремлении Германии урегулировать мирным путем
конфликт с Польшей. На случай возникновения германо-польского конфликта,
который при сложившимся положении нельзя было исключать, была согласована
демаркационная линия . Теперь территории, за проход через которые с целью
обеспечения безопасности, боролась советская делегация на переговорах с
западными миссиями, были гарантированы Советскому Союзу без особых усилий.
Вторая встреча началась в 22 часа и целиком посвящалась обсуждению пакта и
секретного протокола.
В отношении пакта совместная итоговая редакция текста не представляла
трудностей, поскольку Гитлер в принципе принял советский проект. Несмотря на
пожелания Риббентропа включить в преамбулу фразу о германо-советской дружбе,
Сталин решил придерживаться прежней формулировки и призвал учитывать
общественное мнение.
Статья 1 по своему содержанию совпадала со ст.1 советского проекта. Во второй
статье германской стороне удалось настоять на своей формулировке, в которой
отразилась особенность этого соглашения о нейтралитете, которое должно было
действовать независимо от характера войны.
Статья 3 учитывала также пожелание Гитлера, чтобы Советский Союз ни под каким
видом, например, на основании обязательств в отношении Польши или Франции –
не оказался втянутым в предстоящий конфликт. Новой была статья 4. В ней нашло
свое воплощение стремление германской стороны нейтрализовать СССР. Статья
определяла, что ни одна из договорившихся сторон «не будет участвовать в
какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против
другой стороны». В двух аспектах эта статья не принесла Гитлеру никакой
выгоды. Она наложила ограничения на отношения с Японией, антикоминтерновской
пакт утратил свою силу. Однако широкая формулировка статьи позволяла иные
интерпретации договоров (пример тому Советско-югославский договор 1941 г.,
тройственный пакт Германии, Италии и Японии).
Риббентроп обращался к Сталину с вопросом о том, как согласуется пакт с
русско-французским договором 1936 года. Сталин ответил, что над всем
превалируют русские интересы. Можно предположить, что намерением Германии
было добиться, чтобы ССС счел договор о ненападении с Францией утратившим
силу. Тем самым для Германии был открыт путь не только в Польшу, но и во
Францию.
От содержавшегося в светском проекте поскриптума в котором указывалось на
содержание протокола обе стороны отказались.
Германия по просьбе Москвы взяла на себя эвакуацию советской колонии в
Финляндии. Более того, впоследствии Германия предлагала свои услуги в
обслуживании и ремонте советских подводных лодок, действовавших в Балтике. Но
нельзя здесь не упрекнуть рейх в ведении двойной игры. Как стало известно,
германское правительство компенсировало шведскому промышленнику
М.Валленбергу, поставки вооружения финской армии. Германия, также как Англия
и Франция была заинтересована в затягивании войны.
Параллельно с договорами о ненападении и договорами о дружбе и границах
между Германией и Россией был подписан ряд торговых договоров. На протяжении
года велись переговоры о аэро воздушной линии между СССР, Германией и
Японией, которая бы обслуживалась Аэрофлотом в СССР и Люфтганзой в Германии.
22 декабря 1939 года "Молотов сообщил Шуленбергу, что воздушное соглашение
между Аэрофлотом и Люфтганзой утверждено и его можно подписать хоть сегодня."
Подписание состоялось 28 декабря 1939 года.
ОСЛОЖНЕНИЕ ГЕРМАНО-СОВЕТСКИХ
ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
(СЕНТЯБРЬ 1939 Г. - 22 ИЮНЯ 1941 Г.)
С 1 сентября 1939 года до июня 1941 года советско-германские отношения
развивались в духе договора о ненападении. Но с весны 1940 года они
характеризовались охлаждением отношений и взаимным недоверием.
Уже 17 декабря 1939 г. Шуленберг заявил, что в водах Финского залива
обстреляны 3 германских парохода. Германское правительство считает, что это
были советские военные суда, Молотов, однако, опроверг эти заявления. Тень
подозрения прокралась в дипломатические отношения обоих стран, их основной
тактикой стала так называемая "двойная игра".
Весной 1940 г. в Москве из достоверных источников стало известно, что вермахт
наращивает вилы на границах Советского Союза. На запрос советского
правительства о причинах военных перемещений, Гитлер уклончиво дал ответ под
благовидным предлогом военных учений.
В мае в Москву приехал новый посол Англии С. Криппс. Сталин, учитывая
складывающуюся обстановку, сразу дал согласие на прием английского посла. С
этим приемом была организована недвусмысленная демонстрация: кабинеты
Сталина и Молотова располагались на одном этаже. 1 июня поверенного в делах
фон Типпельскирха вызвали к Наркому иностранных дел Молотову, пришлось
довольно долго сидеть в приемной. И вдруг мимо него прошел прямо в кабинет
Сталина британский посол Криппс и был принят, имел продолжительную беседу.
Поверенный забил тревогу - в Москву возвратился Шуленберг. Около двух недель
посол добивается аудиенции у Молотова, а когда наконец был принят, то первым
его вопросом стал интерес, чем вызван визит британского посла. Молотов
ответил, что это политический шаг Черчиля к установлению более тесных
отношений и этим советский наркомдел дал понять, что у его правительства еще
