проявлением либеральной оппозиции. Принять решение об отставке для Соловьева
было делом куда как не простым. Нельзя не вспомнить слова Б. Н. Чичерина:
«Соловьев был человеком с весьма небольшими средствами, обремененным
семейством Он и материально, и нравственно был связан с университетом, которому
отдал всю жизнь. К. тому же он и к делу был вовсе непричастен; из Петербурга он
вернулся, когда в Совете все было кончено. При всем том он не считал для себя
возможным оставаться в университете при таком вопиющем нарушении всякого закона
и всякой справедливости. Этот благородный человек ни единой минуты не
поколебался пожертвовать всем для долга чести и совести».
[4] Коллективная отставка профессоров не состоялась из-за вмешательства
наследника престола.
Историк Бестужев-Рюмин, слушатель первых курсов молодого Соловьева, писал:
«„Спросим человека, с кем он знаком, и мы узнаем человека; спросим народ об его
истории, и мы узнаем народ". Этими словами Соловьев начал свой курс 1848 года,
когда я имел счастье его слушать: в истории народа мы его узнаем, но только в
полной истории, в такой, где на первый план выступают существенные черты, где
псе случайное, несущественное отходит на второй план, отдается в жертву
собирателям анекдотов, любителям «курьезов и раритетов». Кто так высоко держал
свое знамя, тот верил в будущее человечества, в будущее своего народа и
старался воспитывать подрастающие поколения в этой высокой вере».
[5]
Спустя полтора десятка лет после Бестужева-Рюмина слушал Соловьева другой его
ученик — Ключевский. К 1863 году он и его товарищи были студентами, уже
повидавшими и послушавшими разных профессоров. «Начали мы слушать Соловьева.
Обыкновенно мы уже смирно сидели по местам, когда торжественной, немного
раскачивающейся походкой, с откинутым назад корпусом вступала в словесную
внизу [название аудитории.—С. Д.] высокая и полная фигура в
золотых очках, с необильными белокурыми волосами и крупными пухлыми чертами
лица, без бороды и усов, которые выросли после. С закрытыми глазами, немного
раскачиваясь на кафедре взад и вперед, не спеша, низким регистром своего
немного жирного баритона начинал он говорить свою лекцию и в продолжение 40
минут редко поднимал тон. Он именно говорил, а не читал, и
говорил отрывисто, точно резал свою мысль тонкими удобоприемлемыми ломтиками, и
его было легко записывать <...> Чтение Соловьева не трогало и не
пленяло, не било ни на чувства, ни на воображение, но оно заставляло
размышлять. С кафедры слышался не профессор, читающий в аудитории, а ученый,
размышляющий вслух в своем кабинете <...>. Суть, основная идея курса как
бы кристаллизировалась в излюбленных, часто повторяемых лектором словах —
«естественно и необходимо». «Соловьев давал слушателю удивительно цельный,
стройной нитью проведенный сквозь цепь обобщенных фактов, взгляд на ход русской
истории <...>. Настойчиво говорил и повторял он, где нужно, о связи
явлений, о последовательности исторического развития, об общих его законах, о
том, что называл он необычным словом — историчностыо».
[6] Ныне это соловьевское Слово — историчность,— сто лет назад
дивившее новизной, необычностью, вытеснено историзмом.
Труд профессора сочетался у Соловьева с постоянным трудом исследователя. В
органическом сочетании педагога и исследователя едва ли не главная особенность
творческого пути Соловьева в русской науке. Он сам рано отметил по обыкновению
сжато эту особенность (в автобиографии он пишет о себе в третьем лице): «По
достижении профессорского звания, он предпринял труд написать полную
Отечественную историю с древнейших времен до настоящего и в августе месяце 1851
года издал первый том, в 1852-м второй, в 1853-м третий, в 1854-м четвертый и
приготовил к печати пятый, доведенный до царствования Иоанна IV».
[7]
Однако еще задолго до профессорства зарождалось у Соловьева намерение написать
всеобщую историю родины. «Давно, еще до получения кафедры, у меня возникла
мысль написать историю России; после получения кафедры дело представлялось
возможным и необходимым. Пособий не было; Карамзин устарел в глазах всех;
надобно было, для составления хорошего курса, заниматься по источникам; но
почему же этот самый курс, обработанный по источникам, не может быть передан
публике, жаждущей иметь русскую историю полную и написанную как писались
истории государств в Западной Европе? Сначала мне казалось, что история России
будет обработанный университетский курс; но когда я приступил к делу, то
нашел, что хороший курс может быть только следствием подробной обработки,
которой надобно посвятить всю жизнь».[8]
Соловьев занимался составлением материалов для первого тома «Истории» с 1848
года. «Дело сначала шло медленно, лекции не были еще все приготовлены, много
надо было писать посторонних статей из-за куска хлеба...».
[9] Но по мере накопления материала работа ускорялась, становилась
систематичной. Если на подготовку первого тома ушло три с небольшим года, то
начиная со второго тома порядковые книги главного труда Соловьева стали
выходить по тому в год.
С необыкновенной точностью Соловьев осуществлял свой смелый замысел. Тома его
«Истории России» выходили регулярно каждый год, с 1851-го по 1879-й. Хотелось
ему закончить историю царствованием Екатерины II. Но последний, 29-й, том
кончался событиями 1774 года. И вышел он уже по смерти Соловьева.
Аккуратность Соловьева в подготовке томов его огромного труда поразительна:
ведь он мог опереться на более или менее систематическое изложение событий
русской истории, доведенное Карамзиным только до начала XVII века. Все
последующее время Соловьев освещал на основе собственных разысканий в архивах
и хранилищах и первичной обработки массы документов, отложившихся за два
столетия—XVII и XVIII.
Осевую, новаторскую свою идею ученый рельефно выразил в известных каждому, кто
интересуется прошлым, начальных строках предисловия к его «Истории России»: «Не
делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять
их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством
форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться
объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей
связи событий и подчинить внешнему влиянию, вот обязанность историка в
настоящее время, как понимает ее автор предлагаемого труда».
[10]
Эта основная установка заложена в лекциях, в отдельных исследованиях и в
обзорном рассмотрении ученым общего хода русской истории от древних времен до
начала второй половины прошлого века, то есть до великих поворотных во всем
ходе этой истории событий, какими стали отмена крепостного права в 1861 году
и другие прогрессивные буржуазные реформы, с нею связанные, реформы, на
стороне которых он был всей душой. Отмену крепостного права он считал делом
неотложным и давным-давно нужным для поступательного развития и роста
России.
...Историко-философские, теоретические воззрения Соловьева-историка положили
прочное начало становлению и росту новой русской исторической науки в
условиях буржуазной России. В этих воззрениях творчески преломлены идеи
нескольких историков и философов Э. Гиббона, Д. Вико, Ж. Сисмонди, Ф. Гизо,
И. Эверса и Г. Гегеля. Особенно выделял Соловьев Эверса и Гегеля. Сильное
впечатление произвела на него «Философия истории» Гегеля, но,— пояснял он,—
«отвлеченности были не по мне; я родился историком» (Записки, с. 268—269).
Думается, что все-таки гегелевскую идеалистическую диалектику он постиг
основательно. Существенной внутренней пружиной исторического развития стали
для него противоречия и борьба противоречивых начал, присущих любому
историческому процессу, явлению, событию, деятелю. Но борьба
противоположностей разрешалась, в понимании Соловьева-историка, постепенно,
движение шло постоянно и в ходе такого движения, силою противоборства
внутренних причин эта борьба закономерно приводила к смене старого новым;
новое же органически заключало в себе и присущие ему собственные внутренние
противоречия.
«Три условия имеют особенное влияние на жизнь народа: природа страны, где он
живет; природа племени, к которому он принадлежит; ход внешних событий,
влияния, идущие от народов, которые его окружают».
[11]
Природа, географическая среда, в которой шла история России, именно
Соловьевым-историком показана и в ее своеобразии (огромная равнина со
множеством рек, не имевшая четких естественных границ, доступная
нашествиям), и в ее связи с другими условиями — населением, народами, жившими
в этой среде, и с третьим условием— воздействием окрестных .этносов.
Объясняя каждое явление в истории внутренними причинами, Соловьев-историк
старался показывать все явления во взаимосвязи с другими, не дробить русский
исторический процесс на множество эпох. В истории России он устанавливал
четыре крупных раздела;
I. Господство родового строя — от Рюрика до Андрея Боголюбского.
II. От Андрея Боголюбского до начала XVII века.
а) Борьба родового и государственного строя — от Андрея Боголюбского до
Ивана Калиты;
б) Объединение русских земель вокруг Москвы—от Ивана Калиты до Ивана III;
в) Торжество государственного начала — от Ивана III до пресечения Рюрикова
дома и самого начала XVII в.
III. Вступление России в систему европейских государств — от первых Романовых
до середины XVIII века.
IV. Новый период истории России — от середины XVIII века до так называемых
великих реформ 1860-х годов.
ВАСИЛИИ ОСИПОВИЧ КЛЮЧЕВСКИЙ
(1841—1911)
Более столетия это имя имеет свою историю. При жизни ученого оно было широко
известно и пользовалось огромной популярностью. В 1920—1940-х гг. в общей
критике всего культурного и научного наследства, оставшегося нам, оно
оценивалось очень по-разному, часто двойственно, но для всех критиков было
очевидным его научное значение. С 1950-х гг., когда началось глубокое
изучение творчества В.О. Ключевского, вновь возрос интерес к имени историка
среди широкой массы читателей, и в настоящее время оно стоит в ряду
крупнейших деятелей русской и мировой культуры.
В.О. Ключевский родился в Пензе 16 января 1841 г. Его отец, Осип Васильевич,
окончив духовную семинарию в 1838 г., не сразу сумел определиться на
постоянную службу и только к 1846 г. получил приход на р. Суре в селе Можаровке
Городищенского уезда Пензенской губернии, где и проживал до своей
скоропостижной смерти. Жизнь сельского священника мало чем отличалась от жизни
его прихожан. О. В. Ключевский сам, своими силами занимался сельским
хозяйством, а его маленький сын часть своего детства провел среди деревенских
ребятишек и хорошо запомнил сельскую жизнь, к тому же в последние десятилетия
крепостного права. Эти впечатления остались у В. О. Ключевского на всю
жизнь, и можно не сомневаться в том, что именно они сыграли не последнюю роль в
дальнейшем становлении его идейных установок. В 1850 г. молодым человеком
погиб его отец: есть основания полагать, что несчастный случай произошел при
стихийном бедствии — грозе с проливным дождем. Семья, к тому моменту выросшая,
оказалась в критическом положении. Вдова, Анна Федоровна, будучи дочерью к
тому времени умершего протоиерея одной из пензенских церквей, по всей
вероятности, с помощью родственников переселилась в Пензу, где купила небольшой
домик. Часть его она сдавала постояльцам, что было основной статьей дохода
осиротевшей семьи. Десятилетний сын, будущий историк, был определен в
приходское духовное училище, через год перешел в уездное духовное училище, а с
сентября 1856 г. и до конца 1360 г. прошел курс местной духовной семинарии.
Обучение в духовных учебных заведениях было бесплатным, и к тому же ученики
получали небольшую стипендию, что было очень существенно для семьи. Семейные
бедствия сильно отразились на физическом состоянии мальчика, но уже при
окончании уездного училища и особенно в семинарии он стал резко выделяться
среди своих сверстников и со второго года семинарского обучения сам стал давать
уроки. Отличная от природы память тем более развилась в процессе
схоластического духовного образования, к которому с годами у В. О. Ключевского
все более и более возникала неприязнь. «Схоластика — точильный камень научного
мышления: на нем камни не режут, но об камень вострят»,— бросил, впрочем, в
дальнейшем В.О. Ключевский один из многих своих афоризмов, мастерски им
создававшихся.[12] К тому же в
предреформенные годы среди семинарской молодежи началось брожение, и В. О.
Ключевский не отставал от своих товарищей. Начались столкновения с начальством
семинарии. В. О. Ключевский постоянно занимался светским самообразованием,
читал произведения В. Н. Татищева и Н. М. Карамзина и даже журнал
«Современник», доходивший до семинарской молодежи. Все более отрешаясь от
возможности духовной карьеры и поступления в Духовную академию, В. О.
Ключевский в декабре 1860 г. подал прошение об увольнении из семинарии в
связи со «слабым здоровьем» и «стеснительными домашними обстоятельствами».
После нелегкой борьбы с ректором он только в марте 1861 г. получил
увольнительное свидетельство, так и не окончив семинарский курс обучения,
и в конце июля выехал в Москву с твердым намерением поступить на
историко-филологический факультет Московского университета. Дядя
юноши, священник И. В. Европейцев, поддержал его материально, вручив
на дорогу 100 рублей.
В университет 16 вступительных экзаменов В.О. Ключевский сдал успешно; вскоре
начались занятия, и письма в Пензу изменили свою тональность. Провинциал
быстро терял свою восторженность и думал больше о сущности бытия, истории,
философии и литературе, христианстве и либеральности, идеализме и Фейербахе,
о государстве и т. п. Судя по обширности этих писем, можно подумать, что В.
О. Ключевский свои мысли больше доверял старым друзьям-семинаристам и с
осторожностью входил в среду университетского' студенчества. Он постепенно
становился москвичом; не теряя в дальнейшем связи с Пензой, он так туда
никогда затем и не приезжал. Правда, в семинарии помнили его, а много
позднее, в апогей всероссийской известности, даже им гордились.
Научные интересы В. О. Ключевского в университете определились довольно
быстро. Среди лекторов — «знаменитых личностей» — он выделял профессора С. В.
Ешевского, читавшего курс всеобщей истории, но с первого же курса сблизился с
другой «знаменитой личностыо» — Ф. И. Буслаевым, преподававшим историю
древнерусской словесности, посещал его дом, под его руководством изучал
рукописи в Синодальной библиотеке и, по имеющимся данным, до
конца 1863 г. считал себя не историком, а филологом. Именно Ф. И. Буслаев
подводил В. О. Ключевского к мысли о первостепенной роли народа в истории.
Обстановка 1860-х гг., когда особенно ярко выступала передовая
демократическая общественность, тем более способствовала утверждению В. О.
Ключевского в этой мысли. В бурных событиях студенческой жизни в эти годы он
старался занимать позицию «неучастия», но этот нейтралитет не был абсолютно
безучастным. Известно, что несколько позднее он поддерживал знакомство с Н.
А. Ишутиным и членами его кружка. В. О. Ключевский стремился сам определить
свои общественные позиции, и в этом отношении показательно его отношение к
еще одной «знаменитой личности»— С. М. Соловьеву, чьи лекции по русской
истории он слушал уже на первом курсе. Судьбе было угодно так сложить
обстоятельства, что спустя почти 20 лет В. О. Ключевский по праву стал
преемником С.М. Соловьева на кафедре русской истории.
На протяжении 1870-х гг. В.О. Ключевский стал лектором трех высших учебных
заведений Москвы и военного училища и имел возможность широко проявить свой
преподавательский дар. Сохранившиеся воспоминания о В. О. Ключевском и его
произведения позволяют понять, в чем была суть этого дара, снискавшего ему
необычайную популярность среди студенческой молодежи. Также определенно
можно считать, что лекционное дарование было лишь первоначальным условием
успеха на пути к всероссийской известности.
Издание «Курса русской истории» имело определяющее значение в судьбе имени
ученого. Не будь «Курса», его лекторское дарование осталось бы уделом
мемуарных воспоминаний, а его опубликованные исследования ставили автора
лишь в один ряд с наиболее крупными историками конца XIX — начала XX в., но
не более того. «Курс русской истории», как бы его ни оценивали в прошлом,
остается памятником русской исторической мысли, содержащим в себе концепцию
исторического развития России'. В этом основное значение «Курса русской
истории».
Почти десять последних лет жизни В. О. Ключевский посвятил подготовке и
изданию «Курса». В 1901 г. после своего 60-летия он, по правилам того
времени, подал в отставку, но преподавание в университете и Духовной
академии было за ним оставлено. Либеральная позиция историка, четко
определившаяся в начавшейся революции 1905 г., усложнила положение В. О.
Ключевского в Духовной академии. Привлеченный к работе комиссии по делам
печати и учреждения Государственной думы, В. О. Ключевский выступал за
буржуазные принципы свободы печати (в частности и от духовной цензуры),
настаивал на законодательном статуте Думы и бессословном порядке выборов в
нее. В марте 1906 г. от партии кадетов он попытался баллотироваться в
Сергиевом Посаде в I Государственную думу, но избиратели его не поддержали.
В результате с конца 1905 г. у В. О. Ключевского начались открытые
столкновения с руководством Духовной академии и реакционно настроенной
профессурой. Через год, в сентябре 1906 г., В. О. Ключевский подал в
отставку и, несмотря на многолюдные сходки студентов, требовавших
продолжения его преподавания, был оставлен только в звании почетного члена
академии. Но в это же десятилетие В. О. Ключевский оказался лектором еще
одного учебного заведения — Училища живописи, ваяния и зодчества. Общение с
молодыми художниками помогло ученому проникаться в художественные облики
исторических, деятелей и создавать жанровые сцены. Среди его слушателей там
было немало будущих выдающихся художников, и сохранилось даже мнение, что В.
А. Серов создал свой знаменитый эскиз «Петр I» под впечатлением лекций В. О.
Ключевского о Петре I и его эпохе.
Концепция исторического процесса в России, отраженная В. О. Ключевским в «Курсе
русской истории», противостояла взглядам государственной школы русских
историков второй половины Х|Х в., концентрировавших первостепенное внимание на
роли государства в истории общества и проблеме его управления часто в чисто
правовом аспекте. Но не только в этом заключалось значение «Курса». Все
предшествовавшие В. О. Ключевскому русские историки, издававшие труды с
систематическим изложением истории России, придерживались фактологического или
проблемно-фактологического изложения. Весь огромный опыт лекционной
деятельности помог В. О. Ключевскому порвать с этой традицией. Его «Курс» был
первой и, к сожалению, до настоящего времени единственной попыткой проблемного
подхода к изложению российской истории. Кроме того, опыт чтения курсов и по
всеобщей истории привел его к отрицательному отношению к устоявшемуся взгляду
об исключительно самобытном характере исторического пути России. В. О.
Ключевский ставил вопрос об общеисторическом процессе, в котором каждая
«местная» история имеет своеобразие, но она «дает готовый и наиболее обильный
материал для исторической социологии»[13]
, так как «успехи людского общежития, приобретения культуры или цивилизации...
созданы совместными или преемственными усилиями всех культурных народов, и ход
их накопления не может быть изображен в тесных рамках какой-либо местной
истории...»[14]. Скептик по натуре и
взыскательно осторожный ученый, В. О. Ключевский не видел возможности в
ближайшем будущем определить закономерности исторического процесса, но сама
постановка проблемы об общих законах истории человечества весьма показательна
для уровня его научного видения.
В «Курсе русской истории» и в отдельных статьях В. О. Ключевский создал
целую галерею многоликих образов царствовавших в России монархов. Делалось
это им отнюдь не из-за верноподданнических побуждений. Внимательный читатель
обратит внимание на сугубо личностные их оценки. В отечественной
историографии без малого два столетия идет спор о личности Ивана Грозного.
Его страшная деятельность объяснялась по-разному — патологией, дурным
воспитанием, внутренней борьбой за трон, политической борьбой царя вместе с
дворянством против боярства, т. е. феодальной аристократией; в последнее
время упрочилось мнение о том, что все ужасы второй половины XVI в. были
порождены террором диктатуры феодального класса (как дворянства, так и
боярства) во главе с царем во имя утверждения самодержавия как политической
системы, что отвечало взглядам и наклонностям самого Ивана IV. В, О. I
Ключевский в этом споре отказывался видеть в Иване IV политического деятеля,
коль скоро он подчинил потребности государственной жизни капризу личного
самовластья. Так В. О. Ключевский сводил разыгравшуюся трагедию страны к
личным качествам правителя.
Долго и сложно складывался у В.О. Ключевского образ Петра I. До начала XX в. В.
О. Ключевский развивал мысль С. М. Соловьева об исторической обусловленности
деятельности Петра I как «вождя», почувствовавшего потребности народа и
творившего свои преобразования совместно с народом. Правда, в отличие от С. М.
Соловьева В. О. Ключевский был далек от панегирика и неоднозначно рассматривал
итоги реформ Петра I, отмечая несоответствие между их замыслом и результатами.
При этом, как видно из статьи «Петр Великий среди своих сотрудников», В. О.
Ключевский интересно ставил вопрос о нравственно-воспитательном влиянии на
окружающих и народ Петра I с его неослабным чувством долга и напряженной
мыслью, об общем благе. Однако в начале XX в. в «Курсе русской истории», В. О.
Ключевский все более критически стал подходить к анализу, реформ Петра I и их
последствий для народа. Он писал о перенапряжении народных сил, сковывании
народного труда и жизни. В результате все более отчетливо проявлялась
антимонархическая и антидворянская общественная позиция В. О. Ключевского, а
«Курс русской истории» все более приобретал социальную направленность,. В. О.
Ключевский верно подметил, что бюрократизация вела к массовому казнокрадству и
иным должностным преступлениям, и изменял свой взгляд на окружающих Петра I;
если ранее он видел в них сотрудников Петра I, то в «Курсе русской истории»
они выступали в роли его дворцовых слуг. В этой связи В. О. Ключевский
считал возможным высказать резко отрицательное отношение к самодержавию как
политической системе. «Самовластие само по себе противно как политический
принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с
лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с
самопожертвованием»,— заключал В. О. Ключевский характеристику Петра I и его
эпохи и как бы извиняя самодержца за его благие побуждения и стремления.
[15] Об изменении во взглядах В. О. Ключевского на Петра I можно судить и по
его многочисленным афоризмам. Пожалуй, никому из царствующих особ он не уделял
в них столько внимания, сколько Петру I за самодурство, деспотизм, нежелание
понимать народ ради достижения поставленных задач и т. п.
Более чем кому-либо В.О. Ключевский уделил место в своих историографических
работах С. М. Соловьеву. Дело заключалось не столько в уважительной памяти
ученика к учителю, сколько в стремлении В. О. Ключевского показать в различных
аспектах значимость С. М. Соловьева на определенном, причем уже прошедшем,
этапе истории исторической науки. В. О. Ключевский, начиная со студенческих
лет, никогда безоговорочно не был последовательным учеником С. М. Соловьева. В
работах Соловьева Ключевского привлекала идея закономерного эволюционного
исторического процесса, но он, как указывалось, в противовес рассмотрению
преемственности лишь политических форм разрабатывал методологически иную
концепцию исторического процесса. Еще в 1377г. в своей журнальной
статье «Двадцатипятилетие Истории России С М. Соловьева», отмечая
четвертьвековую дату начала выхода знаменитого труда, В. О. Ключевский так
оценивал его значение: «В ряду писателей, предпринимавших труд написать
историю России, С. М. Соловьева можно назвать первым, который с успехом
попытался взглянуть на явления нашей истории просто и трезво»
[16]; В. О. Ключевский противопоставлял С. М. Соловьева Н. М. Карамзину,
который в своей попытке создать подобный труд, «руководясь эстетическими и
моралистическими задачами историка, останавливался преимущественно на
явлениях, поражавших чувство или воображение, и часто не знал, как оценить и
куда девать факты, в которых оказывались самые сильные биения пульса народной
жизни. Много читавший и изучавший, Карамзин обо многом недостаточно размышлял»
[17].
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
v Карамзин Н.М. Предания веков. Г.П. Макогоненко, М., «Правда», 1988
v Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. С.С. Дмитриев, М.,
«Правда», 1989
v Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. В.А.
Александров, М., «Правда», 1990
[1] Соловьев С.М. Избранные труды. Записки. М., 1983, с.250.
[2] Барсуков Н. Жизнь и труды М.П. Погодина. Книга 7. СПб., 1983, с.337.
[3] Фет А.А. Ранние годы моей жизни. ((
Аполлон Григорьев. Воспоминания. Л., 1980, с.317.
[4] Чичерин Б.Н. Воспоминания. Московский университет. М., 1929, с.201-202.
[5] Бестужев-Рюмин К.Н. Биографии и характеристики. СПб., 1882, с.256-257.
[6] Ключевский В.О. Сочинения. В 8 т. Т.8. М., 1959, с.239,255,259.
[7] Биографический словарь профессоров и
преподавателей императорского Московского университета 1755-1855 гг. Ч.II, М.,
1855, с.434
[8] Соловьев С.М. Избранные труды. Записки. М., 1983, с.326
[9] Соловьев С.М. Избранные труды. Записки. М., 1983, с.323
[10] Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн.1. М., 1988, с.51.
[11] Соловьев С.М. Собрание сочинений.
Издательство «Общественная польза», СПб. Б.г. Стб.761.
[12] Ключевский В.О. Письма. Дневники.
Афоризмы и мысли об истории. М., 1968, с.394.
[13] Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1987, Т.I, с.36.
[14] Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1987, Т.I, с.35.
[15] Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1989, Т.4, с.203, 204.
[16] Ключевский В.О. Сочинения. М., 1959, Т.VII, с.465, 466.
[17] Ключевский В.О. Сочинения. М., 1959, Т.VII, с.466.
Страницы: 1, 2
