Реферат: Императрица Екатерина Вторая
ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА II
Манифест Екатерины II от 6 июля 1762 г. возвестил о новой силе, имевшей
впредь направлять государственную жизнь России. Доселе единственным
двигателем этой жизни, признанным в единственном основном законе империи, в
уставе Петра Великого о престолонаследии, была всевластная воля государя,
личное усмотрение. Екатерина объявила в манифесте, что самодержавное
самовластие само по себе, без случайной, необязательной узды добрых и
человеколюбивых качеств есть зло, пагубное для государства. Торжественно были
обещаны законы, которые указывали бы всем государственным учреждениям пределы
их деятельности. Как проводилось в государственную жизнь возвещенное начало
законности, в этом интерес царствования Екатерины II и ее преемников; как
случилось, что именно Екатерине II пришлось возвестить это начало, в этом
интерес ее личности, ее судьбы и характера.
Июньский перевор от 1762 г. сделал Екатерину II самодержавной русской
императрицей. С самого начала XVIII в. носителями верховной власти у нас были
люди, либо необычайные, как Петр Великий, либо случайные, каковы были его
преемники и преемницы, даже те из них, кого назначала на престол в силу
закона Петра 1 предыдущая случайность, как было с ребенком Иваном VI и с
Петром III. Екатерина II замыкает собою ряд этих исключительных явлений
нашего во всем не упорядоченного XVIII в.: она была последней случайностью на
русском престоле и провела продолжительное и необычайное царствование,
создала целую эпоху в нашей истории. Далее пойдут уже царствования по
законному порядку и в духе установившегося обычая.
Ее происхождение.
Екатерина по матери принадлежала к голштейн-готторпскому княжескому роду,
одному из многочисленных княжеских родов Северной Германии, а по отцу - к
другому тамошнему же и еще более мелкому владетельскому роду-ангальт-
цербстскому. Отец Екатерины, Христиан Август из цербст-дорнбургской линии
ангальтского дома, подобно многим своим соседям, мелким северогерманским
князьям, состоял на службе у прусского короля, был полковым командиром,
комендантом, а потом губернатором города Штеттина, неудачно баллотировался в
курляндские герцоги и кончил свою экстерриториальную службу прусским
фельдмаршалом возведенный в это звание по протекции русской императрицы
Елизаветы. В Штеттине и родилась у него (21 апреля 1729 г.) дочь Софья-
Августа, наша Екатерина. Таким образом, эта принцесса соединяла в своем лице
два мелких княжеских дома северо-западной Германии. Эта северо-западная
Германия представляла в XVIII в. любопытный во многих отношениях уголок
Европы. Здесь средневековый немецкий феодализм донашивал тогда сам себя, свои
последние династические регалии и генеалогические предания. С бесконечными
фамильными делениями и подразделениями, с принцами брауншвейг-люнебургскими и
брауншвейг-вольфенбюттельскими, саксен-гомбургскими, саксен-кобургскими,
саксен-готскими и саксен-кобург-готскими, мекленбургшверинскими, мекленбург-
стрелицкими, шлезвиг-голштейнскими, голштейн-готторпскими и готторп-
эйтинскими, ангальт-дессаускими, ангальт-цербстскими и цербст-дорнбургскими
это был запоздалый феодальный муравейник, суетливый и в большинстве бедный,
донельзя перероднившийся и перессорившийся, копошившийся в тесной обстановке
со скудным бюджетом и с воображением, охотно улетавшим за пределы тесного
родного гнезда. В этом кругу все жило надеждами на счастливый случай,
расчетами на родственные связи и заграничные конъюнктуры, на желанные
сплетения неожиданных обстоятельств. Потому здесь всегда сберегались в
потребном запасе маленькие женихи, которые искали больших невест, и бедные
невесты, тосковавшие по богатым женихам, наконец, наследники и наследницы,
дожидавшиеся вакантных престолов. Понятно, такие вкусы воспитывали
политических космополитов, которые думали не о родине, а о карьере и для
которых родина была везде, где удавалась карьера. Здесь жить в чужих людях
было фамильным промыслом, служить при чужом дворе и наследовать чужое-
династическим заветом. Вот почему этот мелкокняжеский мирок- получил в XVIII
в. немаловажное международное значение: отсюда не раз выходили маленькие
принцы, игравшие иногда крупные роли в судьбах больших европейских держав, в
том числе и России. Мекленбург, Брауншвейг, Голштиния, Ангальт-Цербст
поочередно высылали и к нам таких политических странников-чужедомов в виде
принцев, принцесс и простых служак на жалованье. Благодаря тому что одна из
дочерей Петра Великого вышла за герцога голштинского, этот дом получил
значение и в нашей истории. Родичи Екатерины по матери, прямые и боковые, с
самого начала XVIII в. либо служили на чужбине, либо путем браков искали
престолов на стороне. Дед ее (по боковой линии) Фридрих Карл, женатый на
сестре Карла XII шведского, в начале Северной войны сложил голову в одном
бою, сражаясь в войсках своего шурина. Один ее двоюродный дядя, сын этого
Фридриха Карла, герцог Карл Фридрих женился на старшей дочери Петра 1 Анне и
имел неудачные виды на шведский престол. Зато сына его, Карла Петра Ульриха,
родившегося в .1728 г. и рождением своим похоронившего мать, шведы в 1742 г.,
при окончании неудачной войны с Россией, избрали в наследники шведского
престола, чтобы этой любезностью задобрить его тетку, русскую императрицу, и
смягчить условия мира; но Елизавета уже перехватила племянника для своего
престола, а вместо него навязала шведам не без ущерба для русских интересов
другого голштинского принца - Адольфа-Фридриха, родного дядю Екатерины,
которого русское правительство прежде проводила уже в герцоги курляндские.
Другой родной дядя Екатерины из голштинских - Карл был объявлен женихом самой
Елизаветы, когда она была еще цесаревной, и только скорая смерть принца
помешала ему стать ее мужем. Ввиду таких фамильных случаев один старый
каноник в Брауншвейге мог, не напрягая своего пророческого дара, оказать
матери Екатерины: "На лбу вашей дочери я вижу по крайней мере три короны".
Мир уже привыкал видеть в мелком немецком княжье головы, которых ждали чужие
короны, остававшиеся без своих голов.
терина уговорила родителей решиться на эту поездку. Однажды ее пригласила
Елизавета. И вот, окутанные глубокой тайной, под чужим именем, точно
собравшись на недоброе дело, мать с дочерью спешно пустились в Россию и в
феврале представились в Москве Елизавете. Весь политический мир Европы дался
диву, узнав о таком выборе русской императрицы. Тотчас по приезде к Екатерине
приставили учителей закона божия, русского языка и танцев - это были три
основных предмета высшего образования при национально-православном и
танцевальном дворе Елизаветы. Еще не освоившись с русским языком, заучив
всего несколько расхожих фраз, Екатерина затвердила, "как
попугай",составленное для нее исповедание веры и месяцев через пять по
приезде в Россию при обряде присоединения к православию произнесла это
исповедание в дворцовой церкви внятно и громко, нигде не запнувшись; ей дано
былоправославное имя Екатерины Алексеевны в честь матери императрицы. Это
было первое торжественное ее выступление на придворной сцене, вызвавшее общее
одобрение и даже слезы умиления у зрителей, но сама она, позамечанию
иноземного посла, не проронила слезинк и держалась настоящей героиней.
Императрица пожаловала новообращенной аграф и складень бриллиантовый в
несколько сот тысяч рублей. На другой день, 29 июня 1744 г., чету обручили, а
в августе 1745 г. обвенчали отпраздновав свадьбу 10-дневными торжествами,
перед которыми померкли сказки Востока.
Образ действий Екатерины.
Это был минутный упадок духа перед невзгодами жизни. ^Но Екатерина явилась в
Россию со значительной подготовкой ко всякщ
житейским невзгодам. В ранней молодости она много видела. Родившись в
Штеттине, она подолгу живала на попечении бабушки в Гаадбурге, бывала и
Брауншвейгев Киле и в самом Берлине, где видела двор прусокого короля. Все
это помогло ей собрать обильный запас наблюдений и опытов, развило в ней
житейскую сноровку, прв
вычку распознавать людей, будило размышление. Может быть, эта житейская
наблюдательность и вдумчивость при ее природной живости была причиной и ее
ранней зрелости: в 14 лет она казалась уже взрослой девушкой и поражала всех
высоким ростом и развитостью не по летам. Екатерина получила воспитание,
которое рано освободило ее от излишних предрассудков, мешающих житейским
успехам. В то время Германия была наводнена французскими гугенотами,
бежавшими из отечества после отмены Нантского эдикта Людовиком ХIV. Эти
эмиггранты принадлежали большею частью к трудолюбивому французскому
мещанству; они скоро захватили в свои руки городские ремесла Германии и
начали овладевать воспитанием детей в высших кругах немецкого общества.
Екатерину обучали закону божию и другим предметам французский придворный
проповедник патер Перар, ревностный служитель папы, лютеранские пасторы Дове
и Вагнер, которые презирали папу, школьный учитель
кальвинист Лоран, который презирал и Лютера и папу, а когда она приехала в
Петербург, наставником ее в греко-российской вере назначен был православный
архимандрит Симон Тодорский, который со своим богословским образованием,
довершенным в немецком университете, мог только равнодушно относиться и к
папе, и к Лютеру, и к Кальвину, ко всем вероисповедным делителям единой
христианской истины. Можно понять, какой разнообразный запас религиозных
миросозерцаний и житейских взглядов можно было набрать при столь
энциклопедическом подборе вероучителей. Это разнообразие, сливавшееся в
бойкой 15-летней голове в хаотическое религиозное безразличие, очень
пригодилось Екатерине, когда в ней, заброшенной к петербургскому двору
ангальт-цербст-годштинской судьбой и собственным честолюбием, по ее словам,
среди непрерывных огорчений "только надежда или виды не на небесный венец, а
именно на венец земной поддерживали дух и мужестве". Для осуществления этих
видов понадобились все наличные средства, какими ссудили ее природа и
воспитание и какие она приобрела собственными усилиями. В детстве ей
твердили, и она сама знала с семи лет, что она очень некрасива, даже совсем
дурнушка, но знала и то, что она очень умна. Поэтому недочеты наружности
предстояло восполнять усиленной разработкой духовных качеств. Цель, с какой
она
ехала в Россию, дала своеобразное направление этой работе. Она решила, что
для осуществления честолюбивой мечты, глубоко запавшей в ее душу, ей
необходимо всем нравиться, прежде всего мужу, императрице и народу. Эта
задача сложилась уже п 15-летней голове в целый план, о котором она говорит
приподнятым тоном, не без религиозного одушевления, как об одном из важнейших
дел своей жизни, совершавшемся не без воли провидения. План составлялся, по
ее признанию, без чьего-либо участия, был плодом ее ума и души и никогда не
выходил у нее из виду: "Все, что я ни делала, всегда клонилось к этому, и вся
моя жизнь была изысканием средств, как этого достигнуть". Для этого .она не
щадила ни своего ума, ни сердца, пуская в оборот все средства от искренней
привязанности до простой угодливости. Задача облегчалась тем, что она хотела
нравиться людям независимо как от их достоинств, так и от своего внутреннего
к ним отношения; умные и добрые были благодарны ей за то, что она их понимает
и ценит, а злые и глупые с удовольствием замечали, что она считает добрыми и
умными; тех и других она заставляла думать о ней лучше, чем она думала о них.
Руководясь такой тактикой, она обращалась со всеми как можно лучше и
старалась снискать себе расположение всех вообще, больших и малых, или по
крайней мере смягчить неприязнь людей, к ней не расположенных, поставила себе
за правило думать, что она во всех нуждается, не держа никакой партии, ни во
что не вмешивалась, всегда показывала веселый вид, была предупредительна,
внимательна и вежлива со всеми, никому не давая предпочтения и оказывала
великую почтительность матушке, которую любила, беспредельную покорность
императрице, над которой смеялась, отличное внимание к мужу, которого
презирала, - "одним словом, всеми средствами старалась снискать расположение
публики", к которой одинаково причисляла и матушку, и императрицу, и мужика.
Поставив себе за правило нравиться людям, с какими приходилось жить, она
усваивала их образ действий, манеры, нравы и ничем не пренебрегала, чтобы
хорошенько освоиться с обществом, в которое втолкнула ее судьба. Она вся
превратилась, по ее словам, в зрителя весьма старательного, весьма скромного
и даже видимо равнодушного, между тем прибегала к расспросам и обслуги,
обоими ушами слушала россказни словоохотливых каммер-фрау, знавшей
соблазнительную хронику в придворных русских фамилий со времен Петра Великого
и даже раньше, запаслась отнес множеством анекдотов весьма пригодившихся ей
для познания окружавшего общества, наконец, не брезговала даже
подслушиванием.
Во время продолжительной и тяжкой болезни вскоре по приезде в Россию
Екатерина привыкла лежать с закрытыми глазами; думая, что она спит,
приставленные к ней придворные женщины, не стесняясь, делились друг-другом
россказнями, из которых она, не-разрушая заблуждения, узнавала много такого,
чего никогда не узнала бы без такой уловки. "Я хотела быть русской, чтобы
русские ме-ия любили". По усвоенному ею способу нравиться это значило и жить
по-русски, т.е. как жили пресмыкавшиеся перед ней русские придворные. В
первое вредмя ее словам, она "с головой окунулась" во все дрязги двора, где
игра и туалет наполняли день, стала много
заботиться о нарядах, вникать в придворные сплетни,азартно играть и сильно
проигрываться, наконец, заметив, что при дворе все любят подарки от
последнего лакея до великого князя-наследника, принялась сорить деньгами
направо и налево; стоило кому похвалить при
ней что-нибудь, ей казалось уже стыдно этого не подарить. Назначенных ей на
личные расходы 30 тыс. руб. не хватало, и она входила в долги, за что
получала обидные выговоры от императрицы. Она занимала десятки тысяч даже с
помощью английского посла, что уже было близко к политическому подкупу, и к
концу жизни Ели-
заветы довела свой кредит до такого истощения, что не на что стало сшить
платья к рождеству. К тому времени по ее смете, не считая принятых ею на себя
долгов матери, она задолжала свыше полумиллиона не менее 3 млн. руб. на наши
деньги-"страшная сумма", "кото-
рую я выплатила по частям лишь по восшествии своем на престол". Она прилагала
свое правило и к другой хорошо подмеченной ею особенности елизаветинского
двора, где религиозное чувство сполна разменялось на церковные повинности,
исполняемые за страх или из приличия, подчас не без чувствительности, но и
без всякого беспокойства для совести. С самого прибытия в Россию она прилежно
изучала обряды русской церкви, строго держала посты, много и усердно
молилась, особенно при людях, даже иногда превосходя в этом желания набожной
Елизаветы, но страшно сердя тем своегомужа. В первый год замужества Екатерина
говела на первой неделе
великого поста. Императрица выразила желание, чтобы она постилась и вторую
неделю. Екатерина ответила ей просьбой позволить ей есть постное все семь
недель. Не раз заставали ее перед образами с молитвенником в руках. Как ни
была она гибка, как ни гнулась под русские придворные нравы и вкусы,
окружающие чувства давали ей понять, что она им не ко двору, не их поля
ягода. Ни придворные развлечения, ни осторожное кокетство с придворными
кавалерами, ни долгие остановки перед зеркалом, ни целодневная езда верхом,
ни летние охотничьи блуждания с ружьем на плече по прибрежьям под Петергофом
или Ораниенбаумом не заглушали чувства скуки и одиночества, просыпавшегося в
ней в минуты раздумья. Покинуть родину для далекой страны, где надеялась
найти второе отечество, и очутится средя людей одичалых и враждебных. В
первое время Екатеринами плакала втихомолку. Но всегда готовая к борьбе и
самообороне, она не хотела сдаваться. Она читала и читала В то же время она
прочитала множество русских книг, какие могла достать, не пугаясь очень
трудных по неуклюжему изложению. Екатерина превращала свой спорт в регулярную
работу, а работу любила доводить до крайнего напряжения сил, терпеливо
коротала долгие часы в своей комнате за Барром или Байлем, как летом в
Ораниенбауме по целым утрам блуждала с ружьем на плече или по 13 часов в
сутки скакала верхом. Ее непугало переутомление. Словно она пробовала себя,
делала смотр своим силам, физическим и умственным: ее как будто занимало в
чтении не столько содержание читаемого, сколько упражнение внимания,
гимнастика ума. И она изощрила свое внимание, расширила емкость своей мысли,
без труда прочитала даже "Дух законов" Монтескье, вышедший в том же 1748 г.,
не швырнула его, зевая, со словами, что это хорошая книга, как прежде
поступала она с другой книгой того же писателя, а "Анналы" Тацита своей
глубокой политической печалью произвели даже необыкновенный переворот в ее
голове, заставив ее видеть многие вещи в черном свете и углуб ляться в
интересы, которыми движутся явления, проно-
сящиеся перед глазами. Испытания и успехи. Но Екатерина не могла корпеть над
своими учеными книгами спокойной академической
отшельницей: придворная политика, от которой ее ревниво и грубо отталкивали,
задевала ее за живое, била прямо по чувству.личной безопасности. Ее выписали
из Германии с единственной целью добыть для русского престола запасного
наследника на всякий случай при физической и духовной неблагонадежности
штатного, целых 9 лет, не могла она исполнить этого и за такое замедление
потерпела немало горестей. Впрочем, и рождение великого князя Павла (20 а
1754 г.) не заслужило ей приличного с ней обращения Напротив, с ней стали
поступать, как с человеком исполнившим заказанное дело и ни на что более
нейгодного. Новорожденного как государственную собственность через час
отобрали от матери и впервые показали ей спустя 40 дней. Больную,
заливавшуюся слезами стенавшую, бросили одну без призора в дурном проеме
между дверьми и плохо затворявшимися окнами, не переменяли ей белья, не
давали пить. В это время князь на радостях пил со своей компанией, едва раз
очнувнувшись у жены, чтобы сказать ей, что ему незачем оставаться.
Страницы: 1, 2
