Социальный процесс, определяющий образ жизни индивида, то есть его отношение к другим людям и труду, формирует и изменяет его характер; новые идеологии – религиозные, философские или политические – возникают из этого нового склада характера и апеллируют к нему же, тем самым усиливая его и стабилизируя; вновь сформированный склад характера в свою очередь становится важным фактором дальнейшего экономического развития и влияет на процесс общественного развития; возникая и развиваясь как реакция на угрозу со стороны новых экономических сил, этот новый склад характера постепенно сам становится производительной силой, способствующей развитию нового экономического строя.
Глава 4. Два аспекта свободы для современного человека
Новые религиозные доктрины были ответом на психологические запросы, возникшие в результате крушения средневековой социальной системы и зарождения капитализма. Основное внимание при анализе было обращено на проблему свободы в ее двойном смысле: было показано, что свобода от традиционных уз средневекового общества – хотя и давала индивиду новое чувство независимости – заставляла его ощутить одиночество и изоляцию, наполняла его сомнениями и тревога, вынуждала его к новому подчинению и к лихорадочной, иррациональной деятельности.
Структура современного общества воздействует на человека одновременно в двух направлениях: но все более независим, уверен в себе, критичен, но и все более одинок, изолирован и запуган.
Хотя человек избавился от многих старых врагов свободы. В то же время появились новые враги; причем этими врагами становятся не столько разного рода внешние препоны, сколько внутренние факторы, блокирующие полную реализацию свободы личности.
Мы гордимся тем, что в своем образе жизни человек теперь не зависит от
внешних властей, уже не диктующих ему, что делать и чего не делать. Но не
замечаем роли таких анонимных авторитетов, как общественное мнение и
«здравый смысл», которые так сильны именно потому, что мы готовы вести себя
в соответствии с ожиданиями остальных, что мы внутренние боимся как-то
отличаться от них. Мы забываем. Что проблема свободы является не только
количественной, но и качественной.
Протестантство дало толчок духовному освобождению человека. Капитализм продолжил это освобождение в психологическом, социальном и политическом плане. Экономическая свобода была основой этого развития, а средний класс – его поборником. Индивид не был больше связан жесткой социальной системой, основанной на традициях и почти не оставлявшей возможностей для личного продвижения за пределы традиционных границ.
Вершиной этой эволюции политической свободы явилось современное демократическое государство, основанное на принципе равенства всех людей и равного права каждого участвовать в управлении через выборные представительные органы. При этом предполагается, что каждый человек способен действовать в соответствии с собственными интересами, в то же время имея в виду благо всей нации.
Капитализм не только освободил человека от традиционных уз, но и внес громадный вклад в развитие позитивной свободы, в развитие активной, критической и ответственной личности.
Однако это лишь одна сторона воздействия капитализма на развитие свободы. Другая состоит в том, что капитализм сделал индивида еще более одиноким, изолированным, подверженным чувству ничтожности и бессилия.
Чтобы разъяснить этот тезис, напомним сначала факт, уже упомянутый в
предыдущей главе: в средневековой системе капитал был слугой человека, в
современной – стал его хозяином. В средневековом мире экономическая
деятельность была лишь средством достижения цели; целью являлась сама жизнь
или – как это понималось католической церковью – спасение души человека.
Экономическая деятельность, направленная на получение прибыли ради самой
прибыли, показалась бы средневековому мыслителю столь же бессмысленной,
сколь бессмысленным кажется сейчас отсутствие такой деятельности.
Как мы показали в предыдущей главе, один из главных тезисов Лютера состоял в том, что человек порочен по своей природе и, следовательно, его усилия бесполезны. Кальвин точно так же подчеркивал греховность человека и построил всю свою систему на идее, что человек должен до последней степени смирить свою гордыню и – больше того – что целью человеческой жизни является исключительно слава господня, а собственных целей у человека быть не должно.
Это неудивительно: в любом обществе дух культуры в целом определяется духом господствующих в этом обществе групп. Отчасти это происходит потому, что эти группы контролируют систему воспитания, школу, церковь, прессу, театр и таким образом имеют возможность внушать свои идеи всему населению; но, кроме того, эти властвующие группы обладают и таким престижем, что низшие классы более чем готовы принять их ценности, подражать им, психологически отождествлять себя с ними. До сих пор мы утверждали, что капиталистический способ производства превратил человека в инструмент для достижения надличностных экономических целей и усилил тот дух аскетизма, индивидуальной ничтожности, который был подготовлен Реформацией. Этот тезис, однако, противоречит тому факту, что современный человек, очевидно, побуждается к деятельности отнюдь не аскетизмом и не жертвенностью, а, напротив, крайним эгоизмом и своекорыстием.
Мышление Лютера и Кальвина – как и мышление Канта и Фрейда – основано
на предположении, что эгоизм и любовь к себе – это понятия идентичные.
Любить другого – добродетель, любить себя – грех; и вообще любовь к другим
и любовь к себе друг друга исключают.
Эгоизм – это не любовь к себе, а прямая ее противоположность. Он коренится именно в недостатке любви к себе.
Мы столкнулись с противоречием: современный человек полагает, что его
поступки мотивируются его интересами, однако на самом деле его жизнь
посвящена целям, которые нужны не ему, то есть в соответствии с убеждением
Кальвина, что единственной целью человеческого существования должна быть
слава господня, а отнюдь не человек.
Людьми управляют экономические кризисы, безработица, войны. Человек
построил свой мир; он построил дома и заводы, производит автомашины и
одежду, выращивает хлеб и плоды. Но он отчужден от продуктов своего труда,
он больше не хозяин построенного им мира, наоборот, этот мир, созданный
человеком, превратился в хозяина, перед которым человек склоняется, пытаясь
его как-то умилостивить или по возможности перехитрить. Чувства изоляции и
беспомощности еще более усиливаются новым характером человеческих
взаимоотношений. Конкретные связи одного индивида с другим утратили ясный
человеческий смысл, приобрели характер манипуляций, где человек
используется как средство. Не только экономические, но и личные отношения
между людьми приобрели тот же характер отчуждения; вместо человеческих
отношений они стали напоминать отношения вещей. Но, может быть, ни в чем
этот дух отчуждения не проявился так сильно и разрушительно, как в
отношении индивида к самому себе. Человек продает не только товары, он
продает самого себя и ощущает себя товаром. И – как со всяким всяки другим
товаром – рынок решает, сколько стоят те или иные человеческие качества, и
даже определяет само их существование. Если качества, которые может
предложить человек, не пользуются спросом, то у него нет вообще никаких
качеств; точно так же товар, который нельзя продать, ничего не стоит, хотя
и обладает потребительной стоимостью. Таким образом, уверенность в себе,
«чувство собственного достоинства» превращаются лишь в отражение того, что
думают о человеке другие. У него нет никакой уверенности в собственной
ценности, не зависящей от его популярности и рыночного успеха. Если на него
есть спрос, то он считает себя «кем-то»; если же он непопулярен, он и в
собственных глазах попросту никто.
Как мы видим, новая свобода, которую принес индивиду капитализм,
усугубила воздействие, уже оказанное религиозной свободой протестанства.
Индивид стал еще более одинок; стал инструментом в руках подавляюще
превосходящих сил, внешних по отношению к нему; он стал «индивидом», но
индивидом неуверенным и запуганным. Некоторые факторы помогали ему
справиться с внешним проявлением его внутренней неуверенности. Прежде всего
его «я» могло опереться на обладание какой-то собственностью.
Другие факторы, на которые опиралось «я», - это престиж и власть.
Для тех, у кого не было ни собственности, ни социального престижа, источником личного престижа становилась семья. Там индивид мог ощутить, что он «кто-то». Жена и дети ему подчинялись, он играл главную роль на домашней сцене и наивно воспринимал эту роль как сове естественное право. В социальном плане он мог быть никем, зато дома царствовал.
Эти последние факторы на самом деле усиливали личность и вели к
развитию индивидуальности, независимости и рациональности. «Поддерживающие»
факторы лишь помогали компенсировать неуверенность и беспокойство; они не
излечивали, а только залечивали эти недуги, маскировали их и тем самым
помогали индивиду не испытывать свою ущербность. Однако чувство
уверенности, основанное на поддерживающих факторах, всегда было лишь
поверхностным и сохранялось, лишь пока и поскольку эти факторы продолжали
существовать. В философской мысли Нового времени мы находим такое же
переплетение двух главных аспектов свободы, как и в теологических доктринах
Реформации. Так, для Канта и Гегеля независимость и свобода индивида
являются центральными постулатами их систем, однако они заставляют индивида
подчиниться целям всемогущего государства. Философы периода Французской
революции, а в XIX веке Фейербах, Маркс, Штирнер и Ницще снова
бескомпромиссно выразили мысль, что индивид не должен быть подчинен никаким
внешним целям, чуждым его собственному развитию и счастью. Однако в том же
XIX и начало XX века показали наивысшее развитие свободы в ее позитивном
смысле. Не только средний класс, но и рабочий класс превратился в
независимого и активного представителя новой свободы, борясь за собственные
цели и в то же время за общие цели всего человечества.
С переходом капитализма в монополистическую фазу более весомы стали
факторы, ослабляющие личностью Чувства бессилия и одиночества усилились,
«свобода» индивида от всех традиционных связей стала более явственной, его
возможности личного экономического успеха сузились. Он ощущает угрозу со
стороны гигантских сил. Мелкий или средний предприниматель до сих пор
боролся с равными, но в конкурентной борьбе с монополиями он стоит против
гигантов.
Незначительность индивида в наше время относится не только к его роли в качестве предпринимателя, служащего или рабочего, но и к его роли в качестве потребителя. В последние десятилетия эта роль коренным образом изменилась. Клиент, приходивший в магазин, где хозяином был отдельный независимый торговец. привлекал специальное внимание; его покупка была важна для владельца магазина; покупателя принимали там как значительную персону, его желания изучались. Как индивид он ничего не значит для универмага, он важен лишь как статическая «единица». Это положение еще более усугубляется методами современной рекламы.
Широкий сектор современной рекламы работает совершенно иначе. Реклама апеллирует не к разуму, а к чувству; как любое гипнотическое внушение, она старается воздействовать на свои объекты эмоционально, чтобы заставить их подчиниться интеллектуально.
В такой рекламе есть элемент мечты, воздушного замка, и за счет этого она приносит человеку определенное удовлетворение – точно так же, как и кино, - но в то же время усиливает его чувство незначительности и бессилия.
Это вовсе не значит, что реклама и политическая пропаганда открыто признают незначительность индивида. Совсем наоборот: они льстят индивиду, придавая ему важность в собственных глазах, они делают вид, будто обращаются к его критическому суждению, его способности разобраться в чем угодно. Но это лишь способ усыпить подозрения индивида и помочь ему обмануть самого себя в отношении «независимости» его решений. Растущее бессилие индивида усиливается и другими факторами. Экономическая и политическая сцена расширилась и усложнилась; человеку все труднее разобраться в происходящем. Угрозы, с которыми он сталкивается. Тоже возросли. Всеобщее чувство неуверенности усилилось из-за хронической безработицы миллионов людей.
Безработица усилила и угрозу старости. На многих производствах нужны только молодые люди – пусть и неквалифицированные, – которых можно без труда превратить в деталь машины, приспособленную для выполнения определенной операции.
Неоглядность городов, в которых индивид теряется; задания, высокие, как горы; непрерывная акустическая бомбардировка радио; газетные заголовки, сменяющиеся трижды в день и не дающие времени сообразить, что же на самом деле важно; ревю, в которых сотни девушек демонстрируют способность истребить свою индивидуальность и действовать с точностью механизма в огромной слаженной машине; бьющие ритмы джаза – все это лишь отдельные черты того общего положения вещей, при котором индивид противостоит не зависящим от него огромным величинам, ощущая себя песчинкой в сравнении с ними. Все, что он может, - это «пойти в ногу», как марширующий солдат или рабочий у конвейерной ленты. Он может действовать, но чувство независимости и собственной значимости он потерял.
Положение, в котором находится индивид в наши дни, предсказывали уже дальновидные мыслители прошлого века. Кьеркегор описал беспомощного индивида, раздираемого мучительными сомнениями, подавленного чувствами одиночества и ничтожности. Ницше наглядно изобразил приближающийся нигилизм, воплотившийся в нацизме, и написал портрет «сверхчеловека» как отрицание потерянного и ничтожного человека, какого он видел в действительности. Тема бессилия человека нашла наиболее яркое выражение в творчестве Франца Кафки. В своем «Замке» он изображает человека, который хочет войти в контакт с таинственными обитателями замка; предполагается, что они подскажут ему, как жить, укажут его место в мире. Вся его жизнь состоит из отчаянных попыток встретиться с ними, но это ему так и не удается; и он остается один с чувством полнейшей безнадежности и пустоты.
Одиночество, страх и потерянность остаются; люди не могут терпеть их вечно. Они не могут без конца влачить бремя «свободы от»; если они не в состоянии перейти от свободы негативной к свободе позитивной, они стараются избавиться от свободы вообще. Главные пути, по которым происходит бегство от свободы, - это подчинение вождю, как в фашистских странах, и вынужденная конформизация, преобладающая в нашей демократии.
ГЛАВА 5. МЕХАНИЗМЫ «БЕГСТВА».
Психологические механизмы, которые мы будем рассматривать в этой главе,
- это механизмы избавления «бегства», возникающие из неуверенности
изолированного индивида.
Некоторые из этих механизмов «бегства» не имеют особого социального
значения; ни встречаются в сколь-нибудь заметной форме лишь у людей с
серьезными психическими или эмоциональными расстройствами. В этой главе
Фромм будет говорить только о тех механизмах, которые важны в социальном
плане: их понимание является необходимой предпосылкой психологического
анализа социальных явлений, рассматриваемых в дальнейшем: с одной стороны,
фашистской системы, с другой – современной демократии.
Авторитаризм.
В первую очередь мы займемся таким механизмом бегства от свободы, который состоит в тенденции отказаться от независимости своей личности, слить свое «8» с кем-нибудь или с чем-нибудь внешним, чтобы таким образом обрести силу, недостающую самому индивиду. Другими словами, индивид ищет новые, «вторичные» узы взамен утраченных первичных.
Отчетливые формы этого механизма можно найти в стремлениях к подчинению
и к господству или – если использовать другую формулировку – в мазохистских
и садистских тенденциях, существующих и у невротиков, и у здоровых людей.
Эти тенденции представляют собой бегство от невыносимого одиночества.
Наиболее частные формы проявления мазохистских тенденций – это чувство собственной неполноценности, беспомощности, ничтожности. Жизнь в целом они ощущают как нечто подавляющее сильное, непреодолимое и неуправляемое.
В более тяжелых случаях, кроме тенденции к самоуничтожению и к подчинению внешним силам, проявляется еще и стремление нанести себе вред, причинить себе страдание.
Кроме мазохистских тенденций, наблюдается и прямо противоположные наклонности – садистские. 3 типа садистских тенденций:
1-й тип – стремление поставить других людей в зависимость от себя и приобрести полную и неограниченную власть над ними.
2-й тип – стремление эксплуатировать их, использовать и обкрадывать
(так сказать, заглатывать все, что есть в них съедобного).
3-й тип – стремление причинить другим людям страдания или видеть, как они страдают.
Садисту нужен принадлежащий ему человек, ибо его собственное ощущение силы основано только на том, что он является чьим-то владыкой. Напр.: садист совершенно очевидно «любит» тех, над кем ощущает власть.
Существует явление, доказывающее, что страдание и слабость могут быть целью человеческих стремлений: это – мазохистское извращение. Здесь мы обнаруживаем, что люди вполне сознательно хотят страдать – тем или иным образом, - и наслаждаются своим страданием.
В садистском извращении удовлетворение достигается с помощью соответствующих механизмов: через причинение другому человеку физической боли, унижение действием или словом.
Мазохистские и садомазохистские стремления помогают индивиду избавиться от невыносимого чувства одиночества и бессилия.
Все разнообразие формы мазохистских стремлений направлены к одному: избавиться от собственной личности, потерять себя; иными словами избавиться от бремени свободы.
Мазохистские стремления вызываются желанием избавиться от собственного
«я» со всеми его недостатками, конфликтами, риском, сомнениями и
невыносимым одиночеством.
Невротическая и рациональная деятельности.
В рациональной деятельности – результат соответствует мотивировке; человек действует для того, чтобы добиться какого-то определенного результата. В невротической – стимулы, по существу негативны: человек действует, чтобы избавиться от невыносимой ситуации.
Основное различие между мазохистским извращением и моральным мазохизмом состоит в том, что при извращении стремление отказаться от себя проявляется через тело и связывается с половым чувством. При моральном мазохизме это стремление овладевает человеком целиком, так что может разрушить все цели, к которым его «я» сознательно стремился.
Уничтожение собственного «я» и попытка за счет этого преодалеть невыносимое чувство бессилия – это только одна сторона мазохистских наклонностей. Другая – это попытка превратиться в часть большего и сильнейшего целого, попытка раствориться во внешней силе и стать ее частицей. Мазохист избавлен от принятия решений.
Все наблюдаемые формы садизма можно свести к одному основному стремлению: полностью овладеть другим человеком, превратить его в беспомощный объект своей воли, стать его абсолютным повелителем, его богом, делать с ним все, что угодно. Средства для этой цели – его унижение и порабощение.
