Реальная проблема, как для индивида, так и для его социального окружения возникает, когда та или иная поведенческая модель приобретает отчетливо выраженный ригидный характер. В этом случае даже те виды личностной активности, которые традиционно рассматриваются как просоциальные и альтруистичные (например, готовность оказывать помощь или проявлять заботу о младших), приобретают признаки компульсивной навязчивости и нередко вызывают у окружающих раздражение и отвержение. Индивиды же, в высокой степени ригидные, в такой ситуации, стремясь добиться одобрения, вместо изменения поведения с удвоенной энергией, снова и снова продолжают реализовывать вызывающую отвержение поведенческую модель.
Особенно отчетливо данная схема просматривается в таком достаточно универсальном и актуальном для практического социального психолога явлении, как проблемный или, как это достаточно часто обозначается на "профессиональном жаргоне", "мешающий" участник группы. Заметим, что под проблемностью в данном контексте понимается, прежде всего, деструктивное, с точки зрения групповой динамики, влияние подобного индивида на интрагрупповые процессы. Существует множество классификаций проблемных типов поведения в группе, однако все они так или иначе сводятся к шести основным категориям обозначенным Д. Ли как "говорун-террорист", "великий ворчун", "Фома неверующий", "цветочек", "шут", "конспиратор".
Вполне понятно, что "говорун-террорист" говорит без умолку, стремясь монополизировать внимание и время группы: "В своей наиболее утомительной форме это крикун, который занимает доминирующее положение в группе и является лидером любой дискуссии. В своем более мирном, но не менее опасном виде это болтун, который, о чем бы ни шла речь, всегда утверждает, что нечто подобное с ним уже случалось"[3]. Сама по себе высокая общительность индивида, равно как и стремление играть "первую скрипку" в процессе общения, обычно совершенно справедливо расценивается скорее в качестве позитивной как с точки зрения реализации личностных потребностей, в частности, потребности "быть личностью", так и с точки зрения социальной желательности. Эти качества становятся проблемными и начинают вызывать отторжение со стороны окружающих, если в силу ригидности индивида потребность в доминировании превращается для него в единственный мотив, а бесконечная болтовня в единственный способ социального взаимодействия.
"Великий ворчун" и близкий к нему тип "Фома неверующий" характеризуются на "профессиональном жаргоне" социальных психологов, специализирующихся в групповых тренингах как "негативисты", или "негативщики". Тем самым, достаточно точно обозначается тенденция тотального обесценивания всего происходящего в группе, являющаяся "стержнем" этих поведенческих моделей. Аналогично предыдущему типу, такие установки индивида существенно осложняют групповой процесс, если в силу ригидности они приобретают тотальный характер. Как отмечает Д. Ли, "некоторое количество конструктивной критики часто является движущей силой тренинга. Но такой любитель критики, как Великий Ворчун, создает для группы значительные трудности, так как он рассматривает каждую дискуссию как возможность обнародовать жалобы о своей компании, о людях, с которыми он работает, о тех условиях, в которых ему приходится трудиться.., на самом деле это может быть недовольство чем угодно. Если дать такому человеку шанс поговорить о наболевшем, его негативизм может полностью подавить энтузиазм остальной части группы. ... Фома неверующий — вариант Великого Ворчуна. Главное отличие состоит в том, что у Ворчуна обычно только одна или две проблемы, Фома же настолько циничен, что его скептицизм распространяется на все. Как и в случае с Ворчуном, если позволить проявиться его негативной установке, она может оказаться заразительной и повергнуть в мрачное и унылое состояние целую группу"[4].
По словам Д. Ли, "цветочек назван так потому, что, отделенный от группы и похожий на декоративное растение, он вносит очень маленький вклад в общую работу, разве что придает ей некоторый колорит"[5]. Если рассмотренные выше типы проблемного поведения в групповом контексте деструктивны, прежде всего, в плане интерперсонального взаимодействия, то данный поведенческий паттерн, опять-таки при том непременном условии, что в силу ригидности он носит тотальный характер, представляет реальную угрозу, прежде всего, личностному благополучию, а в ряде случаев и психическому здоровью индивида. При этом такая, по сути дела, самоизоляция кого-то из членов группы деструктивна и с точки зрения групповой динамики, поскольку повышает интрагрупповое напряжение, притягивает внимание, провоцирует чувство иррациональной тревоги и вины.
Феномен "шута" в группе, пожалуй, наиболее наглядно демонстрирует, каким образом ригидность приводит к тому, что вроде бы безусловно ценное качество личности превращается в свою противоположность. Хорошее чувство юмора представляет собой не только полезное, но и необходимое для эффективной групповой деятельности качество. Поэтому наличие в сообществе человека, способного в любой, в том числе объективно сложной ситуации, увидеть нечто смешное, представить серьезную проблему в ироничном и комическом виде, крайне желательно. Проблема, как и в предыдущих случаях, возникает тогда, когда по причине личностной ригидности чувство юмора превращается в доминирующую потребность высмеивать всех и вся. В этом случае подлинный юмор часто подменяется циничными издевками и пошлыми "плоскими" шутками. По образному сравнению Д. Ли, "...когда шутки затягиваются или часто повторяются, они могут действовать подобно большому количеству шоколада. Когда пропадает эффект новизны, все, что остается, — это привкус тошноты и отвращения. Члены группы постоянно боятся сказать что-то, что может дать повод для шутки, прозвучать двусмысленно или превратиться в намек"[6].
Что касается "конспираторов", то, по мнению Д. Ли, "несмотря на название, в их действиях редко есть что-то негативное. Этот тип назван так из-за того, как выглядят Конспираторы в момент, когда они объединены в своей собственной частной дискуссии, не обращая никакого внимания на тех, кто находится вокруг них"[7]. На наш взгляд, трудно согласиться с утверждением, что в действиях конспираторов "редко есть что-то негативное". Даже если в содержательном плане "междусобойчики", инициированные "конспираторами", не направлены против других членов сообщества, такая форма активности всегда объективно способствует образованию изолированных подгрупп, повышению интрагруппового напряжения и несет реальную угрозу целостности группы. Более того, если данная поведенческая модель приобретает отчетливо ригидный характер, ее следует рассматривать как наиболее деструктивную с точки зрения группового развития среди всех перечисленных.
Как уже отмечалось выше, ригидность является основной причиной деструктивности не только индивидуального, но и группового поведения. Это справедливо в отношении не только малых, но и больших групп. Так, например, социальные стереотипы, связанные с межнациональными, межконфессиональными и другими подобными противоречиями, становятся действительно опасными в смысле провоцирования агрессивного поведения тогда, когда они приобретают и носят крайне устойчивый и, главное, глобальный характер, обусловленный ригидностью массового сознания.
Еще одним важным с практической точки зрения аспектом проблемы ригидности является ригидность ментальных моделей организации. В процессе организационного развития ментальные модели прочно закрепляются не только в сознании руководителей, но и в корпоративной культуре, превращаясь в своего рода "священную корову" компании. Между тем, "для достижения успеха корпорации обязаны менять свои ментальные модели в соответствии с темпом изменений рынка"[8]. Именно ригидность ментальных моделей, по мнению Р. Фостера и С. Каплан, привела в конце 70-х гг. прошлого века компанию IBM на край банкротства: "Причина коллапса компании кроется, скорее всего, в "коллективном сбое" ментальных процессов или в несостоятельности "сознания" корпорации. Эта несостоятельность IBM заключалась в неспособности понять происходящее и разглядеть картину богатых возможностей, открывающихся в будущем. Эта неспособность была проявлением спеси — убеждением, что компания сильнее всех сил рынка, взятых вместе. Так, в процессах принятия решения проявилась неспособность компании к пониманию контекста. Топ-менеджмент строил планы и принимал решения с полной уверенностью в том, что IBM и одна только IBM задает темпы изменений в производстве вычислительной техники. Они не могли осознать, что их представления ... стали заблуждением"[9].
Социальный психолог, специализирующийся в сфере организационного консультирования, должен уделять первостепенное внимание оценке как содержания, так и степени ригидности ментальных моделей, которыми руководствуется менеджмент и организация в целом, и при необходимости разрабатывать и реализовывать программы мероприятий, направленных на повышение их гибкости.
В более широком предметном контексте практический социальный психолог, планируя свою работу с конкретной группой или организацией и со столь же конкретными членами этих общностей, должен учитывать склонность каждой из личностей к ригидным проявлениям (существует целый ряд методических приемов диагностики личностной ригидности, в том числе широко известная методика "корректурной пробы") с тем, чтобы по возможности выстраивать условия решения задач органично для того или иного исполнителя.
3. «Экстраверт» и «интроверт»
Манера общения при экстравертивном и интровертивном характере разнится особенно наглядно.
Экстраверт весьма расположен к общению как таковому, как к форме деятельности; это, можно сказать, его стихия. Там, где нет людей, нет возможности поговорить, он по-настоящему скучает, томится. Направленность на партнерство у него почти постоянная; легко ли, тяжело ли на душе. Легко — значит тянет с кем-нибудь пообщаться; тяжело — значит надо кому-нибудь излить свои горести. Подчеркнем: ему нужен скорее кто-нибудь, чем кто-то конкретный, хотя, разумеется, он, как и все, одних собеседников предпочитает другим. И все же, если нет рядом предпочтительного, он может обратиться и к совершенно незнакомому человеку.
Дело в том, что в его представлении собственное «Я» и «Я» другого человека довольно сходны. Он не считает, что кто-либо может его не понять (тут он скорее подумает: «Может, но не хочет»). Сам он также искренне уверен в своей способности понять любого. А когда тот не соответствует его умозаключениям и прогнозам, экстраверту кажется, что партнер что-то «напускает на себя», «темнит», «интересничает». Ему непонятно, например, как это другой человек не желает общения... Он однозначно толкует подобную позицию партнера как враждебную или обиженную и... бросается за объяснениями: что случилось? Что не так? Кто обидел?
Он отображает вас при контакте, прежде всего, с точки зрения вашей коммуникабельности (или некоммуникабельности), делая из этого все прочие выводы о вас и о том, как вы к нему относитесь. Все, что ему понятно в вас, он умеет воспринять сочувственно; поэтому он импонирует вам непосредственной теплотой, готовностью помочь. Однако его дружелюбие поверхностно и не слишком стойко. Одни и те же лица его, по правде говоря, тяготят ему требуется разнообразие. О человеке, с которым, казалось бы, его связывают приятельские узы, он за его спиной способен иногда сказать нелестное — так, к разговору, ради красного словца.
Он любопытен, и в первую очередь — к людям: к их достоинствам и порокам, к явным и тайным сторонам их жизни. Ему доставляет удовольствие немного посплетничать. Но из этого не следует, что он откажется помочь человеку, о котором вчера говорил дурно или с насмешкой.
Полный внимания к окружающим, к их речам и одежде, поступкам и помыслам, он подсознательно и сознательно жаждет такого же внимания к себе. Чтобы привлечь внимание, он подчас становится эксцентричным в высказываниях, подхватывает новинки моды, готов даже на неблаговидную выходку — лишь бы заставить людей говорить о себе. Но это не значит, что он по-настоящему противопоставляет себя окружению. В конечном счете, имеет место обратное: он, в сущности, стремится быть, «как все», «не хуже других», и только этим объясняется его эксцентричность. Внимания к себе он ищет на путях, уже проложенных другими. Наглядный пример: когда становится модным носить остроносую обувь, он может найти себе туфли подчеркнуто остроносые, но уж никак не с тупыми носами!
Если он не слишком доминантен и достаточно мобилен, вступать с ним в беседу, вести ее, свертывать — все это дается вам легко. Ему нравится выказывать симпатию партнеру; он хочет и сам ее вызывать, а поэтому, если беседа носит благоприятный характер, он непроизвольно строит и на ходу перестраивает диалог таким образом, чтобы вы расстались на ноте теплоты и взаимопонимания. В случае ссоры он не держит камней за пазухой. Впрочем, завтра он по-свойски обнимется с тем, с кем повздорил сегодня...
В совершенно иной человеческий мир мы попадем, обращаясь к интроверту. Для него непрост сам переход от внутреннего диалога, т. е. от скрытой работы сознания, к реальному диалогу, к внешней коммуникации. Но здесь необходимо небольшое отступление в психологию сознания.
Процесс «осознания» чего-либо может быть представлен как особая форма общения: диалог «в уме», внутренняя коммуникация. Такой внутренний диалог у каждого из нас бывает специфическим образом свернут. Мы понимаем, о чем думаем, без того, чтобы точно подбирать слова и правильно строить фразы. Какие-нибудь два-три грамматически не согласованных слова (а порой даже одно) способны «в уме» заменить для нас сложное высказывание, которое для изложения вслух или на бумаге потребовало бы весьма пространного текста. Эти приблизительные, «условные» слова, обозначающие тем не менее как раз то, о чем мы думаем, вдобавок переплетены в самоуглубленном сознании с весьма субъективными побочными ассоциациями, с чувственными образами, порой вообще невыразимыми в слове. Это — интуитивный уровень деятельности сознания. Надо сказать, работа сознания почти всегда «поднимает» синкретические пласты психики субъекта, а не только вовлекает в дело нашу понятийно-логическую сеть.
Когда у нас появляется потребность или необходимость реального контакта (иначе, установка на внешнюю коммуникацию), мы непроизвольно и заученно проделываем следующее: во-первых, настраиваемся на более или менее точный подбор слов, способных выразить мысль, и обращаемся к своему опыту за правилами грамматической и стилистической увязки этих слов. Во-вторых, стараемся отсечь побочные, глубоко субъективные ассоциации, которые высоко значимы для нас, но едва ли могут что-нибудь значить для партнера. Предпринимается все это с единственной, но кардинальной целью: быть понятным (т. е. быть понятым слушателем). Таким способом работа нашего сознания переходит из режима скрытого внутреннего диалога во внешнекоммуникативный режим. В этом последнем у сознания появляется наблюдающая, контролирующая инстанция — некий «ревизор», своего рода внутренний посредник между «Я» и возможным слушателем. Деятельность этой инстанции психологи называют рефлексией. Итак, «интуитивный» и «рефлексивный» уровни деятельности сознания — качественно разные явления.
Вернемся к интроверту. Ведущая его особенность — несклонность к внешней коммуникации, непрочность внешнекоммуникативной установки. Это связано подчас с конституциональной (врожденной) спецификой его характера, но подкреплено также и опытом жизни, который гласит: «Им все равно меня не понять». И правда: «им» нелегко понять интроверта. Ведь переход работы его сознания во внешнекоммуникативный режим заметно затруднен. Поэтому слушатель то и дело вынужден вникать в причудливый и сложный ассоциативный мир интроверта и, недоумевая, пожимать плечами. Интроверт видит это и пытается помочь делу рефлексией. Он так усердствует в ней, страдая от своей коммуникативной «несостоятельности», что усиленная рефлексия вообще лишает его какой-либо свободы самовыражения!
И образуется порочный круг. Невозможно высказать то, что действительно думаешь, так как «не поймут». А при повышенном контроле высказывания получается так, что, вроде бы, и высказывать нечего либо высказываешься «не о том»... «Мысль изреченная есть ложь» — так определил этот феномен гениальный поэт-интроверт Ф. И. Тютчев.
Интроверту не остается ничего другого как оставаться «в себе». При творческой одаренности это сулит удивительные находки: нетривиальную поэтическую речь, «безумные» (опережающие время) научные идеи, новации в живописи, музыке, пантомиме... Если творческой одаренности нет, человек все равно необычен; и поэтому многим — особенно экстравертам — кажется, что он «со странностями».
«Не странно ли?» Он тяготится контактами и предпочитает им свои книги, инструменты, коллекции, философские занятия. Он не делится радостями и горестями с другими, а переживает их «внутри себя». Для общения он выбирает всего двух-трех собеседников (обычно похожих на него самого), если только ему повезет найти их в своем окружении. Он молчун, а если высказывается, то слишком «темно» или вразрез с общим мнением. Для него проблема — обратиться с элементарным вопросом к прохожему. Легче изучить план города, чем спросить дорогу...
Он вполне обоснованно ощущает свое «Я» не таким, как «Я» любого другого человека. Другой для него в какой-то мере загадочен, поскольку непохож на его «Я». Неспособность разом, без напряжения, постичь другого как личность порождает у него подозрительность и тенденцию пристрастно толковать чужие поступки. Ваша теплота к нему воспринимается им настороженно, поскольку сам он еще очень не скоро ощутит в себе ответную теплоту. Поверхностный обмен знаками симпатии его попросту раздражает, и для него невыносимы «щебечущие кумушки» обоего пола.
Зато, если он поверил вам, привязался к вам, это надолго. Долго, впрочем, он будет сторониться и тех, кто обидел или высмеял его. Дело здесь не в ригидности, ее может и не быть, а в сугубой уязвимости интроверта.
В любом случае, связывает вас дружба или нет, он не любитель ежедневных встреч и разговоров на личные темы (темы творческого, философского или делового порядка его привлекают больше, но и этим не следует злоупотреблять). Вступать с ним в диалог, вести его, свертывать — все это вам нелегко, даже если ваш партнер-интроверт не отличается повышенной доминантностью или ригидностью. А если он впридачу ригидный «доминант», тогда и того хуже: это, по общему суждению, человек тяжелый и несимпатичный...
Конечно, встретить «законченного» интроверта можно не чаще чем «крайнего» экстраверта. Ваш реальный собеседник обычно находится между этими полюсами: ближе к одному, чем к другому. Есть, впрочем, множество людей, периодически отклоняющихся от условной срединной точки то в сторону экстраверсии, то в сторону интроверсии. Отклонение может быть ситуационным (когда хорошо, «тянет» в экстраверсию; когда плохо — наоборот), а бывает и сезонным (например, осенью субъект «интровертируется», а к концу весны— наоборот).
Предпочтительная склонность к экстраверсии либо интроверсии нередко обусловлена психологической конституцией человека. Однако многие специалисты находят, что экстраверсия закрепляется постоянно исполняемыми в детстве ролями типа «кумир семьи», «паинька», «чье-то сокровище», а интроверсия — ролями типа «путающийся под ногами», «мучитель» или «болезненный ребенок».
Вопрос «кто лучше» опять-таки неуместен. Без экстравертов общественная жизнь и взаимосвязь людей не могли бы сложиться и наладиться. Но без интровертов мы не узнали бы цену интенсивной внутренней жизни и всепоглощающего творчества.
При контакте с экстравертом желательно не разрушать столь естественную для него атмосферу взаимной симпатии. Его «перехлесты» (жажда внимания, излишнее любопытство, поверхностность) лучше всего умеривать беззлобной иронией. Он высоко чувствителен к ироничному тону, поскольку боится выглядеть смешным. Кроме того, он, в порядке непроизвольного подражания, сам перехватывает сходный тон и хотя бы за счет этого становится несколько иным в беседе: стремится лучше контролировать собственное мышление, делает свои высказывания строже, глубже по мысли и сдержанней по форме.
Имея дело с интровертом, лучше, напротив, избегать панибратства и всякой личной тематики. Держитесь учтиво, но суховато, обсуждайте вопросы профессиональные или абстрактные, старайтесь побольше молчать и будьте готовы к затяжным паузам в беседе.
Идеальная ситуация с интровертом — разговор с глазу на глаз: здесь он может «потеплеть» и «раскрыться», присутствие других «давит» на него, а подчас и лишает дара речи. Например, школьник-интроверт, вызванный к доске, плохо отвечает на глазах у класса, хотя может отлично знать урок. Он страдает, делаясь предметом всеобщего обсуждения на собрании. Его не следует силой привлекать на вечера и в походы, на трибуны и в общественные комиссии. Во всякую деятельность, сопряженную с активным общением, его надо втягивать постепенно и деликатно, формируя в нем шаг за шагом вкус к такой деятельности. И он будет признателен вам за проявленное понимание.
Заключение
За пониманием специфики личности собеседника во всех случаях должно следовать уважение к этой личности и признание достоинств этой специфики. Только в таком случае мы получаем шанс наладить с партнером разумный и взаимоприемлемый контакт. Обычно это требует от нас сдержанности, терпения и искреннего желания «стать на место другого». Но...
Мы, к сожалению, не только слабо разбираемся в людях (человекознание как наука делает пока первые свои шаги). Мы зачастую невдумчивы. Нетерпеливы. Эгоцентричны. Слышим себя, а не собеседника. Думаем о собственных интересах, иногда забывая, что и другой человек — личность со своими интересами... Может быть, из-за этого поверх неизбежных межличностных конфликтов у каждого из нас наращиваются целые горы конфликтов, которых можно было бы (и следовало бы) избежать во имя душевного здоровья других, да и своего душевного здоровья тоже!
Обобщим наши знания и рассмотрим оптимальную манеру общения в реальном диалоге для каждого типа собеседников.
Достаточно сгруппировать возможные черты характера партнера в три дихотомии (Дихотомия - разделение на две части.):- доминантность / недоминантность- мобильность/ригидность- экстраверсия/интроверсия.
Доминантный собеседник. Главная его задача, которую он может решать и непроизвольно - повлиять на вас: если он силен физически - вызвать у вас робость; если он умен - оставить впечатление превосходящего ума и т.д.
Доминантность может быть особенностью психологической конституции человека, закрепленной за счет соответствующего воспитания; иногда эта черта складывается независимо от исходной конституции как отголосок исполнявшейся в детстве роли “кумира семьи”, “мучителя семьи” или обеих ролей вместе.
Определение “этот человек доминантен” не является заведомо отрицательным. Конечно, неумный и самовлюбленный доминант невыносим. Но, в то же время, люди такого склада весьма ценны - они умеют принимать решение и брать на себя ответственность за ситуацию. Если же они благородны и великодушны, то становятся любимцами в своей среде.
Как общаться с доминантным собеседником? Ему надо дать возможность выявить свою доминантность. Спокойно держитесь своей точки зрения, но избегайте пресекать или высмеивать используемые им “силовые приемы”. Тогда он постепенно умерит свой непроизвольный натиск. Если же вы активно осаживаете его, беседа переходит в ссору, чего надо, без особых на то поводов, стараться избегать.
Недоминантный собеседник. Предельный случай - застенчивая девочка-подросток. Такой человек не может обратиться, попросить, теряется в сложной ситуации и т.д. Если вы сами – недоминантный человек, вам импонирует такая деликатность, предупредительность; если же вы доминантны, вы интерпретируете такое поведение как угодливость, что вызывает ваше раздражение.
Недоминантный субъект чуток к внешним проявлениям вашей силы (в любых ее проявлениях); не позволяет себе перебить вас, но терпеливо сносит, когда вы перебиваете его. Ссора его пугает. В пределе, если вы привели его в ярость, либо уходит, либо, перестав владеть собой, бросается в атаку, не учитывая всех тонкостей ситуации. В дискуссии чаще ищет (внутренне) аргументы в вашу пользу.
Недоминантность, если только это не конституциональная особенность характера, связана с детской ролью “забитого”, “козла отпущения”, “Золушки”; еще вариант - роль кумира в семье, не подтвердившаяся в школе.
Как с ним общаться? Недоминантный собеседник нуждается в поощрении с вашей стороны, но не словом, а лучше взглядом (иначе вы упустите информацию от него, которая может оказаться ценной). На него хорошо действует похвала (только объективная), но не лесть. Он склонен перелагать ответственность на вас - нужно постоянно давать ему почувствовать, что он сам в состоянии принимать решение. Не кричать, не запугивать, поддерживать достоинство.
Еще один важный момент: некоторые люди сознательно изображают из себя доминантного/недоминантного собеседника - в зависимости от того, с кем они имеют дело (со слабым или сильным партнером). Поэтому вывод об истинной характеристике партнера можно делать только после многократного с ним общения.
Мобильный /ригидный собеседник. Мобильный человек с легкостью переключается на общение от всех своих других занятий. Способен, хотя и поверхностно, но живо отобразить собеседника - вас - в своем сознании. Может общаться одновременно с несколькими партнерами, речь быстрая, неряшливо строит фразы. С ним легко проститься: он невзыскателен в отношении форм и ритуалов свертывания общения и с полной готовностью переходит к очередным занятиям.Ригидному человеку, напротив, требуется время, чтобы войти в беседу и выйти из нее; в течение этого времени он (внутренне или внешне) заканчивает предыдущее занятие - дописать фразу и поставить точку, аккуратно свернуть шитье и т.д. Слушает внимательно, говорит неспешно, мысль излагает подробно. Не любит, когда его перебивают, при этом может вообще выйти из общения. Общение с ним достаточно изматывает, особенно если вы нетерпеливы. Проститься с ним сразу невозможно (хочет в конце диалога расставить все точки над i).
Мобильность может быть конституциональной чертой характера, а может развиваться как исход роли “ужасного ребенка”; в свою очередь, ригидность бывает результатом детской роли “паиньки” или “Золушки”.
Возникает вопрос - кто лучше? Нужно сказать, что даже сама постановка вопроса неверна, в особенности применительно к научной работе. Без мобильных людей, фонтанирующих идеями, наука не двигалась бы с места; но без ригидных - профессиональных оппонентов и критиков - она выродилась бы в пустые фантазии.
Когда ваш собеседник сверх меры мобилен: сначала подстройтесь под его темп, пусть даже на первых порах это снижает содержательность контакта, а затем постепенно замедляйте скорость и частоту собственных реплик. Так вы приведете партнера к большей собранности в общении. Теперь можно вернуться к началу разговора и уточнить то, что осталось непонятым. Если же вы не проявите такой инициативы, то взаимопонимание может вообще не состояться, и вы расстанетесь, унеся не лучшее мнение друг о друге. Когда ваш собеседник ригиден: только поставить перед собой задачу долготерпения. Особенно это важно для педагогов, так как ригидность не коррелирует с интеллектуальными способностями учеников. Он может выполнять контрольную работу дольше всех, но с высоким качеством.
Экстраверт/интроверт. Экстраверт любит общение как таковое, это его стихия. Направлен на партнера независимо от своего эмоционального состояния (легко или тяжело у него на душе). Важно, что ему нужен скорее кто-нибудь, чем кто-то конкретный, то есть не обольщайтесь относительно его предпочтений. Если другой не хочет общения, экстраверт однозначно толкует его позицию как враждебную или обиженную. Отображает вас при контакте прежде всего с точки зрения вашей коммуникабельности, делая по ней выводы о вас в целом и о том, как вы к нему относитесь. В то же время непроизвольно строит и на ходу перестраивает диалог таким образом, чтоб вы расстались на ноте теплоты и взаимопонимания. Если он не слишком доминантен и достаточно мобилен, то коммуникация с ним (вход, ход, выход) достаточно легка.
Экстраверты могут возникать из детских ролей “кумир семьи”, “паинька”, ”чье-то сокровище”.
Интроверт имеет трудности при переходе от внутреннего диалога к реальному диалогу. Это связано с конституциональной особенностью его характера, но подкрепляется и опытом его жизни по принципу “Им все равно меня не понять”. В результате слушатель вынужден вникать в причудливый и сложный ассоциативный мир интроверта. Интроверт это видит и пытается помочь делу рефлексией (обдумыванием своих недостатков), а усиленная рефлексия вообще лишает его какой-либо свободы самовыражения. Образуется порочный круг. Невозможно высказать то, что действительно думаешь, так как “не поймут”, В то же время при повышенном контроле высказываний получается так, что, вроде бы, и высказывать нечего, либо говоришь не о том... Тютчев, гениальный поэт-интроверт, определил этот феномен известной фразой “Мысль изреченная есть ложь”. При творческой одаренности такое вынужденное “нахождение в себе” дает удивительные результаты; если даже творческой одаренности нет, все равно человек необычен и многим, особенно экстравертам, кажется “человеком со странностями”. Весьма уязвим. Имеет двух-трех друзей, как правило, таких же, как и он, но привязывается к ним надолго. Все фазы контакта с ним затруднены. А если он к тому же ригидный доминант, то это, по общему мнению, человек тяжелый и несимпатичный. Интроверты возникают из детских ролей “Путающийся под ногами”, ”мучитель”, ”болезненный ребенок”.
Описаны крайние типы, обычно, как мы помним из практических занятий, реальный собеседник находится между этими полюсами. Возможны периодические отклонения в ту или иную сторону (экстраверт, когда хорошо, и интроверт, когда плохо; осенью интроверт, а весной экстраверт).
Как общаться с экстравертом? Основная проблема здесь - его “перехлесты” (жажда внимания, излишнее любопытство, поверхностность). Это лучше всего умерять беззлобной иронией (он высоко чувствителен к ироничному тону, потому что боится выглядеть смешным); кроме того, он способен к непроизвольному подражанию, и поэтому хорошо перехватывает предлагаемый вами тон. Как общаться с интровертом? Избегать панибратства и всякой личной тематики. Держитесь учтиво, но суховато, обсуждайте вопросы профессиональные или абстрактные, будьте готовы к длительным паузам в беседе. Идеальная ситуация для такого общения - разговор с глазу на глаз, присутствие других давит на него, а подчас и лишает дара речи. В частности, школьника-интроверта лучше опрашивать не у доски, а индивидуально или письменно.
Список литературы
1. Добрович А.Б. Воспитателю о психологии и психогигиене общения М., 1987. С. 26.
2. Ли Д. Практика группового тренинга. СПб., 2001. С. 103—104.
3. Фостер Р., Каплан С. Созидательное разрушение. М., 2005. С. 98.
Страницы: 1, 2
