России. Союз черносотенцев - Союз русского народа - был активен только в
районах с многонациональным населением. В губерниях Центрального
Черноземья лишь менее одной десятой процента населения входило в структуры
СРН, так как там не было инородцев и, следовательно, объектов травли.
Нечего было делать черносотенцам в Финляндии, Средней Азии, Прибалтике и
Закавказье: там шовинистическая великорусская пропаганда была заведомо
обречена на провал. Наиболее активно действовал СРН в регионах со смешанным
населением - на Украине, в Белоруссии и в 15 губерниях «черты еврейской
оседлости» было сосредоточенно более половины всех членов СРН. Тут в ход
шли речи такого типа: «...Русский народ, развесив уши, слушает еврейских
ораторов и раскрывает им широко свои объятия. Русская интеллигенция, ставящая
себя руководителем народа русского, в особенности молодежь учащаяся, которая
не имеет ничего общего с горьким фабричным тружеником и деревенским
пахарем, но подпавшая под еврейское воздействие, вовлекли и молодежь из
народа в среду смутьянов...»
Истоком всех российских бед, по мнению СРН, была деятельность Петра
Первого, завезенная им иностранная зараза». Через прорубленное окно в
Европу повеял с Запада сквозной ветер старейшего европейского отрицания,
язычества и рассудочности... Нет или не должно быть народности,
единокровцев и единоверцев, своеплеменности...- а есть космополитизм; и
миллионы листков, и тысячеустная пропаганда европействующих и еврействующих
темнят и туманят русское народное сознание... Кругом отныне не все в твоем
доме стали тебе братьями, сыновьями, отцами и дедами: тебя надувает иновер,
давит инородец, обижает иностранец. Настало время защищаться у себя
дома...» Иначе говоря - покончить с «паутиной, в которой задыхаются,
выбиваясь из сил, монархи и народы, империи и республики - жизненные соки
коих высасывают безжалостные и жадные пауки: жидомасоны.»
Как известно, все партии и движения славились особой полюбившейся тактикой:
эсеры - индивидуальным террором, социал-демократы - стачками, кадеты -
выступлениями в Государственной думе. Черносотенцам принадлежит монополия
погромной тактики. Именно погромы были кульминационными моментами всех их
действий, главным смотром сил и наиболее радикальным средством борьбы с
революцией.
Совершенно погасить народный гнев в 1905-1906 годах было невозможно, однако
подменить объект ненависти, направить гнев в другую сторону было
спасительным для монархии. Погромы происходили в России и раньше, но только
в ХХ веке они приобрели политическую окраску, и только в ХХ веке они
превратились в тактику политического движения. Наиболее распространенными
были еврейские погромы, но на Кавказе «обязанности» евреев выполняли
армяне, а в глубинной России - русские интеллигенты и учащиеся. Так,
например, в начале февраля 1905 года в Баку вспыхнул жестокий армянский
погром, а вслед за ним произошли избиения студентов и гимназистов в Москве,
Тамбове, Казани, Курске, Пскове и других городах.
Но даже во время вполне еврейских погромов были случаи, когда с
интеллигентами расправлялись более жестоко, чем с евреями. Об одном из
таких случаев рассказала газета «Сын отечества». Во время погрома в Житомире,
весной 1905 года, два молодых человека - доктор Биншток и студент Николай
Блинов - вышли на встречу погромщикам, чтобы уговорить их разойтись.
Разъяренная толпа набросилась на безоружных юношей, но жестоко избитый и
потерявший сознание доктор Биншток остался жив, Блинова же, как
«предателя», терзали особенно остервенело. Его труп был найден
изуродованным: раны на теле, переломанная нога, штыковой удар в лицо...
В течение всего 1905 года число погромов нарастало. Создавались все новые
организации и группы, ведущие погромную агитацию. В условиях всеобщего
недовольства, подорожания жизни, озлобленности она находила аудиторию. В
погромах участвовали не помещики и капиталисты, а как раз социальные низы
общества: мелкие торговцы, ремесленники, крестьяне, рабочие, дворники,
просто городской плебс. Мало кто из них был доволен жизнью до 1905 года, но
все они видели, что от митингов, демонстраций и беспрерывных стачек жизнь не
только не становится лучше, но и наоборот все более усложняется. В том, что
революционные брожения были не причиной, а следствием общегосударственного
кризиса, мог разобраться далеко ни каждый. Добавить можно, что к 1905 году
стереотип трех врагов народа (интеллигент, инородец, инакомыслящий) вошел в
народное сознание куда более глубоко, чем можно предположить, а
безнаказанный грабеж еврейских домов и магазинов привлекал, как вполне
законное средство поправить бюджет.
К погромной волне конца 1905 года страна шла на протяжении долгих месяцев.
Местное начальство всячески поощряло, а, нередко, и принимало участие в
создании черносотенных организаций. Им предоставлялись помещения для
собраний. Разгоняя левые митинги и демонстрации, власти не только не
трогали, но и охраняли митинги и демонстрации черносотенцев. Полную
солидарность с ними проявляла и полиция, которая во многих городах
занялась формированием погромных дружин. Преследуя появлявшихся на
предприятиях и в воинских частях агитаторов левых партий, власти всячески
поощряли агитацию правых.
Кустарные гектографированные листовки были забыты: черносотенцам для
печатания воззваний предоставлялись типографии. В Петербурге департамент
полиции решил вовсе не утруждать доктора Дубровина и печатал погромные
воззвания в своей тайной типографии, для этого сперва использовался станок,
отобранный при обыске у революционеров, а потом и специально приобретенная
ручная печатная машина. Листовки печатались в тысячах экземплярах и
рассылались потом по всей России. Случай получил огласку, и, по требованию
графа С.Ю.Витте, деятельность типографии была прекращена. На протесты
интеллигенции против активизации правых экстремистских сил представители
власти отвечали: «Вы хотели свободы - вот вам свобода». Такое явно
меценатское отношение убеждало черносотенцев в том, что власти на их
стороне и ждут от них только перехода к решительным действиям.
Правительственные субсидии являлись одним из главных источников
финансирования черносотенных союзов. Субсидирование осуществлялось из
секретного фонда Министерства внутренних дел. Финансируя черносотенцев,
правительство тем самым получало возможность влиять на их политику.
Неугодных лишали субсидий. Особенно тяжело с финансированием было на
периферии. Там основным источником денежных поступлений являлись
пожертвования. В самом худшем финансовом положении находились сельские
отделы. Денежная нужда была одной из причин жалкого положения черносотенной
прессы и других начинаний монархистов.
Надо сказать, что еще со времен кишиневского погрома (апрель 1903), в
обществе укоренилось мнение, что черносотенные погромы проходят с ведома и
по указанию властей. После кишиневских событий по всей России ходило в
списках так называемое «письмо Плеве», которое можно было истолковать как
индульгенцию на погромы. Но если, применительно к 1903-1904 годам,
причастность властей к погромам не была всегда выраженной, то в 1905-1906
годах их поощрение стало чем-то вроде государственной политики. Да и сами
погромы отличались от прежних в той же степени, в какой действия
регулярной армии отличаются от действий партизанских отрядов. Черносотенные
организации 1905 года рождения создавались уже не для собраний и листовок, а
для вооруженной борьбы с революционным движением.
Крестным отцом российского черносотенства можно с уверенностью назвать В.К.
Плеве. Именно он в начале ХХ века приступил к созданию организационных
структур «черной сотни», подбирая для них кадры, которые впоследствии
граф С.Ю.Витте возмущенно называл «подонками общества». В октябре 1905 года
детище главы тайной полиции приобретает официальный статус - организован
«Союз русского народа». СРН создает на территории страны более девятисот
своих отделений.
В монархических союзах и организациях четко различались руководящая верхушка
и рядовые члены. Наибольшей известностью среди лидеров «черной сотни»
пользовались помещики Владимир Митрофанович Пурешкевич и Николай Евгеньевич
Марков. Также довольно известен был председатель Главного совета СРН
Александр Иванович Дубровин - человек с уголовно-погромной репутацией,
человек, считавший себя наиглавнейшим председателем и представителем
интересов русского патриотического движения. В отличие от руководящей
верхушки, рядовые члены крайне правых организаций принадлежали к неимущим
слоям.
Проба сил созданных Департаментом полиции формирований впервые состоялась в
1902 году в Саратове. От саратовской охранки Плеве получил сведения
следующего содержания: объединенный комитет эсеров и социал-демократов
готовит в городе мирную первомайскую демонстрацию. Принимать участие в
ней будет в основном интеллигенция, так что оказать серьезное
сопротивление демонстранты, по-видимому, не смогут. По замыслу полиции, на
пути демонстрантов должна появиться другая демонстрация из «русских
патриотов». Согласно сценарию, «народ из этой толпы, оскорбленный в своих
лучших чувствах к царю и устоям, должен был потребовать у «оскорбителей
святыни» немедленного прекращения демонстрации». В случае не выполнения
«требований патриотов» последние силой попытаются прекратить демонстрацию, а
полиция затем арестует демократов, как зачинщиков драки. Однако механизм
использования сформированного охранкой сброда всех неожиданностей
предусмотреть не смог. Набранные впопыхах лабазники, дворники, извозчики,
не особо склонные к подчинению полиции и не знавшие других, кроме мордобоя,
способов воздействия, не стали утруждать себя словесными проявлениям
верноподданнических чувств, а попросту налетели на демонстрантов с кольями
и камнями. Началась свалка. В последствии состоялся суд над несколькими
участниками демонстрации из демократов, а побоище было представлено как
сопротивление властям при исполнении служебного долга. Суд, однако,
закончился непредвиденным для полиции результатом: вины в действиях
подсудимых усмотрено не было. К тому времени Плеве еще не включил в
структуру созданных им отношений между полицией и «черной сотней»
Министерство юстиций. Впрочем, эту оплошность Плеве быстро исправил: он стал
лично следить за подбором судей и прокуроров, занятых в подобных процессах.
Более тщательно был организован кишиневский погром 1903 года. Здесь
черносотенцы работали уже с начала и до конца под непосредственным
контролем и охранной полиции. И все же, если в саратовском погроме Плеве не
учел принципиальности суда, то в кишиневском - возможность независимой
адвокатуры. Сразу же после погрома прибыл присяжный поверенный Н.Д. Соколов,
взявший на себя защиту интересов пострадавших. Он провел самостоятельное
расследование, опросил десятки свидетелей и собранный им материал обнародовал
в суде. Вывод Соколова: прямой виновник десятков убийств и сотен грабежей -
министр внутренних дел России. Материалы расследования были вскоре
опубликованы в США и Европе. После этого случая черносотенцы получают
дополнительную работу: «завравшиеся» адвокаты подвергались шантажу и
избиению, а их дома подвергались погромам. В худшем случае адвоката просто
убивали.
Иногда давала сбой и сама система взаимодействия черносотенцев и полиции. В
ходе гомельского погрома в 1903 году полицмейстер Раевский оказался
единственным стражем общественного порядка, пытавшимся прекратить погром, о
чем он красочно рассказал в суде.
Особую жестокость погромов можно объяснить присутствием среди погромщиков
уголовных элементов.
В Томске, например, толпа погромщиков окружила и подожгла здание управы,
где собрались местные интеллигенты. Быстро приехали пожарные, но тушить пожар
попросту не давала толпа. Выбегавших из огня людей зверски избивали и
убивали. От расправы спаслись те, кто успел броситься ко второму выходу,
находившемуся за фасадом здания. Так орудовала шайка «мазуриков», которые
обирали людей до нитки, после чего... помогали им выбраться в безопасное
место. Эти отечественные «Робин Гуды» кажутся ангелами-хранителями, по
сравнению с теми «идейными борцами», которые, не принимая участия в грабежах,
деловито убивали «врагов русского народа», не щадя даже детей.
Откуда же такая жестокость? Страна только вставала на путь капитализма и
демократии, и даже сами по себе многочисленные митинги и шествия с
«нескромным» лозунгом «Долой самодержавие» шокировали и возмущали людей
монархических убеждений.
Революционная молодежь везде вела себя, в общем-то, одинаково, но погромы
вспыхивали только там, где черносотенцы были уверены в собственном перевесе
сил. В Харькове революционная молодежь дошла до такой «наглости», что
забаррикадировалась в университете и высылала оттуда вооруженные отряды
патрулировать улицы. Между тем, именно это «некорректное поведение»
спасло город от погромов.
В Петербурге не было даже попытки погрома, хотя там в Советах лидировал
наглый юноша Л. Бронштейн (известный миру под именем Троцкий), который писал
невежливые письма графу Витте, призывал к вооруженному восстанию и делал
другие «неприличные « вещи. Тем не менее, зная настроение питерских рабочих,
местные черносотенцы справедливо полагали, что если они тронут «нахала»
хотя бы пальцем, то сами падут жертвой погромов.
В Москве удалось достаточно «умаслить» начальство, чтобы «народное
возмущение» улеглось в самом зародыше.
Естественно, что погромная деятельность лидерами черносотенного движения
отрицалась. Погромы представлялись как святая месть русского народа за
происки инородцев, и ответственность за убийства возлагалась на
сионистские и крайне левые группировки, причем прекрасную услугу
черносотенной пропаганде оказали теракты и «экспроприации», организуемые
эсерами и большевиками. Официальная же идейная платформа черносотенцев
находила отражение на страницах их газет, в первую очередь «Русского
знамени», где редактором был сам А. Дубровин.
Контрреволюционная направленность погромов не всегда понятна: за что убивали
детей? Однако расчет был довольно точен. Одна часть недовольных людей
срывала накопившуюся злобу на евреях и интеллигенции, другие, самые
революционные, вместо подготовки к восстанию начали исполнять обязанности
полиции, которая бездействовала, пытались защитить мирное население.
Колеблющиеся люди, ужаснувшись зверствам погромов, восклицали: «Вот к чему
приводит гласность и перестройка!».
Черносотенцы были не так сильны, чтобы разгромить революционное движение, но
ослабить его они сумели. 17 октября 1905 года вышел знаменитый царский
манифест, даровавший демократические свободы. Страна ликовала. Многим
правительство Витте представлялось переходным этапом к республике. И тогда
на сцену вышли «черные сотни»: 18 октября до провинции дошла весть о
царском манифесте, и уже вечером того же дня, словно по сигналу, в городах
начались погромы.
Не ограничившись « чертой еврейской оседлости», они (погромы) покатились
везде, где была революция. Как правило, погромам предшествовало введение в
город армейских частей. Сохраняя нейтралитет к погромщикам, войска жестоко
избивали людей, подавляли всякую попытку самозащиты. Жертвы погромов 1905-
1906 годов трудно сосчитать.
Вот как отзывается о погромах епископ Анатолий: «... В это время за стенами
храмов пьяная, озверевшая толпа врывалась в еврейские дома, грабила
имущество жильцов, терзала людей, не щадя ни старца и младенца.
Бесчестили женщин, разрывали грудных младенцев на глазах матерей и трупы их
выбрасывали из окон на улицу вместе с товаром из еврейских магазинов. А там,
жадная толпа, не замечая окровавленных тел, бросалась через них к одеждам и
украшениям и хватала себе все, что попадало под руку; грабители обогащались
вещами, облитыми кровью несчастных жертв!»
Евреи, как могли, старались дать отпор погромщикам, организовывая отряды
самообороны.
В России хватало причин для еврейской эмиграции, поэтому она не нуждалась в
таком искусственном стимулировании, как погромы. А еврейская буржуазия не
питала хронического отвращения к республиканскому строю и не настолько
любила самодержавие, чтобы ради его спасения жертвовать жизнями тысяч
соплеменников, а заодно и личным имуществом. Еврейская буржуазия не горела
желанием исполнять роль мальчика для порки.
Как это ни странно, погромщики не считали неуместным нести иконы впереди
разъяренной толпы. Нередко погрому предшествовал молебен, и тогда люди шли
грабить и убивать прямо из церкви, сопровождаемые священниками. Это
парадокс, который часто сопровождает русское православие: одни не могут
примириться с погромами, другие же сопровождают их. Погромная практика
настолько расходилась с заповедью «не убий», что, казалось бы, это само по
себе исключало участие в погромах людей верующих, а тем более - служителей
церкви. Но здесь еще один парадокс: среди громивших, убивавших, насиловавших
было больше набожных людей, чем среди тех, кто помогал жертвам укрыться или
защищал их в отрядах обороны. Разумеется, служители церкви непосредственно
никогда участия в бесчинствах не принимали. Не прибавляли авторитета
православной церкви и случаи невмешательства священников в трагические
события.
Поспешая отлучить Л. Толстого от церкви, православная церковь не считала
кощунством использования имени Архангела Михаила в названии одной из
крупнейших черносотенных организаций. Но были и служители церкви, решительно
выступавшие против черносотенного движения и особенно против погромов.
Хотя черносотенные погромы проходили под флагом защиты веры, царя и
отечества от революционеров, с последними черносотенцы по возможности
предпочитали вовсе не связываться, так как они пытались дать вооруженный
отпор. В таких случаях черносотенцы просто отходили в сторону, уступая
место войскам.
Дружины, защищавшие мирное население от погромов, назывались обороной или
