пути, пересекавшие Иран, сложились в основном к началу 1 в. н.э. Ответвление

“царской дороги” от Герата (ныне в Афганистане) шло на север, к Мерву, и далее

в Самарканд, где этот путь, вероятно, сливался с Шелковым путем из Китая по

оазисам Восточного Туркестана. Район Малой Азии и Сирии связывались с Шелковым

путем сухопутной дорогой вдоль Евфрата, выводившей к гаваням Персидского

залива, или древней караванной дорогой из Сирии через Иран. Вне контроля Парфии

и сасанидского Ирана были морской путь в Индию (через Красное море и Персидский

залив), вновь открытый к середине 1 в. н.э., а также “Путь благовоний” -

караванный путь из приморской Сирии в Южную Аравию.

Главным международными товарами были предметы роскоши - китайский шелк-сырец,

торговля которым осуществлялась при посредничестве согдийских торговых

факторий, распространившихся по трассе Шелкового пути, а также индийские

твары, попадавшие в Иран преимущественно сухопутным путем, - драгоценные камни,

благовония, опиум, пряности. Особую торговую активность и в парфянский и в

сасанидский периоды проявляли христиане-сирийцы (арамеи), торговые поселения

которых существовали не только в городах Месопотамии, но и на востоке Ирана, в

Средней Азии, а в более позднее время - вплоть до границ Китая.

Международная торговля Ирана была в основном караванной ; плавания иранских

купцов по Персидскому заливу были нерегулярны. Караваны из Месопотамии

доставляли в восточные области Ирана сирийское стекло, шелковые ткани

египетской и малоазийской работы, сирийские и египетские шерстяные ткани,

изделия из металла, вино, масло. Далее эти товары переправлялись, главным

образом караванами местных купцов, в Китай и Индию. Прежде чем заключался тот

или иной торговый договор необходимо было установить характер товара -

“надежный” или “ненадежный”. “Ненадежными” считаллись прежде всего товары

международной караванной торговли; они подвергались таким опасностям, как

“море”, “огонь”, “враги” и “власть”. Сильнее стихийных бедствий были, конечно,

опасности, зависевшие от “власти”: бесконечные пошлины, которые приходилось

платить на любых границах и в любых городах, государственная монополия на

продажу определенных товаров (прежде всего на шелк-сырец), военные действия в

районе караванной торговли и т.д. В эпоху общеэкономического кризиса 3 в. на

Ближнем Востоке караванная торговля почти прекратилась. Однако с образованием

сасанидского государства она вскоре была снова налажена. Как и раньше, главным

товаром был шелк; шелковыми тканями платили налоги, ими одаривали послов и

монархов, покупали союзников, расплачивались с солдатами.

Как и в парфянский период, в сасанидскую эпоху известны крупные междунаодные

торговые рынки. Но международная торговля была тесно связана с политикой: медь

и железо считались “стратегическим товаром”, и византийские императоры

Свидетельством этому является принятый Арташиром 1 после коронации новый,

зороастрийский, царский титул - “Поклоняющийся (Ахура-)Мадзе...” - и основание

им “царского” (коронационного) храма огня, ставшего общегосударственным

святилищем. В то время Арташир сосредоточил в своих руках не только гражданскую

и военную, но и религиозную власть. В списках его двора нет титула “верховный

жрец”, как нет его и в списках двора его наследника Шапура 1. Первоначально

зороастризм сасанидских монархов отражался в их официальных памятниках лишь

посредством титулатуры и символов. Зороастризм раннесасанидского времени был

сходен с его формами в парфянское время. В нем бесспорно существенную роль

играл культ не только Ахурамазды, но и Анахиты, в то время преимущественно

богини войны и победы, и культ бога Митры. Несколько позже большое значение

приобрел и культ самого Арташира 1, храм которого в гроте Накш-и Раджаб долго

почитался.

Все это было фоном деятельнсти первого реформатора сасанидской религии -

жреца Картира, карьера которого началась, вероятно, в последние годы

царствования Арташира 1. Тогда он имел скромное звание хербед - нечто

вроде учителя при храме, знакомящего будущих жрецов с зороастрийским ритуалом.

Картир возвысился при Шапуре 1, который поручил ему организацию зороастрийских

храмов и жреческих общин в Иране и в завоеванных областях. Заняв выдающееся

положение в государстве, став духовником внука Шапура 1, Варахрана 2 (276-293),

который занял престол Ирана при его активном содействии, затем “владыкой” храма

Анахиты в Стахре, родовом святилище Сасадинов (и до и после него жрецами

здесь были сами шаханшахи Ирана), затем единственным толкователем “воли

богов”, вершителем судеб всего государства, Картир, уже глубокий старик,

вероятно, был убит при очередном государственном перевороте.

Его жизнь и деяния по созданию государственной религии и организации церкви и

провозглашенная им “исповедь веры” изложены в надписях самого Картира, где он

молит богов, чтобы они дали ему возможность объяснить “живущим”, в чем состоит

божественное воздаяние праведникам, чобы боги открыли ему “существо” ада и рая,

чтобы с божественной помощью Картир показал, “каких божественных дел ради, что

именно сделано мною по всей стране, чего ради и как это было сделано, чтобы для

них (т.е. для “живущих”) все эти дела стали бы твердо установленными”. Далее

Картир подробно рассказывает о том, что с помощью богов он (вернее, его

“двойник”-душа) якобы совершил путешествие в потусторонний мир к престолу

Ахурамазды в сопровождении персонификации зороастрийской веры -

Наиблагороднейшей Девы. У некоего золотого трона происходит пир, и здесь же

находятся весы (на них божество Рашну взвешивает добро и зло). Здесь же

находятся души праведников, достигшие этого почета благодаря исполнению

опредленных ритуалов и исповеданию определенных религиозных догматов. Отсюда,

совершив ритуальную трапезу, эти души (в том числе и “двойник” Картира)

проходят по мосту Чинват в рай.

Таким образом, Картир считал себя пророком, подобным Заратуштре. Вот как

завершается текст его напписей: “... и тот, кто эту надпись увидит и прочтет,

тот пусть по отношению к богам и владыкам станет благочестивым и справедливым.

И также в этих именно молитвах и догматах, в делах религиозных и вере,

которые теперь установлены мной для жителей этого земного мира, пусть он станет

более твердым, а другие (молитвы, дла и веру) - пусть не исповедуют. И пусть он

знает: есть рай и есть ад, и тот, кто избрал добро, пусть попадет в рай, а

тот, кто избрал зло, пусть в ад будет низвергнут. И тот, кто избрал добро и

неуклонно следует по пути добра, бренное тело того человека достигнет славы и

процветания, а душа его достигнет праведности, чего и я, Картир, достиг “.

Картир был не только создателем первого канона государственой религии, но еще

более политиком. В своих надписях он пишет об основных итогах своей

деятельности по созданию государственной религии.

Картир проводил свою реформу в весьма напряженной обстановке - при дворе

Шапура 1 во время его коронации был принят еще один пророк и создатель

собственной религии - Мани, пропаганда учения которого была разрешена по всему

Ирану. Это было вызвано прежде всего тем, что завоевания Сасанидов открыли для

Ирана новые идейные горизонты: христианство, гностические учения, неоплатонизм,

древневосточные космогонические смологические идеи, различные толки

зороастризма, иудаизм. Возможно, что именно политический расчет создать такую

веру, которая могла бы всюду стать популярной, заставил Шапура принять Мани и

разрешить пропаганду его учения. Принцип веры заключался прежде всего в том,

что она должна быть понятной “в любой стране, на любом языке”.

Так же как и в христианстве, иудаизме и зороастризме, в учеии Мани

содержалась идея Страшного суда, идея прихода мессии; последователи Мани

признавали Христа, Будду, Заратуштру. По учению Мани, основное в человеке -

даже не душа, которая, как и весь мир, порождена злом, а “искра божьего света”,

и задача истинного праведника - способствовать ее освобождению. Этого можно

достичь льшь крайней степенью аскетизма. Основной акцент учения Мани - крайний

пессимизм, отрицание любых активных действий (кроме проповеди учения),

замкнутость и обособленность (последователь учения, например, не должен делать

добра никому, кто “против священного долга”). На востоке Ирана при жизни Мани

действовали двенадцать проповедников его идей; в Мерве, тоже при жизни Мани,

существовала большая манихейская община, многочисленные общины были в

Месопотамии.

Стройная замкнутая структура общин последователей учения Мани, таинстенность

мистических обрядов, изучение “гороскопа, судьбы и звезд”, слава манихеев как

превосходных врачей, знающих самые сильные заклинания, - все это привлекало к

ним и тех, кому не было дела до “познания сущности бытия”.

В хаосе различных вероучений, сект и школ эпохи падения эллинизма шли поиски

единого “религиозного языка”, напряженная борьба, ценою больших жертв

подготовившая почву для успеха “великих религий”. Но именно зороастризм как

религия, традиционная для Ирана, мог скорее всего занять в переработанном виде

место идеологического фундамента централизованного государства, и поэтому

увлечение манихейством Шапура1 и части иранской знати было лишь эпизодом. Во

вновь завоеванные области вместе с сасанидскими войсками шли и зороастрийские

жрецы Картира.

Судьба “пророка” Мани была трагична. Он был казнен через несколько лет после

смерти своего царсвенного покровителя; его учение было объявлено вреднейшей

ересью, и, несмотря на отдельные благоприятные для манихее обстоятельства,

члены этой секты вынуждены были действовать тайно.

В 484 г. сирийская церковь в Иране официально приняла несторианское

веросповедание, в византийском православии считавшееся ересью, и порвала с

византийской церковью. Кроме того, в Иране и особенно в Закавказье был

распространен монофизитский толк христианства, который в Византии также

считался еретическим. В конце 5 в. несториане и монофизиты были легализированы

иранским правительством.

Громадная роль Картира при дворе первых сасанидских монархов привел к тому,

что государство быстро шло к теократии. Молодой шаханшах Варахран 2 полностью

находился под влиянием Картира и его парти, провозгласившей даже доктрину

“идеального государя”. Согласно той доктрине, государь должен быть религиозен,

всегда доверять своем духовному наставнику, действовать согласно догматам веры.

Но переворот Наре (293 г.) привел, в частности, к реставрации династийного

культа - жрецм Анахиты снова стали сами повелители Ирана, и в Парсе на рельефе

в Наш-и Рустаме Нарсе венчала на царствование это богиня. “Реставация” подвела

итог и напряженной борьбе различных придворных групп и жречества, разгоревшейся

вокруг концепции власти царя царей, - вновь возобладала идея единства

“светской” и “духовной” власти шаханшха.

Новая реформа зороастризма, предпринятая главным жрецом страны (магупатом)

Атурпатом Михраспанданом, являлась результатом этих событий и также

сопоровождалась разного рода “чудесами”. Ее существо в формулировке

зороастрийских жрецов мало отличалось от реформы Картира: действуя по приказу

Шапура 2, Атурпат “очистил от скверны и наново возродил древнюю веру”, проведя

новую кодификацию “Авесты”.

Реформа Атурпата прежде всего коснулась магустана - зороастрийской церкви.

При дворе шаханшахов появляются несколько магупатов различных областей Ирана, а

сам Атурпат получает титул магупата магупатов (по аналогии с титулом “царь

царей”). В силу ряда политических причин именно 4 в. сасанидские шаханшахи

стали возводить свою генеалогю к древним царям ахеменидского времени “Дариям” и

“Кейанидам”.

В 4 в. по всему Ирану распространяется и новый тип зороастйских храмов -

открытые со всех четырех сторон павильоны (так называемые “четыре арки”),

совершенно непохожиет на традиционные храмы позднеахеменидской и

социально-экономических отношений и возрастает политическое могущество емельных

магнатов. Следует лишь вкратце упомянуть об историческом эпизоде маздакиского

движения и о последнем возвышении централизованой сасанидской монархии.

После поражения шаханшаха Пероза в борьбе с эфталитами (484 г.) его сын Кавад

остался у них заложником. Когда же преемник Пероза был ослеплен низложен

знатью, заговорщики возвели на престол Кавада, прибывшего с эфталитскими

отрядами. Умный и тонкий политик, Кавад ясно сознавал опасность оказаться

марионеткой в руках сильных вельмож. Чтобы ослабить их, он, с одной стороны,

организовал придворные интриги, а с другой - пожелал воспользоваться

демагогическими лозунгами жреца одного из зороастрийских храмов, Маздака,

который в то время начал проповедовать свое учение. В нем было сравнительно

мало нового. Религия, к исповеданию которой призывал Маздак, была, разумеется,

зороастризмом, но с добавлением некоторых идей из проповедей Мани и

неортодоксальных школ зороастризма. В отличие от манихейства, однако, Маздак

призвал к активным действиям верующих для окончательной победы “царства света”

(порождением “царства света” признавалась, в частности, и “сильная и разумная”

царская власть). Подлинное царство “силы и разума”, п этому учению , должно

быть построено на всеобщем равенстве уравнительном распрелении жизненных благ

и должно наступить в ближайшее врея. По-видиму, самого Маздака прежде всего

интересовали вопросы веры, участия зоострийских жрецов на шаханшаха, характера

центральной власти. Но новое религиозное учение в условиях феодализации

общества, крупных нудач во внешней политике, голода, неурожая стало

идеологическим знаменем открытого восстания крестьян и городской бедноты.

Сделав Маздака своим ближайшим советником и пожаловав ему титул верховного

жреца, Кавад хотел воспользоваться его авторитетом и абстрактныи призывами к

общему благу и равенству, чтобы нейтрализовать опозицию при дворе и среди

духовенства. Для него это было временной политической акцией, направленной на

ослабление позиции крупных вельмож,превратившихся к тому времени почти в

независимых правителей в своих землях, и получение широкой опоры у азатов и

служилой знти. Но вскоре движение уже нельзя было втиснуть в рамки

контролируемого процесса. Лозунг об уравнении собственности у богатых и бедных,

был лишь “революционной интерпретацией” в низах зороастрийских формул о

духовном равенстве, но он пользовался большой популярностью, и сторонник

Маздака получили на время безраздельную власть в стране. Размах движения

потребовал консолидации сил знати. В 496 г. цаский совет сестил Кавада с

престола и заточил его в тюрьму. На престол Иран был возведен брат Кавада.

Однако, бежав из тюрьмы, Кавад опять получил помощь у государя эфталитов, на

дочери которого он был женат, и в 499 г. при поддержке эфталитских отрядов

снова занял престол Ирана. Но в новых обстоятельствах он не мог уже

поддерживать маздакитов. Широкие реформы налогобложения, объявленные Кавадом

(их провел в жизнь его сын Хосров 1), откололи от крайних маздакитов мелких

землевладельцев. За прошедшее дстилетие мелкопоместная аристократия заняла

ключевые позиции и в армии, и в администрации и могла стать сильной опорой

центрального правительства. Кавад отходит от маздакитов. В 528 г. после диспута

между зороастрийскими жрецами и Маздаком последний был признан “отступником от

праведной веры”, схвачен и казнен. Его последователей ждала жестокая кара.

С подавлением движения маздакитов процесс феодализации Ирана можно считать

законченным. Закреплению нового социально-экономческого порядка, прежде всего в

интересах мелкой феодальной знати, служила сильная централизованная царская

власть, установившаяся при последних Сасанидах и направленная на подавление

сепаратизма крупных феодалов. Как на всем Ближнем Востоке, в Иране

Скажем о ней лишь вкратце. Годы правления последних Сасанидов казались временем

небывалого процветания державы. Сын Кавада Хосров 1 провел решительные меры по

упорядочению всей государственной, военной и налоговой системы и, казалось,

вновь создал централизованнцю империю. Около 570 г. персы завоевали Йемен на

Аравийском полуострове и обеспечили себе господство на морских путях в Красном

море.

Завоевание Южной Аравии вовлекло в орбиту мировой истории еще одну, до той

поры почти совершенно изолированную цивилизацию.

Классовое общество и государство самостоятельно возникли а юго-западе Аравии

еще во второй половине 2 тысячелетия до н.э. Это была цивилизация

южноаравийских семитских племен (отличных по языку от арабов),

распространившаяся в 1 тысячелетии до н.э. и на территорию Африки(совр.

Эфиопию). Два фактора определили своеобразие этой культуры: положение на

перекрестке торговых путей, связывавших Средиземноморье с Восточной Африкой и

Индией, и большая отдаленность от всех других государств. Здесь была создана

высокая техника ирригации. Соседство скотоводческих арабских племен

способствовало возникновению обмена на границе оседлой и кочевой зон. Особое

значение в экономике Южной Аравии получили производившиеся здесь благовония,

высоко ценившися во всех древних странах. Культура благовоний стала освой

сказочных богатств, заслуживших Йемену прозвище “Счастливой Аавии”.

В древней Южной Аравии существовало много государств. В конце 5 в. Южная

Аравия включается в борьбу великих держав -Византии и Ирана - за господство на

торговых путях из Индии и Китая; христианство и иудаизм становятся знаменами

враждующих политических группировок, ориентирующися на Византию и Иран. Опорой

Византии ставновится Аксум, в то время как Хымьяр ориентируется на Иран.

Ожесточенные хымьяро-эфиопские войны 6 в. привели к распаду хымьярского

позднесасанидской эпохе относится введение так называемого авестского алфавита,

созданного специально для записи зороастрийских религиозных текстов. Тогда же

был создан словарь авестских слов с их переводом на среднеперсидский.

Сасанидское искусство возникает как бы внезапно. В царствование пяти первых

шаханшахов в различных районах Парса было создано тридцать громадных скальных

рельефов. На них, а также на монетах, резных камнях-печатях и серебряных чашах

за какое-то десятилетие сформировались новые для Ирана каноны “официального

портрета” царей, вельмож и жрецов, каноны образов основных зороастийскх божеств

- Ахурамазды, Митры и Анахиты. В сасанидском искусстве заметно влияние Кавказа,

Средней и Центральной Азии, а его влияние, в свою очередь, ощущается на

обширной территории от Атлантики до Китая. Некоторые из олицетворений различных

зороастийских божеств, распространенных в искусстве Ахеменидов, были перенесены

в сасанидское искусство. Среди них - крылатые быки, крылатые и рогатые львы,

грифоны, львы, нападающие на быка, и др.

Не меньшим, чем вклад Ахеменидов, был вклад искусства парфян и

восточноримских провинций. Рельефы парфянской эпохи отражают, в сущности, те же

идеи, что и рельефы сасанидских шаханшахов: они также прокламировали законность

династии и победы царей.

Влияние искусства восточноримских провинций наиболее ярко отразилось в

Бишапуре, городе, построенном Шапуром 1 руками римских пленных. Мозаики,

укршавшие пол парадного зала дворца, выполнены в сирийско-римском стиле, их

сюжеты те же, что и на современных им мозаиках Антиохии. В сохранившихся

частях, исполненных, видимо, сирийскими художниками, представлены портреты

актеров и театральные маски, танцовщинцы, музыканты, цветы, фрукты. Вероятно,

персы хотели изобразить один из самых значительных зорастрийских праздников -

осенний праздник Михраган, и, быть может, потому их выбор склонился к сюжетам,

связаннным на Западе с дионисийским культом. На части металлических изделий и

сасанидских печатей также изображаются такие “западные” персонажи, как эроты,

пегасы, сфинксы, которые включены в зороастирйскую религиозную иконографию.

Из разного рода источников известно около сотни названий рзличных

религиозных, литературных и научных произведений сасанидской эпохи; несколько

десятков сасанидских книг разных жанров было переведено на арабский, а затем и

на новоперсидский языки в эпоху средневековья. Несомненно существование эпоса,

наполненного квазиисторическими именами царей, героев и целых династий. Этот

жанр литературы был неразрывно связан с религиозными сочинениями, но,

по-видимому, не соприкасался с реальной историей, о чем свидетельствует хотя бы

представляется блестящей эпохой развития иранской государственности и

культуры, тем не менее довольно монотонен, как только речь заходит о конкретных

исторических событиях. В особености это относится к 3 - началу 4 в.

Самые интересные люди этой эпохи - Картир и Мани, пророки и государственные

деятели, пытавшиеся в той или иной степени воздействовать на судьбы страны -

каждый по своим силам. И хотя они открывают нам 3 в. с неожиданной стороны -

как эпоху контрастов и противоречий, все же одни они еще не заполняют своими,

пусть очень яркими, характерами, своей, пусть трагичной, судьбой всю живую

историю это периода; в тени их громкой религиозной полемики и яростной

политической борьбы оказались скрытыми многие второстепенные персонажи менее

известные, изредка упоминаемые тем или иным современником событий. История

этого периода, в особенности история 70-90-х годов 3 в. (после побед шаханшаха

Шапура 1 над Римской империей, казни Мани, расцвета карьеры Картира), все еще

не более чем перечень имен “царей и пророков”.

Москва 1980