военных округов - Киевского, Казанского, Московского и Одесского.
Варшавского округа, граничившего непосредственно и с Австро-Венгрией, и с
Германией, поднимать не предполагалось, чтобы не дать повода последней увидеть
в этом враждебный акт против нее.
Русский план мобилизации и ведения войны предусматривал только одну
комбинацию - борьбу против объединенных австро-германских сил. Плана
противоавстрийской мобилизации не существовало вовсе.
Частичная мобилизация заранее не предусматривалась и была чистой
импровизацией. Она могла только повредить боеготовности войск и создать
невероятную путаницу. В самом деле:
1. Наша мобилизация поднимала полностью военные округа, а не корпуса.
2. Строго территориальной системы комплектования у нас не было, и
следовательно, мобилизованные корпуса не могли получить предназначенного им
пополнения из немобилизованных округов.
3. Некоторые корпуса Казанского и Московского военных округов по плану должны
были сосредотачиваться в Варшавском округе, что при такой частичной
мобилизации было невозможным.
4. Изменения железнодорожного графика в случае необходимости во время
частичной мобилизации перейти к общей ( что было вполне вероятным ), вызвало
бы невероятную путаницу, если бы не полный паралич нашего транспорта. Таким
образом, быстрый переход от частичной мобилизации к полной был практически
невозможен. Между тем, ввиду огромных российских расстояний ( и отсутствия в
то время автомобильной тяги ), готовность нашей армии, требовавшей от 20 до
30 дней для главной массы, и так сильно запаздывала против австрийской, где
она проходила за 15 дней, не говоря уже о германской ( 10 дней ).
5. Если бы Варшавский округ не был своевременно мобилизован, то его южная
часть, примыкавшая к Австрии, оказалась бы совершенно незащищенной. А именно
туда, между Бугом и Вислой, австро-венгерское командование направляло свой
главный удар силами 28 1/2 дивизий.
28 июля приходит известие об объявлении Австрией войны Сербии и об отказе
Берхтольда от прямых переговоров с Петербургом. Министр иностранных дел
Сазонов дает указание Генеральному штабу о начале мобилизации. В Царское село
посылаются два проекта указа об общей и частичной мобилизации. 29-го утром
возвращается, подписанный царем, указ об общей мобилизации.
В этот день, когда Россия не приступала еще ни к какой мобилизации,
германский посол граф Пурталес вручил Сазонову ультимативное заявление: "
Продолжение военных приготовлений России заставит нас мобилизоваться, и тогда
едва ли удастся избежать европейской войны ". Ультиматум в отношении всякой
мобилизации.
В 9 часов вечера, когда центральный телеграф готовился передавать указ,
пришла отмена: царь повелел вместо общей мобилизации объявить частичную,
которая и началась в ночь на 30-е июля.
Император Николай II решил сделать еще одну попытку предотвратить войну и
предложил по телеграфу Вильгельму перенести конфликт на рассмотрение Гаагской
конференции. Относительно Гааги Вильгельм вообще не ответил, а только указал
в своей телеграмме на "тяжкие последствия" русской мобилизации, и закончил:
"Теперь вся тяжесть решения легла на твои плечи, и ты несешь ответственность
за войну или мир".
30-го июля министр Сазонов делает еще одну отчаянную попытку предотвратить
конфликт: он вручает послу Пурталесу следующее заявление: "Если Австрия,
признав, что австро-сербский вопрос принял характер общеевропейского, заявит
готовность удалить из своего ультиматума пункты, посягающие на права Сербии,
Россия обяжется прекратить свои военные приготовления". Эту формулу и
Сазонов, и Пурталес понимали так, что за полный отказ от мобилизации Россия
не потребует даже от Австрии немедленного прекращения ею военных действий в
Сербии и демобилизации на русской границе.
Через несколько часов приходит ответ из Берлина - категорический отказ.
В русском Генеральной штабе понимали, что еще один день, и нельзя будет
безболезненно перейти от частичной мобилизации к общей. Сазонов предложил
Николаю II объявить общую мобилизацию, аргументируя свое предложение грядущим
разгромом наших частей и гибелью сотен тысяч людей. Царь отдал приказ об
общей мобилизации.
1-го августа Германия объявила войну России, 3-го - Франции. 4-го немцы
вторглись на бельгийскую территорию и английское правительство сообщило в
Берлин, что оно "примет все меры, которые имеются в его власти, для защиты
гарантированного им нейтралитета Бельгии". Таким образом Англия 4-го августа
тоже вступила в Первую мировую войну.
Австрия медлила. И Николай II, все еще надеясь потушить пожар, отдал приказ
не открывать военных действий до объявления ею войны, которое состоялось 6
августа. Вследствие этого, наша конница, имевшая всего четырехчасовую
мобилизационную готовность, смогла бросить свои передовые эскадроны за
границу только на 6-й день.
Из приведенных фактов видно, что русское правительство пыталось предотвратить
войну любой ценой, "на ходу" придумывало условия, при которых можно было бы
затушить разгоравшийся пожар. Но для Германии война была вопросом решенным и
уже никакие средства не могли повлиять на ее позицию.
2. Ход боевых действий.
2.1 1914 год
Итак, Первая мировая война началась. Необходимо описать соотношение
численности вооруженных сил противоборствующих сторон. Оно было таково: после
окончания мобилизации и сосредоточения войск Антанты, по сравнению с
Тройственным союзом, было 10 к 6. Таким образом численность армий Антанты
была больше. Но нужно принять во внимание слабость бельгийской армии (
Бельгия невольно оказалась втянутой в войну несмотря на объявленный
нейтралитет ); неорганизованность и полное несоответствие стандартам того
времени вооружения и снаряжения сербской армии - армии храброй, но носившей
характер милиции, и плохое вооружение русской армии. С другой стороны
превосходство центральных держав в количестве артиллерии, особенно тяжелой (
количество орудий на корпус: Германия - 160, Австрия - 123, Франция - 120,
Россия - 108 ), а немецкой армии - в технике и организации уравновешивало,
если не перевешивало эту разницу. Из этого сравнения видно, что уровень
технического и артиллерийского оснащения Тройственного союза был намного
выше, чем у Антанты.
Особенно тяжелым было положение России, с ее огромными расстояниями и
недостаточной сетью железных дорог, что затрудняло сосредоточение и
переброску войск и подвоз боеприпасов; с ее отсталой промышленностью, которая
не справлялась и не могла справиться с все возрастающими потребностями
военного времени.
Можно сказать, что если на Западноевропейском фронте противники состязались в
мужестве и технике, то на Восточном Россия могла противопоставить агрессорам
только мужество и кровь.
Что касается радикально-либеральной общественности, то она пришла к "приятию
войны" не сразу и не без колебаний. Для примера можно рассмотреть, как
менялась позиция газеты " Речь " ( либеральная политическая партия ). Она
ярко характеризует метания и противоречия заблудившейся либеральной мысли.
В начале июля газета протестовала против "русских и французских вооружений",
как "тяжелых жертв, приносимых на алтарь международного воинствующего
национализма". 25 июля требовала "локализации сербского вопроса и
воздержания от какого бы то ни было поощрения по адресу Сербии". Но после
австро-венгерского ультиматума газета признала его "традиционной политикой
уничтожения Сербии", а сербский ответ - "пределом уступок". В день
объявления войны "Речь" была закрыта властью Верховного главнокомандующего, а
4-го августа появилась вновь, определив в первой же статье свое новое
направление следующими словами:
" "В грозный час испытания да будут закрыты внутренние распри, да укрепится
еще сильнее единение царя с народом". "Эти знаменательные слова высочайшего
манифеста точно указывают задачу текущего момента"...
Вопрос о приятии войны вызвал раскол в социалистическом лагере. Часть
социалистов считала, что " путь, ведущий к победе, ведет к свободе ".
Большевики твердо заняли " пораженческую " позицию, желая превратить мировую
войну в мировую революцию.
Однако эти колебания и пестрота позиций были лишь отдельными пятнами на фоне
общего патриотического подъема России. В противоположность тем настроениям,
которые существовали в стране в начале русско-японской компании, Первая
мировая война была принята всем народом, как отечественная.
Немецкий план ведения войны заключался в том, чтобы первоначально быстро
расправиться с Францией, нанеся главный удар через нейтральные Люксембург и
Бельгию, армии которых были слабы и не могли представлять серьезной силы,
которая могла бы сдержать немецкий натиск. А на Восточном фронте
предполагалось оставить только заграждение против русских войск ( в данном
случае Германия рассчитывала на внезапность удара и долгую мобилизацию в
России ). Для этого первоначально планировалось сосредоточить на западе в 7
раз больше сил, чем на востоке, но позже из ударной группировки были выведены
5 корпусов, 3 из которых были направлены для охраны Эльзаса и Лотарингии, а 2
- позже в Восточную Пруссию для остановки наступления Самсонова и
Ренненкампфа. Таким образом Германия планировала исключить войну на два
фронта и, разбив Францию, бросить все силы на только что отмобилизовавшуюся
Россию.
Немцы нанесли удар по Бельгии. Маленькая и слабая бельгийская армия отчаянно
сопротивлялась, и вместо 3 дней, за которые Германия рассчитывала выйти к
границам Франции, немецкие войска сделали это только за 15. Несмотря на такой
срок французы совершенно не подготовились к удару со стороны Бельгии и
развернули почти все свои армии вдоль восточной границы. 16 августа немцы
взяли Льеж и легко отбросили бельгийскую армию к морю (Антверпен). Слабые
атаки французских войск в Эльзасе и Арденнах успеха не имели. 4 английские
дивизии потерпели серьезное поражение, и генерал Клук, главнокомандующий
германской ударной группировкой, стал приближаться к Парижу.
Французское правительство эвакуировалось в Бордо и обратилось к русскому со
странной и неисполнимой просьбой перебросить во Францию 4 русских корпуса
морем, через Архангельск. Вместе с тем французский президент Пуанкаре,
генерал Жофр и Палеолог ( французский посол в России ) требовали скорейшего
перехода в наступление наших войск.
Согласно русско-французской договоренности, в случае нанесения немцами
главного удара по Франции, русский Северо-Западный фронт должен был начать
наступление на 14-й день мобилизации, а Юго-Западный - на 19 день. Это
легкомысленно данное обещание ставило наши войска в очень тяжелое положение.
Мобилизационная готовность Северо-Западного фронта была на 28-й день,
когда мы имели бы 30 пехотных и 9,5 кавалерийских дивизий, к началу же
наступления ( 17 августа ) у нас оказалась только 21 пехотная дивизия и 8
кавалерийских. Причем к войскам не успело подойти достаточное количество
транспортов и хлебопекарен, а некоторые дивизии во 2-й армии не имели даже
дивизионных обозов.
Во главе фронта стоял генерал Жилинский, карьера которого в военных кругах
вызывала недоумение. Поэтому его провал, как главнокомандующего фронтом,
выпустившего совершенно из рук управление войсками и направлявшего их не
туда, куда следовало, не был неожиданным. Но армиями фронта командовали
опытные генералы ( 1-й - Ренненкампф, 2-й - Самсонов), вынесшие блестящую
боевую репутацию из русско-японской войны.
Вот как описывает Ренненкампфа генерал Деникин: "Генерал Ренненкампф был
природным солдатом. Лично храбрый, не боявшийся ответственности, хорошо
разбиравшийся в боевой обстановке, не поддававшийся переменчивым впечатлениям
от тревожных донесений подчиненных во время боя, умевший приказывать, всегда
устремленный вперед и зря не отступавший...".
Армии Северо-Западного фронта вторглись в Германию с целью отрезать немецкие
корпуса от Вислы и овладеть Восточной Пруссией. Они наступали по обе стороны
Мазурских озер, имея между собой большой интервал.
Командующий 8-й германской армией генерал Притвиц развернул один корпус
заслоном против Самсонова, а двумя ударил по Ренненкампфу. Произошел бой у
Гумбинена ( 20-го августа ), у противников оказались почти равные силы, но у
немцев большое превосходство в артиллерии: 500 германских орудий против 380
русских. В бою у Гумбинена Ренненкампф нанес немцам тяжелое поражение,
корпуса их, понеся большие потери, отступали на юг. Ввиду неожиданности столь
раннего русского наступления и поражения под Гумбиненом, генерал Притвиц
отдал приказ своей армии отойти к нижней Висле, чем вызвал гнев Вильгельма, и
был сменен Гинденбургом с начальником штаба Людендорфом, который и стал
фактическим руководителем намечавшейся операции. Новое командование
немедленно отменило приказ об отходе, применив контрманевр, который имел
большие шансы на успех уже потому, что все наши карты оказались открыты: по
непонятному и преступному недомыслию русских штабов, директивы фронта и армии
передавались войскам радиотелеграммами в незашифрованном виде.
На усиление 8-й армии немцы спешно двинули с французского фронта 2 корпуса, 1
кавалерийскую дивизию и новые формирования, созданные внутри страны. Тем
временем, вместо согласованных действий наших 1-й и 2-й армий, не управляемых
надлежаще свыше, армии продолжали расходиться и интервал между ними
увеличился.
Ренненкампф, у которого было всего 6,5 дивизий, обнаружив отступление немцев,
стал продвигаться вперед, но медленно, ввиду утомления войск и расстройства
тыла. Придерживаясь полученной от Жилинского задачи, он шел на запад, чтобы
отбросить немцев к морю и блокировать Кенигсберг. Самсонов, вместо движения
на север, для совместных действий с 1-й армией, уклонялся все более к западу,
растянув свою армию в одну линию на 210 километров, без резервов.
Гинденбург, оставив небольшой заслон против Ренненкамфа, всеми силами ударил
на Самсонова, и тот был жестоко разбит. Два русских корпуса погибли
полностью, а остатки армии отступили к Нареву. Самсонов в критический момент
боев отправился со своим штабом на передовую; там, в дремучем лесу,
запутавшись в немецком окружении, он потерял связь со штабом фронта и своими
корпусами. Считая для себя позором неминуемый плен, он в ночь на 30 августа
застрелился.
Ренненкампф получил приказ Жилинского идти своим левым флангом на помощь
Самсонову лишь 27 августа. В это время расстояние между армиями было 95
километров. 1-я армия выступила 28-го, а в ночь на 30-е получила приказ
остановиться, т. к. 2-я армия была уже разбита и отступала.
Между тем Гиндербург, сильно подкрепленный новыми корпусами, частью сил
преследовал 2-ю армию, а главный удар направил против Ренненкампфа. Его
армию, ввиду создавшегося положения, следовало бы отвести к русской границе,
но Ставка приказала: "Ни шагу назад". Последовал ряд тяжелых боев, в которых
Ренненкампф, постепенно отступая и не имея поддержки 2-й армии, нес очень
тяжелые потери и к середине сентября отошел к среднему Неману.
Итак, захватить Восточную Пруссию нашим войскам не удалось. Но русское
командование выполнило свои обязательства перед союзниками, выполнило их
дорогой ценой и отвлекло силы, средства и внимание противника от англо-
французского фронта. Немцы перебросили два корпуса на русский фронт и тем
самым дали французам возможность выиграть сражение на Марне. И не раз за эту
войну наши действия руководствовались соображениями помощи союзникам, наши
войска гибли, выигрывая сражения для них. Союзники же никогда не
предпринимали "срочных" наступлений, а если и устраивали операции в помощь
России, то они были либо безуспешны ( Галлиполийская операция ) и не
приносили ощутимой пользы, либо начинались слишком поздно. Таким образом
союзники никогда не приносили таких жертв для России, как наши войска во имя
Франции и Великобритании. Однако французский маршал Фош имел благородство
сказать впоследствии: " Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим
прежде всего мы обязаны России ".
После окончания операции Жилинский обвинил в провале Ренненкампфа, заявив,
что тот "совсем потерял голову". Великий князь Николай Николаевич,
назначенный верховным главнокомандующим, послал своего начальника штаба
генерала Янушкевича проверить "состояние Ренненкампфа". Ответ его был
короток: "Ренненкампф остался тем, кем был". Жилинский был заменен генералом
Рузским.
Общественное мнение обвинило Ренненкампфа в предательстве. Многих на эту
мысль наводило немецкое происхождение его фамилии. Оправдания для него были
невозможны, т. к. все военные операции были облечены строгой тайной. Погиб он
в Таганроге, где разнузданная толпа солдат-дезертиров убила его, подвергнув
предварительно жестоким пыткам.
По стране понеслась волна злобы против немцев, большей частью давно
обрусевших, но только сохранивших свои фамилии. Кое-где это вылилось в
погромы. Вероятно, под напором общественного мнения, в начале 1915г.
состоялось массовое увольнение немцев с гражданских постов, а в армии был
получен секретный приказ немцев в штабы не определять, а отчислять в строй.
Несомненно, во всей этой истории пострадало много вполне патриотичных людей,
но нельзя не признать, что в Прибалтийских губерниях германофильские
симпатии, совершенно чуждые коренному населению ( эстонцам, латышам ),
проявлялись в немецком населении городов и прибалтийском дворянстве. И это не
взирая на то, что последние в течение нескольких веков пользовались в России
привилегированным положением и благосклонностью династии. Эти симпатии
обнаружились впоследствии, после занятия германской армией прибалтийского
края, когда в местной немецкой печати и в воззваниях предводителей дворянства
позвучали неожиданные мотивы:
1. Признание, что "с горячей симпатией и пламенным восторгом (
дворянство ) следило за успехами германского оружия и болело душой, что не
имело возможности на деле доказать свой германизм" ( Ф. Деллингсраузен -
Этсляндское дворянство ).
2. Радость, что "столь долго желанное отделение от России стало, наконец,
действительностью" ( Ф. Эттинген - Лифляндское дворянство ).
3. Призыв "пожертвовать самым дорогим - послать своих сыновей в германскую
