есть возвращения к власти. Назначенные на конец года выборы проблематичны: в
обстановке продолжающейся параллельно с переговорами войны, политического
раскола как чеченского, так и российского общества автомат и танк — вот
избирательный бюллетень1. Не исключено, что часть московских политиков готова
сдать Чечню Дудаеву, и тогда на выборах победит именно он. Но это — тоже не
конец войны. Армия раздражена тем, что ее в последний момент лишают победы,
нанося ей тем самым моральное и фактическое унижение. Отряды дудаевцев, если
им так или иначе удастся восстановить контроль над Чечней, при таком развитии
событий устроят кровавую баню "коллаборационистам" и русскому населению.
Поэтому как русские, так и немалая часть чеченцев просто не смогут вновь
признать власть Дудаева и возьмутся за оружие. Если же на "выборах" победит
оппозиция типа Хаджиева — Гантемирова (что, впрочем, маловероятно), дудаевцы
так же не смогут признать результатов и возобновят войну. Впрочем,
возможность включения Хасбулатова в переговорный процесс несколько
обнадеживает.
В январе 1996 г. произошло нападение на дагестанский город Кизляр отряда
террористов, возглавляемого Салманом Радуевым. Дальнейшие события
развернулись на границе между Дагестаном и Чечней в районе селения
Первомайское. Конечный результат операции: освобождение 82 заложников (еще 18
пропали без вести), 30 боевиков взято в плен, 153 убито, потери федеральных
сил составили 35 убитыми, около 130 ранеными.
У нынешней власти нет четкой кавказской политики. Власть представляет собой
не единую мобильную систему, подчиненную решению проблем, стоящих перед
страной (конечно, не только кавказских), но бесформенный конгломерат
ведомств, министерств, силовых структур, отдельных "сильных людей", поедаемых
политическим честолюбием, одержимых властными амбициями. Каждое ведомство
ведет свою политику. И каждое ведомство мешает другому, запутывая и без того
сложную ситуацию в стране. Это касаетс Чечни, но отнюдь не только ее.
Именно поэтому пробуксовывают реформы в России; а как их провести, если
каждый чинуша думает исключительно о своем кармане, каждый политик рвется в
президенты, каждый министр ведет свою игру, направленную против реальных и
предполагаемых конкурентов? Войны, как известно из истории, имеют не одни
только негативные последствия. Чеченска война могла резко двинуть реформы в
России вперед — военную, аграрную и другие. Но чеченская война может и
поставить точку на российских реформах, на демократии и свободе. Пока же
Россия остается подвешенной между войной и миром, между реакцией и реформой,
между демократией и угрозой новой диктатуры. Закончить войну и установить
справедливый и прочный мир на Кавказе в таких условиях трудно.
2. Политическая реакция в стране и в мире
Свою роль в подталкивании Ельцина и его окружения к войне в Чечне сыграли и
ошибочные прогнозы советников, построенные на незнании ситуации на Северном
Кавказе и психологии чеченского народа. Они убедили президента, что речь идет о
легкой победе и что военное вмешательство не займет более восьми дней.
Планировалось, что чеченский поход продлится с 12 по 20 декабря 1994 г. и
проблема строптивой Чечни будет решена практически без жертв. До сих пор
неясно, кто мог такое насоветовать. Блицкрига в Чечне не получилось. Первая
атака на Грозный захлебнулась, и бои приняли затяжной характер. С беспощадной
суровостью обнажились деградация и деморализация российских войск,
некомпетентность высших командиров, элементарная неподготовленность к ведению
операций в зимних и городских условиях, несогласованность между отдельными
частями. Но самое главное - солдат бросили воевать в Чечню, даже не объяснив им
целей этой войны. Необстрелянные юноши гибли сотнями и тысячами, и это была
бессмысленная смерть. Одновременно гибли тысячи ни в чем не повинных
гражданских лиц.В этой войне все было построено на случайностях, равнодушии,
предательстве и откровенном цинизме. Вскоре стали известны факты,
свидетельствовавшие о том, как российские генералы принимали решения. По
свидетельству очевидцев решение об атаке на Грозный в ночь с 31 декабря 1994 г.
на 1 января 1995 г., окончившейся поражением российской армии и массовыми
жертвами, было принято в ходе празднования дня рождения Грачева. Сама атака
планировалась как подарок министру обороны и президенту. "Известия" по этому
поводу писали: "Редакция получила информацию из военного источника из района
боевых действий: "1 января день рождения Павла Грачева. Накануне Сосковец и
один генерал (это был Михаил Барсуков. - Л. Ш.) приехали навестить его. Было
празднование... Передовые получили приказ - те, кто возьмет президентский
дворец, получит не менее трех звезд Героя. А потом.. произошла кровавая баня
под Новый год. Много было убитых - и чеченцев, и наших. Но дворец не был взят""
[11]. Комментарии излишни...Начало военных действий на Северном Кавказе
явилось фактором, еще более усилившим недовольство внутри армии и министром
Грачевым, и верховным главнокомандующим. Впервые представители высшего
генералитета отважились открыто выступить против войны и способов ее ведения.
Первый заместитель командующего Сухопутными войсками генерал-полковник Эдуард
Воробьев предпочел подать в отставку, но не брать на себя ответственность за
кровопролитие. Отставка Воробьева подтвердила, что в российской армии есть люди
с честью и пониманием воинского долга. С резкой оценкой действий министра
обороны и косвенно самого президента выступили некоторые заместители Грачева, в
первую очередь генерал-полковник Борис Громов, который говорил: "Афганский опыт
должен был нас научить чему-то. Например тому, что решаясь на военные действия,
нужно подумать обо всех особенностях региона... Все говорит о том, что решение
о войне в Чечне было принято спонтанно"[12]
. Что же касается российского общества в целом, то неприятие войны было
достаточно однозначным. Так, все опросы показывали, что в обществе преобладают
сторонники мирного решения конфликта. О неодобрении ельцинского курса на
Кавказе свидетельствовало и резкое падение популярности президента. По данным,
опубликованным в январе 1995 г., 54% опрошенных высказалось за вывод российских
войск из Чечни. 27% поддержали ввод войск и 19% не определили своего отношения
к этому вопросу. Что же касается популярности отдельных российских лидеров, то
63% опрошенных не одобряли деятельность президента, а поддерживали его только
8% опрошенных. Но самое большое число опрошенных, 70%, отрицательно относились
к Грачеву (поддержали его только 3% опрошенных)
[13]. По данным другого опроса в сентябре 1994 г. 70% респондентов было не
удовлетворено деятельностью Ельцина на посту президента, а в январе 1995 г.
из-за войны в Чечне недовольных было уже 84%. Только 20% поддержало его как
лидера, что было на 11% меньше, чем в сентябре
[14]. Постепенно в российском обществе начал происходить тот же сдвиг,
который в свое время произошел в период афганских событий, - по мере увеличения
числа жертв и расширения размаха насилия россияне начали все более критически
относиться к авантюре на Кавказе. Чеченская война заставила многих союзников
Ельцина из демократического лагеря пересмотреть отношение к своему бывшему
кумиру. Представители "ДемРоссии" говорили в этот период: "Хасбулатов и его
камарилья и Ельцин и его камарилья объективно представляли две авторитарные
фракции. Поэтому нет ничего удивительного, что люди переходили из одного лагеря
в другой, делая свои карьеры. Именно это сделали замы Хасбулатова - Филатов,
Шумейко, Рябов. Функционеpы в Белом Доме и в Кpемле провоцировали конфронтации
и ловили рыбку в мутной воде"[15]. А
разве наши демократы раньше не видели, к чему идет дело? Что ж, лучше увидеть
правду поздно, чем никогда. Помнятся резкие слова Юрия Буртина, брошенные
Ельцину в самом начале чеченской кампании: "Теперь совершенно ясно, что Россия
потеряла Чечню. Если Чечня означает не только территорию... но прежде всего
чеченский народ, тогда эти люди на много поколений будут оторваны от России, по
крайней мере духовно"[16]. Но Кремль уже
не слышал критики. Россия все больше увязала в войне. Несмотря на общее
недовольство, массовых проявлений открытого протеста против войны не было.
Организованные демократами митинги протеста собирали ничтожно мало - несколько
сотен самых преданных сторонников, зевак да представителей служб безопасности.
Общество все больше погружалось в апатию. Даже в Москве и С.-Петербурге, где
еще недавно на улицы выходили в едином порыве сотни тысяч, так и не удалось
поднять народ на антивоенное движение. Возможно, отчасти причиной тому было
падение влияния демократических лидеров. Еще несколько лет назад выводившие на
улицы многотысячные толпы, они производили впечатление беспомощности, и их
призывы мало кого волновали. Многие демократические лидеры потеряли моральное
право и на роль критика власти, и на защиту демократии. Некоторые еще недавно
мостили путь ельцинскому режиму. Среди них были и такие, которые постоянно
толклись в кремлевских приемных в надежде если не на пост, то хотя бы на
признание, на включение в Президентский совет или в какую-то другую престижную
структуру. Может быть, поэтому их обличительный запал вызывал сомнения в
искренности даже у сторонников. Как бы то ни было, чеченская бойня заставила
некоторых демократов и либералов подтвердить свою гражданскую позицию. Одним из
первых это сделал Сергей Ковалев. О своем выходе из президентского совета
заявил Отто Лацис. Какое-то время спустя с протестом против войны выступил Егор
Гайдар. Но демократам и либералам трудно давался переход в оппозицию к
президенту. С началом 1995 г. в России все чаще стали задумываться об
экономических последствиях чеченской войны. Она уже разрушила все ориентиры
бюджета на 1995 г. Месяц войны стоил России 800 млрд руб. (220 млн долл.).
Каждый день таких операций добавлял к расходам еще 12-14 млрд руб. Экономисты,
принадлежавшие к разным политическим лагерям, сходились в оценке экономических
последствий чеченской войны. Вот мнение по этому поводу Гайдара (январь 1995
г.): "Постепенное усиление милитаризации общества. А это значит рост военных
расходов. Если это произойдет, можно будет ставить крест на экономической
программе правительства. Экономические последствия такого сценария представить
несложно: дестабилизация валютного рынка, отказ от свободного валютного курса и
конвертируемости валюты, развал системы импортной конкуренции и "надежная
защита" отечественного рынка, резкое усиление инфляционных тенденций и
восстановление товарного дефицита"[17]
.Не стоит думать, что в лагере людей, считавшихся реформаторами, никто не
поддержал военную линию президента. Любопытной явилась реакция бывшего министра
финансов Бориса Федорова. Оправдывая войну в Чечне, он восклицал: "Если на
части территории России не соблюдаются законы, бандиты открыто вооружаются,
убивают, то государство обязано это пресечь. При сопротивлении и силой"
[18]. Как, впрочем, Федоров собирался отделить бандитов от законопослушных
граждан, было неясно. А вот и совершенно откровенный пассаж по поводу
демократов, который демонстрировал стремление Федорова дистанцироваться от них
как можно дальше: "Демократы оставили себе гуманизм, а патриотизм, государство,
национальные интересы отдают жириновским-баркашовым, а затем чернят тех, кто с
ними не согласен. Что предлагается? Уйти из Чечни, брататься с бандитами...
Порядок придется наводить"[19]. И он был
далеко не одинок в стремлении "навести порядок". Не менее примечательным был
ход размышлений одного из лидеров "Яблока" Владимира Лукина, который писал явно
с одобрением действий ельцинской команды: "Во время войны в Чечне
исполнительная власть показала себе самой и всему обществу, что может
действовать самостоятельно, невзирая на давление и вопреки ему". Ну, а этот
пассаж просто нельзя не процитировать: "В идеальном плане необходимо будет
выбить из головы наших военных абсурдное и опасное представление о неприменении
армии во внутренних конфликтах. ...Применение войск внутри страны в крайних
случаях, когда возникает угроза государству, является нормой для
демократических стран"[20]. Словом,
принимая решение ударить по Чечне, Ельцин был отнюдь не одинок. Часть либералов
и демократов пошла за ним. Между тем на оппозиционном фланге политической сцены
возникло замешательство. С переходом Ельцина к державно-патриотической риторике
российские патриоты почувствовали, что почва уходит у них из-под ног. Бывших
непримиримых врагов президента в вопросе о Чечне мало что с ним разделяло.
Барьером между ними теперь оставалась только личная вражда. Возникала
парадоксальная ситуация, когда патриоты стали громить президента уже просто за
то, что он перехватил то, чем они до сих пор жили и считали как бы своей
собственностью.Идеологи национал-патриотического движения однозначно поддержали
военные действия в Чечне. Игорь Шафаревич писал: "Основной целью русского
народа является сейчас сохранение и восстановление русского государства...
Сейчас вопрос о целостности России решается в Чечне. Признав это, мы не идем на
соглашение с режимом... Конечно, патриоты испытывают дискомфорт, если они хоть
в одном вопросе разделяют позицию Ельцина и Грачева. Но ведь заняв
противоположную позицию, мы окажемся в одних рядах с Гайдаром. Подобные
соображения вообще мелки сравнительно с вопросом о единстве и существовании
России, который решается сейчас в Чечне. И это единство отстаивает там армия"
[21]. Так что оппозиционеров-патриотов и Ельцина в тот период разделяло
немногое. Еще шаг навстречу друг другу - и разделительная линия могла
исчезнуть. Националистические группировки различных оттенков, а также
фашиствующая группа Александра Баркашова поддержали новое "воплощение"
президента. Помимо них он получил поддержку у ЛДПР. Впрочем, Жириновский
постоянно поддерживал Ельцина в критические моменты.В результате чеченской
войны в России возникла более жесткая поляризация национал-патриотов и
либералов, выступавших за сохранение прозападной ориентации. Одновременно
произошли перемещения в лагерях сторонников и противников Ельцина. Так, среди
новых ельцинских сторонников оказалось немало вчерашних врагов. И напротив,
некоторые его недавние соратники оказались в оппозиции к нему. Возникла
ситуация, когда на политическом поле Ельцину мало кто угрожал всерьез. Более
того, он получил большую свободу рук, чем прежде. Что же касается общественного
мнения, настроенного по отношению к президентской политике отрицательно, то все
зависело от дальнейшего развития событий. Вполне могло случиться, что
переориентация общественного мнения на проблему войны в Чечне была Ельцину даже
выгодна, ибо в какой-то мере отвлекала народ от острых социальных
проблем.Полную несостоятельность в период чеченской войны продемонстрировал
парламент. Несмотря на продолжавшуюся кровавую войну, многие депутаты
преспокойно отправились на зимние каникулы, даже не попытавшись повлиять на
исполнительную власть. Лишь небольшая группа народных избранников, среди них
Ковалев, Шейнис, Пономарев, Борщев, Якунин, проявила мужество и отправилась в
Чечню, пытаясь найти пути прекращения насилия. Некоторые из них находились в
Грозном в дни новогоднего штурма города и были свидетелями кровавого
кошмара.Ельцин в обмен на услужливость спикеров обеих Федерального собрания
включил их в состав Совета безопасности, приобщив таким образом к высшей касте
и возложив на них ответственность за происходящее. Комментируя этот факт,
кто-то из журналистов пошутил: "С недавних пор у гг. Шумейко и Рыбкина
изменились прически. Причем изменились таким образом, что стали похожи на
прическу г-на Ельцина. Спикеров допустили-таки не только в Совет безопасности,
но и в державную парикмахерскую". Произошло удивительное слияние властей, и оба
спикера могли спокойно одобрять военные решения в Совете безопасности,
очевидно, надеясь, что публика нескоро узнает, кто и как голосовал.Все более
очевидным становилось и направление эволюции самого Ельцина. C конца 1994 г.
президент предстал перед всеми как человек, который не хотел прислушаться к
голосу разума. Все увидели замашки самодержца, нежелание признавать ошибки и
упрямое стремление идти до конца. Было ясно, что само кровопролитие в Чечне
Ельцина не пугает. Но дело было не только в чеченской войне. Неудачи, осознание
возникшего тупика, непонимание, как из него выйти, очевидно, только усилили
раздражительность и упрямство Ельцина. Раньше эти его черты смягчались
обстоятельствами, прежде всего невозможностью в течение 1991-1993 гг. года
единолично распоряжаться властью, необходимостью опоры на демократически
ориентированные группы. Но после победы в октябре 1993 г. президент все больше
попадал под влияние атмосферы, сформировавшейся вокруг него, растущей изоляции
от общества и демократических сил, усиления роли посредников, контролирующих
его общение с внешним миром, а также лести, наушничества подчиненных. Мало кто
уже видел Ельцина добродушным, улыбчивым, человеком широкого жеста. Камеры все
чаще показывали его мрачным и сосредоточенным на чем-то своем. Сам характер
действий президента начал свидетельствовать об усиливающейся подозрительности и
резкости суждений. Поведение Ельцина смущало многих даже в его собственном
окружении. Пугало несоответствие между огромной властью, которой он обладал, и
его невоздержанностью, неспособностью быть адекватным. Это не всегда ощущалось
в Москве, где удавалось скрывать от публики тайны кремлевской жизни. Но когда
Ельцин выезжал за границу, его поведение давало множество поводов для
пересудов. Иногда российский гость повергал хозяев в состояние, близкое к шоку,
и только деликатность ситуации удерживала западных журналистов от откровенных
оценок. Но и того, что прорывалось в прессу и телевизионные новости, было
