: Интеллигенция и революция

Та­кой двой­ной фронт по­мог го­су­дар­ст­вен­ной бю­ро­кра­тии, не

ис­клю­чая са­мых про­све­щен­ных ее пред­ста­ви­те­лей, ут­вер­дить­ся в

тра­ди­ци­он­ном по­ли­ти­че­ском кре­до: толь­ко го­су­дар­ст­во мо­жет быть

ини­циа­то­ром по­ли­ти­че­ских дей­ст­вий, а об­ще­ст­во — все­го лишь

объ­ект оте­че­ских за­бот пра­ви­тель­ст­ва.

Кон­сер­ва­тив­ное дво­рян­ст­во, не­смот­ря на не­ко­то­рые

оп­по­зи­ци­он­ные на­строе­ния, при­ми­ри­лись с та­кой по­ли­ти­кой. Мог­ло

ли оно по­рвать с са­мо­дер­жа­ви­ем? Са­мо­дер­жа­вие за­щи­ща­ло его от

не­на­вис­ти ни­зов, где и по­сле ос­во­бо­ж­де­ния кре­сть­ян ле­лея­ли

меч­ту об экс­про­приа­ции по­ме­щичь­ей соб­ст­вен­но­сти, о чер­ном

пе­ре­де­ле. Выс­ший слой, как это бы­ва­ло и пре­ж­де в ана­ло­гич­ных

си­туа­ци­ях, го­тов был при­ми­рить­ся со сво­им под­чи­нен­ным

по­ло­же­ни­ем, лишь бы не рис­ко­вать свои­ми со­ци­аль­ны­ми

при­ви­ле­гия­ми.

С этим мож­но толь­ко со­гла­сит­ся. Дей­ст­ви­тель­но, вплоть до се­ре­ди­ны

XIX сто­ле­тия са­мо­дер­жа­вие об­ла­да­ло ис­клю­чи­тель­ной сво­бо­дой

дей­ст­вий, а наи­бо­лее важ­ные со­сло­вия в стра­не — дво­ря­не и

кре­сть­я­не — не под­вер­га­ли со­мне­нию ( ес­ли не счи­тать ред­ких

ис­клю­че­ний, на­при­мер, де­каб­ри­стов и не­ко­то­рую часть

ка­за­че­ст­ва) ав­то­кра­ти­че­ский прин­цип как та­ко­вой. Лишь с

по­яв­ле­ни­ем ин­тел­ли­ген­ции ав­то­ри­тет ца­ря по­шат­нул­ся.

Ин­тел­ли­ген­ция всту­пи­ла в борь­бу не про­сто с тем или иным

пра­ви­тель­ст­вен­ным кур­сом, но про­тив са­мих ос­нов сис­те­мы,

идео­ло­ги­че­ских и по­ли­ти­че­ских. Рус­скую ин­тел­ли­ген­цию мож­но

от­час­ти срав­нить с мар­кси­ст­ки ори­ен­ти­ро­ван­ным ра­бо­чим

дви­же­ни­ем на За­па­де во вто­рой по­ло­ви­не XIX ве­ка: оно то­же

на­хо­ди­лось в прин­ци­пи­аль­ной оп­по­зи­ции к бур­жу­аз­но­му

го­су­дар­ст­ву. Но ес­ли не при­да­вать боль­шо­го зна­че­ния

ан­ти­со­циа­ли­сти­че­ским за­ко­нам Бис­мар­ка и по­доб­ным яв­ле­ни­ям,

за­пад­но­ев­ро­пей­ские ра­бо­чие мог­ли все же дей­ст­во­вать

от­но­си­тель­но сво­бод­но, и это, ме­ж­ду про­чим, весь­ма

спо­соб­ст­во­ва­ло смяг­че­нию их на­строе­ний. Ре­ши­тель­ный про­тест в

этих ус­ло­ви­ях те­рял при­вле­ка­тель­ность. По­доб­ное сгла­жи­ва­ние

по­ли­ти­че­ских и со­ци­аль­ных кон­флик­тов для рус­ской мо­нар­хии

ос­та­ва­лось не­воз­мож­ным. Она пре­дос­тав­ля­ла об­ще­ст­ву лишь

ре­ше­ние не­по­ли­ти­че­ских за­дач и от­ка­зы­ва­ла оп­по­зи­ции в пра­ве

на ле­галь­ное су­ще­ст­во­ва­ние. Прав­да, по­сле 1855 го­да

пра­ви­тель­ст­во зна­чи­тель­но ос­ла­би­ло при­выч­ную сис­те­му кон­тро­ля

над на­се­ле­ни­ем. От­кры­лось до­воль­но ши­ро­кое по­ле дея­тель­но­сти

для нон­кон­фор­ми­ст­ских сил. В прес­се, осо­бен­но в жур­на­ле

“Со­вре­мен­ник”, под ви­дом ли­те­ра­тур­ной кри­ти­ки под­час не­обы­чай­но

рез­ко кри­ти­ко­вал­ся су­ще­ст­вен­ный по­ря­док: су­ды при­сяж­ных на

по­ли­ти­че­ских про­цес­сах по­рой вы­но­си­ли на удив­ле­ние мяг­кие

при­го­во­ры, к ужа­су и воз­му­ще­нию кон­сер­ва­тив­ных кру­гов:

сту­ден­че­ст­во эво­лю­цио­ни­ро­ва­ло вле­во и в кон­це ко­нов вы­шло из-

под опе­ки вла­стей. Яко­бы “не­по­ли­ти­че­ские” ор­га­ни­за­ции и

ней­траль­ные уч­ре­ж­де­ния пре­вра­ща­лись в оча­ги со­про­тив­ле­ния

аб­со­лю­ти­ст­ским при­тя­за­ни­ям са­мо­дер­жав­ной вла­сти, при­чем

пра­ви­тель­ст­во, при­вык­шее к бю­ро­кра­ти­че­ской рег­ла­мен­та­ции в

сфе­ре по­ли­ти­ки, реа­ги­ро­ва­ло на это до­воль­но бес­по­мощ­но. С од­ной

сто­ро­ны, оно поч­ти ни­че­го не пред­при­ни­ма­ло про­тив анар­хиз­ма

сту­ден­тов, а с дру­гой — по-преж­не­му бы­ло склон­но к ме­лоч­но­му

вме­ша­тель­ст­ву в об­ще­ст­вен­ные про­цес­сы, в ко­то­рых оно

со­вер­шен­но не раз­би­ра­лось.

Так власть, не тер­пев­шая ни­ка­кой по­ли­ти­че­ской оп­по­зи­ции,

не­воль­но по­ощ­ря­ла об­ще­ст­вен­ный ра­ди­ка­лизм, не склон­ный

по­твор­ст­во­вать ка­ким бы то ни бы­ло ин­сти­ту­цио­наль­ным

ог­ра­ни­че­ни­ям.

Си­туа­ция де­тей бы­ла ку­да бла­го­при­ят­ней, чем у их

пред­ше­ст­вен­ни­ков. То­гда, в ни­ко­ла­ев­скую эпо­ху, оп­по­зи­цию

пред­став­ля­ли не­мно­гие изо­ли­ро­ван­ные круж­ки или не­боль­шие груп­пы,

не рас­по­ла­гав­шие ни об­щей три­бу­ной для вы­ра­же­ния сво­их взгля­дов,

ни ка­на­ла­ми свя­зи для осу­ще­ст­в­ле­ния ка­ких бы то ни бы­ло

об­ще­ст­вен­ных ак­ций. Воз­му­ще­ние со­ци­аль­ной не­спра­вед­ли­во­стью и

дес­по­тиз­мом не мог­ло вы­лить­ся в от­кры­тый про­тест. Рас­пла­чи­вать­ся

за стра­те­гию вы­тес­не­ния об­ще­ст­вен­но­го мне­ния, при­ня­тую

Ни­ко­ла­ем I, при­шлось его ли­бе­раль­но­му сы­ну. Ибо “ни­ги­лизм” 60-х

го­дов и тер­ро­ри­сти­че­ское бе­зу­мие 70-х — не что иное, как

за­по­зда­лая ре­ак­ция на за­си­лие кре­по­ст­ни­че­ско­го ре­жи­ма: от­каз

от это­го ре­жи­ма, по мне­нию мно­гих, со­сто­ял­ся слиш­ком позд­но, ко­гда

уже поч­ти не­воз­мож­но бы­ло пре­одо­леть вра­ж­ду ме­ж­ду

пра­ви­тель­ст­вом и оп­по­зи­ци­ей — рав­но как и от­чу­ж­де­ние ме­ж­ду

по­ме­щи­ка­ми и кре­сть­я­на­ми.

Та­ким об­ра­зом, не­взи­рая на от­те­пель, не­смот­ря на эй­фо­рию

на­цио­наль­но­го при­ми­ре­ния в на­ча­ле цар­ст­во­ва­ния Алек­сан­д­ра II,

стра­на все бо­лее съез­жа­ла к кон­фрон­та­ции. Про­по­вед­ни­ки

тер­пи­мо­сти и ком­про­мис­са ока­за­лись в изо­ля­ции. Но­вый

ли­бе­раль­ный курс дол­жен был опи­рать­ся на со­ци­аль­но­го но­си­те­ля, —

най­ти его бы­ло очень труд­но. В Рос­сии не бы­ло или поч­ти не бы­ло

сред­не­го со­стоя­ния — глав­ной опо­ры по­ли­ти­че­ско­го сво­бо­до­мыс­лия

на За­па­де. Бур­жуа­зия, “тор­га­ши” — ни­ко­гда не поль­зо­ва­лись здесь

вы­со­ким об­ще­ст­вен­ным пре­сти­жем. В об­ще­ст­ве не мог­ли про­явить

се­бя в пол­ной ме­ре и, так ска­зать, се­бя оку­пить та­кие бур­жу­аз­ные

ка­че­ст­ва, как бла­го­ра­зу­мие, де­ло­ви­тость и т. п. Хо­тя

ин­тел­ли­ген­ция ут­ра­ти­ла вся­кую связь с пра­во­слав­ной цер­ко­вью,

мыш­ле­ние ин­тел­ли­ген­тов не смог­ло ос­во­бо­дить­ся от оп­ре­де­лен­ной

ре­ли­ги­оз­ной ок­ра­ски. Их фа­на­ти­че­ская пре­дан­ность

ре­во­лю­ци­он­ным идеа­лам силь­но на­по­ми­на­ла стра­ст­ную ве­ру пред­ков

в чис­то­ту пра­во­сла­вия, ту ве­ру, во имя ко­то­рой не­ко­гда

са­мо­сжи­га­лись ста­ро­об­ряд­цы. Со­че­та­ние но­во­го и ста­ро­го

да­ва­ло смесь ис­клю­чи­тель­ной взрыв­ча­той си­лы.

Дос­то­ев­ский, сам при­над­ле­жав­ший к “ор­де­ну”, но став­ший его судь­ей

и об­ли­чи­те­лем, пи­сал о со­циа­лиз­ме, что он лишь на по­верх­но­сти

вы­гля­дит об­ще­ст­вен­но-по­ли­ти­че­ским уче­ни­ем: ку­да важ­ней его

по­ли­ти­че­ских при­тя­за­ний стрем­ле­ние со­циа­лиз­ма стать

аль­тер­на­ти­вой хри­сти­ан­ст­ву. Эта ха­рак­те­ри­сти­ка пре­тен­до­ва­ла

на уни­вер­саль­ность, но опи­сы­ва­ла ско­рее по­ло­же­ние ве­щей в Рос­сии,

чем на За­па­де

Тем не ме­нее ре­ли­ги­оз­ный ха­рак­тер мыш­ле­ния ин­тел­ли­ген­тов был

не­про­из­воль­ным и не­осоз­нан­ным, ведь за­да­ча со­стоя­ла в пол­ном

раз­ры­ве с тра­ди­ци­ей: ин­тел­ли­ген­ция вы­сту­пи­ла как

раз­ру­ши­тель­ни­ца всех свя­тынь. Един­ст­вен­ное, что уце­ле­ло в этом

все­об­щем про­цес­се раз­ру­ше­ния и ос­та­ва­лось пред­ме­том пла­мен­ных

вос­хва­ле­ний, был рус­ский про­стой на­род. На­род, оли­це­тво­ре­ние

муд­ро­сти и до­б­ра. Все по­ня­тия, все куль­тур­ные на­чи­на­ния,

не­дос­туп­ные по­ни­ма­нию низ­ших сло­ев, бы­ли от­бро­ше­ны как не­нуж­ные

и не­доз­во­лен­ные. Как за­ме­ча­ет Ни­ко­лай Бер­дя­ев, за­ня­тие

фи­ло­со­фи­ей в Рос­сии дол­гое вре­мя счи­та­лось “поч­ти

без­нрав­ст­вен­ным”, тех, кто уг­луб­лял­ся в аб­ст­ракт­ные про­бле­мы,

ав­то­ма­ти­че­ски по­доз­ре­ва­ли в рав­но­ду­шии к на­род­ным бе­дам.

Но при всей сво­ей са­мо­от­вер­жен­но­сти, го­тов­но­сти сле­до­вать до

кон­ца идеа­лам ра­вен­ст­ва, при всем на­ро­до­лю­бии, ин­тел­ли­ген­ция не

мог­ла от­ме­нить тот при­скорб­ный факт, что в дей­ст­ви­тель­но­сти она

при­над­ле­жа­ла к об­ра­зо­ван­но­му и, сле­до­ва­тель­но,

при­ви­ле­ги­ро­ван­но­му слою. Для му­жи­ков ин­тел­ли­гент, как и

по­ме­щик, был пред­ста­ви­те­лем не­на­ви­ст­но­го ев­ро­пеи­зи­ро­ван­но­го

слоя гос­под: и язык, и ми­ро­воз­зре­ние это­го слоя бы­ли им не­по­нят­ны.

Хо­тя аг­рар­ный во­прос был са­мым жгу­чим и на­сущ­ным во­про­сом,

кре­сть­ян­ст­во не про­яв­ля­ло же­ла­ния пре­по­ру­чить ин­тел­ли­ген­ции

ру­ко­во­дство в борь­бе за его ин­те­ре­сы. Об этом сви­де­тель­ст­ву­ет

хо­ро­шо из­вест­ная судь­ба на­род­ни­ков, юно­шей и де­ву­шек, ко­то­рые в

70-х го­дах “по­шли в на­род”, что­бы от­крыть ему гла­за. Кре­сть­я­не не

слу­ша­ли аги­та­то­ров, а то и про­сто вы­да­ва­ли их по­ли­ции. Этот

про­вал и ощу­ще­ние бес­по­мощ­но­сти, не­со­мнен­но, бы­ли од­ной из

важ­ней­ших при­чин ра­ди­ка­ли­за­ции на­род­ни­ков, пе­ре­хо­да к

ре­во­лю­ци­он­но­му тер­ро­ру. Об­ще­ст­во нуж­но бы­ло “раз­бу­дить”. Но и

са­мые сен­са­ци­он­ные по­ку­ше­ния не су­ме­ли встрях­нуть

экс­плуа­ти­руе­мые мас­сы.

Во­пре­ки всем уси­ли­ям, ин­тел­ли­ген­ция не бы­ла в со­стоя­нии за­нять

ва­кант­ное ме­сто ли­де­ра. За­ста­ре­лый по­ли­ти­че­ский кон­сер­ва­тизм

кре­сть­ян­ст­ва пре­пят­ст­во­вал объ­е­ди­не­нию обе­их мя­теж­но

на­стро­ен­ных со­ци­аль­ных групп. Кон­сер­ва­тив­ные си­лы на­вер­ху

стре­ми­лись уве­ко­ве­чить этот раз­рыв. Им бы­ло яс­но, что от то­го, кто

по­бе­дит в борь­бе за ду­шу на­ро­да, за­ви­сит судь­ба стра­ны. На

ин­тел­ли­ген­ции они уже и так по­ста­ви­ли крест. Но нуж­но бы­ло лю­бой

це­ной по­ме­шать то­му, что­бы ни­зы по­шли за об­ра­зо­ван­ной эли­той.

Кон­сер­ва­то­ры счи­та­ли жиз­нен­но важ­ным для го­су­дар­ст­ва

пре­до­хра­нить от кор­ро­зии мир до­пет­ров­ских пред­став­ле­ний, в

ко­то­ром жи­ли на­род­ные мас­сы. Здесь, ко­неч­но нель­зя не упо­мя­нуть

Кон­стан­ти­на По­бе­до­нос­це­ва, юри­ста и го­су­дар­ст­во­ве­да,

влия­тель­но­го со­вет­ни­ка двух по­след­них им­пе­ра­то­ров, в 1880-1905

го­дах за­ни­мав­ше­го пост обер-про­ку­ро­ра Свя­тей­ше­го Си­но­да —

выс­ше­го пра­ви­тель­ст­вен­но­го ор­га­на Рус­ской пра­во­слав­ной церк­ви.

По­бе­до­нос­цев был убе­ж­ден, что рус­ский на­род со­хра­ня­ет

аб­со­лют­ную вер­ность ца­рю: эта вер­ность по су­ти и есть са­мая

на­деж­ная опо­ра са­мо­дер­жа­вия. На­род знать не зна­ет о кон­сти­ту­ции,

она ему и не нуж­на, он да­же и не по­мыш­ля­ет о ка­ком-ли­бо

ог­ра­ни­че­нии са­мо­дер­жа­вия. Ли­бе­раль­ные ус­туп­ки об­ще­ст­ву

со­вер­шен­но из­лиш­ни. В них за­ин­те­ре­со­ва­но лишь ни­чтож­ное

мень­шин­ст­во рос­сий­ско­го на­се­ле­ния. Нуж­но, сле­до­ва­тель­но, что­бы

тра­ди­ци­он­ное ми­ро­ощу­ще­ние ниж­них сло­ев вы­дер­жа­ло на­пор

зло­вред­ной со­вре­мен­но­сти. По­бе­до­нос­цев все­ми си­ла­ми ста­рал­ся

ог­ра­дить на­род и об­ще­ст­во от но­вей­ших вея­ний, пре­ж­де все­го,

ко­неч­но, от идей, шед­ших с За­па­да. Этой це­ли слу­жи­ла сре­ди про­че­го

вы­дви­ну­тая им про­грам­ма на­род­но­го об­ра­зо­ва­ния. Обер-про­ку­рор

Си­но­да был не­вы­со­ко­го мне­ния об аб­ст­ракт­ных нау­ках, ко­то­рые

толь­ко сби­ва­ют с то­ку про­сто­го че­ло­ве­ка и уве­ли­чи­ва­ют

не­до­воль­ст­во оди­но­чек сво­им по­ло­же­ни­ем в об­ще­ст­ве.

Об­ра­зо­ва­ние долж­но ог­ра­ни­чи­вать­ся кон­крет­ны­ми зна­ния­ми и

прак­ти­че­ски­ми на­вы­ка­ми. Осу­ще­ст­в­ляя свой иде­ал на­род­но­го

об­ра­зо­ва­ния, По­бе­до­нос­цев энер­гич­но рас­ши­рял сеть цер­ков­но-

при­ход­ских школ.

Но в кон­це кон­цов ока­за­лось, что низ­шие слои об­ще­ст­ва, ко­то­рые этот

идео­лог по­сле­до­ва­тель­но­го кон­сер­ва­тиз­ма счи­тал глав­ной опо­рой

тро­на, как раз и пред­став­ля­ли со­бой са­мую страш­ную уг­ро­зу для

го­су­дар­ст­вен­но­го строя. На гра­ни ве­ков, с пя­ти­де­ся­ти­лет­ним

опо­зда­ни­ем, на­род­ные мас­сы вклю­чи­лись в про­цесс, на­ча­тый

ин­тел­ли­ген­ци­ей. Те­перь борь­ба оп­по­зи­ции и ав­то­кра­тии мог­ла

ре­шить­ся толь­ко в поль­зу оп­по­зи­ции. От­ме­на кре­по­ст­но­го пра­ва

при­нес­ла свои пло­ды. Це­лое по­ко­ле­ние кре­сть­ян вы­рос­ло в но­вой,

бо­лее сво­бод­ной ат­мо­сфе­ре. Эти де­ти кре­по­ст­ных уже не так лег­ко

под­чи­ня­лись опе­ке, как по­ко­ле­ние их от­цов. А про­грам­ма

кон­сер­ва­то­ров ос­та­лась преж­ней и все так же ис­хо­ди­ла из

пред­по­сыл­ки со­ци­аль­ной не­зре­ло­сти ни­зов.

Про­вал кон­цеп­ции По­бе­до­нос­це­ва был вы­зван еще и тем, что да­ле­ко не

все си­лы в пра­ви­тель­ст­вен­ных кру­гах под­дер­жи­ва­ли обер-про­ку­ро­ра

в его стрем­ле­нии под­мо­ро­зить Рос­сию. Бо­лее то­го, у По­бе­до­нос­це­ва

бы­ли мо­гу­ще­ст­вен­ные про­тив­ни­ки, ко­то­рые на­дея­лись уст­ра­нить

ре­во­лю­ци­он­ную опас­ность дру­ги­ми, в сущ­но­сти, про­ти­во­по­лож­ны­ми

сред­ст­ва­ми. Та­ков был граф Сер­гей Вит­те, круп­ный го­су­дар­ст­вен­ный

дея­тель, в 1892-1903 гг. ми­нистр фи­нан­сов, за­тем пред­се­да­тель

Со­ве­та ми­ни­ст­ров. Вит­те, в от­ли­чие от По­бе­до­нос­це­ва, не бо­ял­ся

бу­ду­ще­го. Он счи­тал Рос­сию стра­ной не­ис­чер­пае­мых воз­мож­но­стей,

ко­то­рая, од­на­ко, ну­ж­да­ет­ся в ко­рен­ной мо­дер­ни­за­ции. Толь­ко так

она су­ме­ет со­хра­нить ста­тус ве­ли­кой дер­жа­вы и ре­шить свои

на­сущ­ные со­ци­аль­ные про­бле­мы. В ча­ст­но­сти, со­вер­шен­но ины­ми

бы­ли пред­став­ле­ния Вит­те о на­род­ном об­ра­зо­ва­нии. Мо­дер­ни­за­ция

стра­ны, по его мне­нию, тре­бо­ва­ла про­све­щен­ных и ди­на­мич­ных

под­дан­ных, а не кос­ных при­вер­жен­цев тра­ди­ци­он­но­го

ми­ро­воз­зре­ния. Эго­изм не­за­ви­си­мой лич­но­сти, столь бес­по­ко­ив­ший

По­бе­до­нос­це­ва, стрем­ле­ние лич­но­сти реа­ли­зо­вать се­бя Вит­те

во­об­ще счи­тал дви­жу­щей си­лой вся­ко­го про­грес­са. Без лич­ных

ам­би­ций гра­ж­дан нель­зя объ­яс­нить куль­тур­ные и эко­но­ми­че­ские

дос­ти­же­ния За­пад­ной Ев­ро­пы. Чуть ли не глав­ную при­чи­ну

от­ста­ло­сти Рос­сии Вит­те ви­дел в не­дос­та­точ­ном раз­ви­тии лич­ной

ини­циа­ти­вы.

На­ко­нец, са­мое рез­кое не­при­ятие вы­зы­ва­ла у Вит­те изо­ля­ция,

про­по­ве­дуе­мая По­бе­до­нос­це­вым как за­лог со­хра­не­ния осо­бен­но­го

ха­рак­те­ра Рос­сии. Для Вит­те, как и для дру­гих сто­рон­ни­ков

мо­дер­ни­за­ции стра­ны, от Пет­ра I до Ле­ни­на, “осо­бен­ность Рос­сии”

со­стоя­ла ис­клю­чи­тель­но в ее от­ста­ло­сти. Пре­одо­лев свое

от­ста­ва­ние, стра­на ни­чем не бу­дет от­ли­чать­ся от дру­гих

ев­ро­пей­ских го­су­дарств.

В этой кон­цеп­ции бы­ло, од­на­ко, сла­бое ме­сто: Вит­те не мог по­лу­чить

под­держ­ки ни у ка­ко­го сколь­ко-ни­будь зна­чи­тель­но­го со­ци­аль­но­го

слоя. Ра­бо­чие, чис­лен­ность ко­то­рых стре­ми­тель­но воз­рос­ла в

ре­зуль­та­те ре­форм Вит­те, до­воль­но ско­ро пре­вра­ти­лись в наи­бо­лее

во­ин­ст­вен­ных про­тив­ни­ков ре­жи­ма. Кре­сть­я­нам про­грам­ма

ин­ду­ст­риа­ли­за­ции бы­ла не­по­нят­на и чу­ж­да. Их ин­те­ре­со­ва­ло не

аб­ст­ракт­ное ве­ли­чие Рос­сии, а во­прос о зем­ле. Раз­ви­тие

про­мыш­лен­но­сти, по край­ней ме­ре на пер­вых по­рах, как буд­то ни­че­го

не обе­ща­ло в смыс­ле ре­ше­ния аг­рар­но­го во­про­са: на­про­тив,

пред­по­ла­га­лось, что на ка­кое-то вре­мя зем­ле­дель­цу при­дет­ся еще

ху­же. Ведь без вы­со­ких на­ло­гов не­воз­мож­но бы­ло осу­ще­ст­вить

про­грам­му ин­ду­ст­риа­ли­за­ции. Ми­ни­ст­ру фи­нан­сов не уда­лось

при­влечь на свою сто­ро­ну и ли­бе­раль­ные груп­пи­ров­ки. Кам­нем

пре­ткно­ве­ния стал те­зис о не­ог­ра­ни­чен­ной цар­ской вла­сти. При всем

сво­ем про­грес­сиз­ме Вит­те все же счи­тал са­мо­дер­жа­вие наи­бо­лее

под­хо­дя­щим стро­ем для бы­ст­рей­ше­го пе­ре­уст­рой­ст­ва стра­ны, ибо в

рас­по­ря­же­нии мо­нар­ха на­хо­дил­ся мощ­ный ад­ми­ни­ст­ра­тив­ный

ап­па­рат, не под­ле­жа­щий кон­тро­лю со сто­ро­ны пар­ла­мен­та.

Пар­ла­мент­ские де­ба­ты Вит­те счи­тал лишь тор­мо­зом для ре­форм.

Но вме­сто то­го, что­бы пре­одо­леть внут­рен­ние про­ти­во­ре­чия в

стра­не, по­ли­ти­че­ский курс Вит­те лишь обо­ст­рил их. Та­ким об­ра­зом, в

Рос­сии од­но­вре­мен­но уже­сто­чи­лись три кон­флик­та, в боль­шей ме­ре

уже раз­ре­шен­ных на За­па­де: это был кон­сти­ту­ци­он­ный, ра­бо­чий и

аг­рар­ный во­прос. Са­мо­дер­жа­вие ли­ши­лось со­ци­аль­ных кор­ней, и

пус­то­та, ок­ру­жив­шая двор, дра­ма­ти­че­ски об­на­ру­жи­ла се­бя во

вре­мя Рус­ско-япон­ской вой­ны. Об­ще­ст­во без осо­бой го­ре­чи

вос­при­ня­ло по­ра­же­ние цар­ской ар­мии, кое-кто в ла­ге­ре ле­вой

ин­тел­ли­ген­ции да­же бур­но его при­вет­ст­во­вал. Ле­нин зая­вил, что

по­ра­же­ние на­не­се­но не рус­ско­му на­ро­ду, а его злей­ше­му вра­гу —

цар­ско­му пра­ви­тель­ст­ву. Нуж­но ска­зать, что столь край­няя

по­ра­жен­че­ская по­зи­ция бы­ла не та­кой уж ред­ко­стью в ла­ге­ре

оп­по­зи­ци­он­ных сил.

Ока­зав­шись в изо­ля­ции, двор был вы­ну­ж­ден ис­кать ком­про­мис­са с

об­ще­ст­вом. Ма­ни­фест 17 ок­тяб­ря 1905 го­да обе­щал Рос­сии ос­нов­ные

гра­ж­дан­ские пра­ва и пре­ду­смат­ри­вал со­зыв Го­су­дар­ст­вен­ной Ду­мы.

На­сту­пил ко­нец не­ог­ра­ни­чен­ной мо­нар­хии.

От­ны­не ин­тел­ли­ген­ция уже не ви­се­ла в пус­то­те, — ре­во­лю­ция

Пя­то­го го­да это на­гляд­но по­ка­за­ла. Осу­ще­ст­ви­лась дав­няя меч­та

ин­тел­ли­ген­тов объ­е­ди­нить­ся с на­ро­дом. “Вни­зу” по­чи­та­ние ца­ря

ма­ло-по­ма­лу сме­ни­лось без­ог­ляд­ной ве­рой в ре­во­лю­цию. Но этот

ус­пех стран­ным об­ра­зом не вы­звал бе­зо­го­во­роч­но­го одоб­ре­ния у

чле­нов “ор­де­на”, так как часть ин­тел­ли­ген­ции к это­му вре­ме­ни

ус­пе­ла сме­нить ве­хи.

На ру­бе­же сто­ле­тия в рус­ских об­ра­зо­ван­ных кру­гах, как, впро­чем, и

на За­па­де, рас­про­стра­ни­лись вея­ния “кон­ца ве­ка”. Воз­ник­ло

скеп­ти­че­ское от­но­ше­ние к по­зи­ти­ви­ст­ским мо­де­лям ми­ра, к ве­ре в

про­гресс. Не­обы­чай­но воз­рос­ло влия­ние ве­ду­щих кри­ти­ков идеи

про­грес­са Дос­то­ев­ско­го и Ниц­ше. В ито­ге сре­ди об­ра­зо­ван­ных

кру­гов на­ме­ти­лась сво­его ро­да де­по­ли­ти­за­ция. На­чи­нал­ся

зна­ме­ни­тый Се­реб­ря­ный век. Взо­ры мно­гих ин­тел­ли­ген­тов

об­ра­ти­лись к ду­хов­ным и эс­те­ти­че­ским про­бле­мам, эти лю­ди

по­ки­да­ли “ор­ден”. По­во­рот от­чет­ли­во обо­зна­чил­ся в сбор­ни­ке 1902

го­да “Про­бле­мы идеа­лиз­ма”, в ко­то­ром уча­ст­во­ва­ли мно­гие быв­шие

мар­ксис­ты: Петр Стру­ве, Се­мен Франк, Ни­ко­лай Бер­дя­ев, Сер­гей

Бул­га­ков. Еще рез­че эти ав­то­ры раз­де­ла­лись с преж­ни­ми идеа­ла­ми в

дру­гом ши­ро­ко из­вест­ном сбор­ни­ке “Ве­хи” (1909 г.). Идео­ло­гия

“ор­де­на” с ее тра­ди­ци­он­ным ма­ни­хей­ским де­ле­ни­ем ми­ра на

аб­со­лют­ное зло и аб­со­лют­ное доб­ро (са­мо­дер­жа­вие и на­род) бы­ла

рас­це­не­на не бо­лее и не ме­нее, как род кол­лек­тив­но­го пси­хо­за.

Раз­да­лись при­зы­вы к ком­про­мис­су и тер­пи­мо­сти, к сми­ре­нию и

при­зна­нию, что дос­тиг­нуть зем­но­го рая, да еще с по­мо­щью

ре­во­лю­ци­он­но­го на­си­лия, не­воз­мож­но.

Во­пре­ки пре­дос­те­ре­же­ни­ям за­щит­ни­ков не­ог­ра­ни­чен­ной

са­мо­дер­жав­ной вла­сти: ка­че­ст­вен­ные из­ме­не­ния сис­те­мы по­сле

ре­во­лю­ции 1905 го­да от­нюдь не со­кру­ши­ли мо­нар­хию. Со­зыв Ду­мы

пре­дос­та­вил оп­по­зи­ци­он­ным ли­де­рам от­кры­тую об­ще­ст­вен­ную

три­бу­ну: вче­раш­ние про­тив­ни­ки сис­те­мы, пре­ж­де все­го ли­бе­ра­лы,

скло­ня­лись к при­ми­ре­нию с ус­та­но­вив­шим­ся по­ряд­ком.

Что же ка­са­ет­ся ши­ро­ких на­род­ных масс, то на их на­строе­ния эта

сме­на тен­ден­ций ни­как не по­влия­ла. В ре­зуль­та­те не­ус­тан­ной

про­све­ти­тель­ской дея­тель­но­сти ин­тел­ли­ген­ции мас­сы при­шли в

дви­же­ние и ос­та­но­вить их, взы­вая к уме­рен­но­сти, бы­ло уже

не­воз­мож­но. Да и сам “ор­ден”, во­пре­ки но­вым вея­ни­ям, все еще не мог

по­жа­ло­вать­ся на не­дос­та­ток бор­цов, как ве­те­ра­нов, так и но­вых

“по­слуш­ни­ков”. Од­но­вре­мен­но с “Про­бле­ма­ми идеа­лиз­ма” поя­ви­лась

дру­гая ра­бо­та, ока­зав­шая ре­шаю­щее влия­ние на все позд­ней­шее

раз­ви­тие Рос­сии, — “Что де­лать?” Ле­ни­на. Здесь впер­вые шла речь об

ор­га­ни­за­ции про­фес­сио­наль­ных ре­во­лю­цио­не­ров с це­лью

“пе­ре­вер­нуть Рос­сию”. Эта зло­ве­щая и про­ро­че­ская фор­му­ли­ров­ка, в

сущ­но­сти, сов­па­ла с на­строе­ни­ем рос­сий­ских ни­зов. Ма­лень­кая и

ос­лаб­лен­ная внут­рен­ни­ми раз­до­ра­ми пар­тия боль­ше­ви­ков

пре­вра­ти­лась в гроз­ную си­лу.

В ста­не рус­ской ин­тел­ли­ген­ции боль­ше­ви­ки стоя­ли особ­ня­ком. В

сво­их тео­ре­ти­че­ских воз­зре­ни­ях они со­хра­ня­ли вер­ность

по­зи­ти­виз­му и ис­то­ри­че­ско­му оп­ти­миз­му XIX ве­ка,

свой­ст­вен­но­му боль­шин­ст­ву преж­них по­ко­ле­ний ин­тел­ли­ген­ции.

Но­вые фи­ло­соф­ские, на­уч­ные и об­ще­куль­тур­ные те­че­ния, по­тряс­шие

на ру­бе­же ве­ков ве­ру в не­зыб­ле­мость ма­те­ри­аль­ных ос­нов ми­ра,

на­хо­ди­ли, прав­да, от­клик у не­ко­то­рых чле­нов пар­тии, но не у ее

ли­де­ра. В 1904 го­ду, в раз­го­во­ре с Ни­ко­ла­ем Ва­лен­ти­но­вым, Ле­нин

да­же зая­вил, что по­прав­лять Мар­кса не­по­зво­ли­тель­но. Он

рас­смат­ри­вал Рос­сий­скую со­ци­ал-де­мо­кра­ти­че­скую пар­тию не как

се­ми­нар для об­су­ж­де­ния идей, а как бое­вую ор­га­ни­за­цию. На­ив­ный

ма­те­риа­лизм Ле­ни­на и его сто­рон­ни­ков мно­гим со­вре­мен­ни­кам

ка­зал­ся ус­та­рев­шим. Но это не ме­ша­ло рас­ту­ще­му ус­пе­ху пар­тии.

Бо­лее то­го, имен­но бла­го­да­ря из­вест­ной при­ми­тив­но­сти сво­его

ми­ро­воз­зре­ния пар­тия боль­ше­ви­ков при­бли­зи­лась к пси­хо­ло­гии

на­род­ных масс; дея­те­ли ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ско­го воз­ро­ж­де­ния

во­об­ще не име­ли ни­ка­ко­го об­ще­го язы­ка с на­ро­дом.

В по­ли­ти­че­ском смыс­ле боль­ше­ви­ки то­же со­став­ля­ли осо­бый от­ряд.

В 1914-17 го­дах, как, впро­чем, и во вре­мя Рус­ско-япон­ской вой­ны,— они

ос­та­ва­лись по­ра­жен­ца­ми, в то вре­мя как боль­шин­ст­во

оп­по­зи­ци­он­ных групп в Рос­сии вы­сту­пи­ло на за­щи­ту оте­че­ст­ва. Но

и по­ли­ти­че­ская обо­соб­лен­ность боль­ше­ви­ков опять-та­ки по­слу­жи­ла

не ос­лаб­ле­нию, а уси­ле­нию пар­тии — осо­бен­но по­сле Фев­раль­ской

ре­во­лю­ции, — так как мил­лио­ны ра­бо­чих и кре­сть­ян от­но­си­лись к

вой­не от­ри­ца­тель­но и не раз­де­ля­ли на­цио­наль­ный эн­ту­зи­азм,

ох­ва­тив­ший верх­ние слои об­ще­ст­ва.

Ка­за­лось, экс­цен­трич­ность Ле­ни­на дос­тиг­ла пре­де­ла в ап­ре­ле 1917

го­да, ко­гда он при­звал за­ме­нить толь­ко что соз­дан­ное Вре­мен­ное

пра­ви­тель­ст­во Со­ве­та­ми ра­бо­чих и сол­дат­ских де­пу­та­тов. Этот

ло­зунг оша­ра­шил не толь­ко по­ли­ти­че­ских про­тив­ни­ков, но и очень

мно­гих боль­ше­ви­ков. Го­во­ри­лось о том, что, про­ве­дя мно­го лет в

эмиг­ра­ции, Ле­нин ут­ра­тил чув­ст­во ре­аль­но­сти. Ка­ких-ни­будь

пол­го­да спус­тя этот экс­т­ра­ва­гант­ный вождь уже на­хо­дил­ся у вла­сти

и воз­гла­вил про­цесс, ко­то­ро­му су­ж­де­но бы­ло пе­ре­ло­мить всю

рус­скую (да и не толь­ко рус­скую) ис­то­рию. Про­изош­ло это не в

по­след­нюю оче­редь от­то­го, что ра­ди­ка­лизм Ле­ни­на в борь­бе со

ста­рым по­ряд­ком, по край­ней ме­ре в той фор­ме, в ка­кую Ле­нин об­лек

свои при­зы­вы в 1917 го­ду, пол­но­стью от­ве­чал чая­ни­ям боль­шин­ст­ва

про­стых лю­дей. Позд­нее, объ­яс­няя при­чи­ну по­бе­ды боль­ше­ви­ков,

Троц­кий го­во­рил о том, что про­тив вос­ста­ния бы­ли “все”, кро­ме

боль­ше­ви­ков; но боль­ше­ви­ки, до­бав­лял Троц­кий, — это и был на­род.

Бу­ду­чи од­ним из ве­ду­щих ак­те­ров ок­тябрь­ской дра­мы, Троц­кий здесь

яв­но пре­уве­ли­чи­вал. Од­на­ко в его сло­вах есть зер­но ис­ти­ны;

при­мер­но то же го­во­ри­ли и не­ко­то­рые про­тив­ни­ки боль­ше­виз­ма.

При­вер­жен­цам Ле­ни­на уда­лось вну­шить боль­шей час­ти на­се­ле­ния, что

борь­ба про­тив боль­ше­ви­ков — это борь­ба про­тив ре­во­лю­ции.

Ото­жде­ст­в­ле­ние боль­ше­виз­ма и ре­во­лю­ции, не­со­мнен­но, ста­ло

(осо­бен­но с осе­ни 1917 го­да) важ­ней­шей пря­мой при­чи­ной то­го, что

пар­тия, изо­ли­ро­ван­ная внут­ри ин­тел­ли­ген­ции, с та­кой лег­ко­стью

при­шла к вла­сти.

Из­ме­ни­лись ли от­но­ше­ния ме­ж­ду боль­ше­ви­ка­ми и на­ро­дом по­сле

пе­ре­во­ро­та? На пер­вый взгляд — да. В го­ды Гра­ж­дан­ской вой­ны

боль­шин­ст­во на­се­ле­ния от­вер­ну­лось от боль­ше­ви­ков, сра­жа­лось с

ни­ми или со­про­тив­ля­лось им пас­сив­но. То, что пар­тия в этих

ус­ло­ви­ях вы­жи­ла, ка­жет­ся поч­ти чу­дом. И тем не ме­нее, ес­ли бы

боль­ше­ви­ки дей­ст­ви­тель­но пол­но­стью по­те­ря­ли (как это час­то

ут­вер­жда­ют) связь с на­род­ны­ми мас­са­ми, пар­тия не су­ме­ла бы

удер­жать­ся в сед­ле. Вер­но, ко­неч­но, что боль­шин­ст­во на­ро­да

от­вер­га­ло го­су­дар­ст­вен­ный тер­рор, ус­та­нов­лен­ный во вре­мя

Гра­ж­дан­ской вой­ны. Од­на­ко но­вая дик­та­ту­ра су­ме­ла из­влечь

оп­ре­де­лен­ную вы­го­ду из на­строе­ний боль­шин­ст­ва. Ибо

раз­оча­ро­ва­ние в боль­ше­ви­ках во­все не оз­на­ча­ло раз­вен­ча­ния

ре­во­лю­ци­он­но­го ми­фа. Не­на­висть к ста­ро­му ре­жи­му, ко всем его

ин­сти­ту­там, по-преж­не­му вла­де­ла на­род­ны­ми ни­за­ми. Ни­ка­кая

по­ли­ти­че­ская груп­пи­ров­ка, со­чув­ст­вую­щая по­ряд­кам, ка­кие

су­ще­ст­во­ва­ли в стра­не до фев­ра­ля (и да­же до ок­тяб­ря) 1917 го­да,

не име­ла шан­сов на ус­пех в стра­не, опь­я­нен­ной ми­фом ре­во­лю­ции.

Бе­лые ар­мии — са­мый ре­ши­тель­ный и наи­луч­шим об­ра­зом

ор­га­ни­зо­ван­ный враг боль­ше­ви­ков — с са­мо­го на­ча­ла об­ре­че­ны на

по­ра­же­ние.

Но как об­стоя­ло де­ло с пар­тия­ми, ко­то­рые,. по­доб­но боль­ше­ви­кам,

вы­сту­па­ли за ре­во­лю­цию? Что мож­но ска­зать о со­циа­ли­стах-

ре­во­лю­цио­не­рах, за­щи­щав­ших ин­те­ре­сы кре­сть­ян и со­брав­ших

по­дав­ляю­щее боль­шин­ст­во го­ло­сов на вы­бо­рах в Уч­ре­ди­тель­ное

со­б­ра­ние в де­каб­ре 1917 го­да? О мень­ше­ви­ках, у ко­то­рых бы­ло

мно­го при­вер­жен­цев сре­ди про­мыш­лен­но­го про­ле­та­риа­та? Толь­ко то,

что этим пар­ти­ям яв­но не хва­та­ло ре­ши­тель­но­сти. Не ока­зав

прак­ти­че­ски ни­ка­ко­го со­про­тив­ле­ния пе­ре­во­ро­ту 7 но­яб­ря 1917

го­да и раз­гро­му Уч­ре­ди­тель­но­го со­б­ра­ния дву­мя ме­ся­ца­ми поз­же,

эти пар­тии мо­раль­но ра­зо­ру­жи­ли тех, кто их под­дер­жи­вал. За­ме­тим,

что ут­ра­та ве­ры в иде­аль­но­го ца­ря не за­ста­ви­ла на­род­ные мас­сы

от­ка­зать­ся от ве­ко­вых пред­став­ле­ний о сти­ле го­су­дар­ст­вен­но­го

ру­ко­во­дства. Власть, по этим пред­став­ле­ни­ям, долж­на бы­ла быть

силь­ной, не­за­ви­си­мой и без­раз­дель­ной. Не по­то­му ли Вре­мен­ное

пра­ви­тель­ст­во, не об­ла­дав­шее эти­ми ка­че­ст­ва­ми, не вну­ши­ло

на­ро­ду поч­те­ние к се­бе? И эсе­ры, и мень­ше­ви­ки, ко­то­рым в

кри­зис­ных си­туа­ци­ях все­гда не хва­та­ло энер­гии и ре­ши­тель­но­сти,

увы, то­же не от­ве­ча­ли это­му ста­ро­дав­не­му идеа­лу прав­ле­ния.

На­сколь­ко ина­че ве­ли се­бя боль­ше­ви­ки! Они бы­ли жес­то­ки­ми и

ве­ро­лом­ны­ми, они на­хо­ди­ли воз­мож­ным по­про­сту не счи­тать­ся ни с

“бур­жу­аз­ной”, ни с со­вет­ской за­кон­но­стью. Вот уж ко­го нель­зя бы­ло

уп­рек­нуть в не­ре­ши­тель­но­сти.

: Интеллигенция и революция

За­клю­че­ние.

Цар­ская власть, с ко­то­рой ин­тел­ли­ген­ция так стра­ст­но бо­ро­лась с

са­мо­го сво­его воз­ник­но­ве­ния, ка­за­лась ей вме­сте с тем и на­столь­ко

все­мо­гу­щей, что она не рас­счи­ты­ва­ла на ско­рое кру­ше­ние

са­мо­дер­жа­вия и воз­мож­ность взять власть в свои ру­ки. Прак­ти­ка и

тех­но­ло­гия вла­сти со­вер­шен­но не за­ни­ма­ли ин­тел­ли­ген­цию, она

ото­жде­ст­в­ля­ла се­бя с жерт­ва­ми. По-ино­му об­стоя­ло де­ло с

боль­ше­ви­ка­ми. Сем­на­дца­тый год и по­сле­дую­щие со­бы­тия по­ка­за­ли,

что боль­ше­ви­ки бы­ли, в сущ­но­сти, ис­клю­че­ни­ем внут­ри “ор­де­на”.

Толь­ко боль­ше­ви­кам во гла­ве с Ле­ни­ным уда­лось со­еди­нить

ра­ди­каль­ный уто­пизм с ис­клю­чи­тель­но трез­вым по­ни­ма­ни­ем

ме­ха­низ­мов на­си­лия. Вот по­че­му они до­би­лись са­мо­го боль­шо­го

ус­пе­ха сре­ди всех групп ин­тел­ли­ген­ции и пре­вра­ти­ли “ор­ден” (или

хо­тя бы часть его) из куч­ки бес­поч­вен­ных меч­та­те­лей в

гос­под­ствую­щий слой ги­гант­ской им­пе­рии. Но уже че­рез де­сять лет

по­сле сво­его три­ум­фа “ор­ден” ли­шил­ся вла­сти, а еще че­рез де­сять лет

боль­шая его часть бы­ла фи­зи­че­ски унич­то­же­на.

В борь­бе Ста­ли­на со ста­ры­ми боль­ше­ви­ка­ми па­ра­док­саль­ным

об­ра­зом на­шел свое за­вер­ше­ние бунт на­род­ных масс про­тив

пе­тер­бург­ской Рос­сии, бунт, на­чав­ший­ся на гра­ни ве­ков. Ибо ста­рая

“ле­нин­ская гвар­дия”, где со­хра­ня­лись нра­вы и тра­ди­ции

до­ре­во­лю­ци­он­ной ин­тел­ли­ген­ции, бы­ла не чем иным, как де­ти­щем

ста­рой Рос­сии — и ее пе­ре­жит­ком. Хо­тя “ор­ден” сра­жал­ся с

го­су­дар­ст­вом, он в то же вре­мя был ор­га­ни­че­ски свя­зан с ним и с его

куль­ту­рой. Он со­став­лял, по­жа­луй, са­мую ев­ро­пеи­зи­ро­ван­ную часть

верх­них сло­ев об­ществ, ори­ен­ти­ро­ван­ных на За­пад. От­то­го и

мыш­ле­ние, и об­раз дей­ст­вий “ор­де­на” ос­та­ва­лись чу­ж­ды­ми и

по­доз­ри­тель­ны­ми для на­род­ных масс, не­смот­ря на про­цесс

идео­ло­ги­че­ско­го сбли­же­ния. Кос­мо­по­ли­тизм ин­тел­ли­ген­ции

вы­гля­дел чем-то слиш­ком уж эли­тар­ным в гла­зах на­ро­да, да и в гла­зах

но­во­го по­ко­ле­ния боль­ше­ви­ков — лю­дей, ко­то­рые, как пра­ви­ло,

вы­шли из кре­сть­ян и про­ле­та­ри­ев. Ни­зы, вы­бро­шен­ные на

по­верх­ность об­ще­ст­ва ре­во­лю­ци­ей, зна­чи­тель­но спо­соб­ст­во­ва­ли

из­ме­не­нию по­ли­ти­че­ской куль­ту­ры в стра­не: эта куль­ту­ра

при­об­ре­та­ла все бо­лее тра­ди­ци­он­ных об­лик. Она со­хра­ня­ла да­же

не­ко­то­рые до­пет­ров­ские, пат­ри­ар­халь­но-кол­лек­ти­ви­ст­ские

эле­мен­ты. А боль­ше­ви­ки пер­во­го при­зы­ва с их вы­ра­жен­ным

ин­ди­ви­дуа­лиз­мом и кри­ти­циз­мом, стра­стью к спо­рам, склон­но­стью к

идей­ной и фрак­ци­он­ной борь­бе на­ру­ша­ли стиль это­го древ­не-но­во­го

мыш­ле­ния. По су­ти де­ла, здесь столк­ну­лись две эпо­хи. В этом, как мне

ка­жет­ся, на­до ис­кать од­ну из глав­ных при­чин, по­че­му Ста­ли­ну

уда­лось срав­ни­тель­но лег­ко по­бе­дить по­дав­ляю­щее боль­шин­ст­во

ле­нин­ских со­рат­ни­ков.

Де­сять лет спус­тя ста­рых боль­ше­ви­ков, ли­шен­ных влия­ния и вла­сти,

ожи­да­ла пу­ля в за­ты­лок. Гор­дые по­бе­ди­те­ли Сем­на­дца­то­го го­да

раз­де­ли­ли судь­бу про­чих от­ря­дов ин­тел­ли­гент­ско­го “ор­де­на” —

поч­ти всех, кто во­вре­мя не эмиг­ри­ро­вал. Так за­кон­чи­лась сто­лет­няя

ис­то­рия рус­ской ре­во­лю­ци­он­ной ин­тел­ли­ген­ции. В 1936-38 го­дах

по­гиб­ли ее по­след­ние пред­ста­ви­те­ли. Ка­ким из­де­ва­тель­ст­вом

зву­ча­ли за­яв­ле­ния офи­ци­аль­ной про­па­ган­ды, по-преж­не­му

сла­вив­шей ре­во­лю­цио­не­ров, в то вре­мя как ста­лин­ский ре­жим

без­жа­ло­ст­но ис­ко­ре­нял вся­кое ина­ко­мыс­лие и вся­кий дух

бун­тар­ст­ва — глав­ные, оп­ре­де­ляю­щие чер­ты “ор­де­на”.

По­че­му же дик­та­тор не от­ка­зал­ся окон­ча­тель­но от на­сле­дия

ре­во­лю­ци­он­ной ин­тел­ли­ген­ции? По­то­му что со­вет­ское

го­су­дар­ст­во, не­смот­ря на то, что оно ис­тре­би­ло сво­их

ос­но­ва­те­лей, по-преж­не­му чер­па­ло свою си­лу в со­бы­ти­ях 1917 го­да.

От­каз от ре­во­лю­ции был бы рав­но­си­лен са­мо­от­ре­че­нию.

Уч­ре­ж­ден­ный свер­ху культ ре­во­лю­ци­он­ной ин­тел­ли­ген­ции

спо­соб­ст­во­вал не рас­про­стра­не­нию, а как раз дис­кре­ди­та­ции ее

идей. Мно­гим ка­за­лось, что в дис­си­дент­ском дви­же­нии шес­ти­де­ся­тых

го­дов воз­ро­ди­лись не­ко­то­рые ха­рак­тер­ные чер­ты “ор­де­на”:

нон­кон­фор­ми­ст­ское по­ве­де­ние, нрав­ст­вен­ный на­кал,

не­при­ми­ри­мость к всем фор­мам гра­ж­дан­ско­го и по­ли­ти­че­ско­го

уг­не­те­ния. Од­на­ко мно­гие дис­си­ден­ты соз­на­тель­но от­ме­же­ва­лись

от сво­их пред­по­ла­гае­мых пред­ков, ре­ши­тель­но от­бро­сив их

идео­ло­гию. Они, на­при­мер, бы­ли ре­ши­тель­но про­тив

на­ро­до­по­клон­ст­ва и про­тив ре­во­лю­ци­он­но­го на­си­лия.

Сем­на­дца­тый год для боль­шин­ст­ва из них был не на­ча­лом но­вой эпо­хи,

а ве­ли­чай­шей ка­та­ст­ро­фой оте­че­ст­вен­ной ис­то­рии. При этом

ре­во­лю­ци­он­ную ин­тел­ли­ген­цию счи­та­ли чуть ли не глав­ным

ви­нов­ни­ком этой ка­та­ст­ро­фы. Вот по­че­му во­прос о вклю­че­нии ее

пред­ста­ви­те­лей в га­ле­рею пред­ше­ст­вен­ни­ков дис­си­дент­ст­ва

ос­та­вал­ся весь­ма спор­ным. По су­ще­ст­ву, “ор­ден”, воз­ник­но­ве­ние и

ги­бель ко­то­ро­го свя­за­ны с глу­бо­чай­ши­ми ка­так­лиз­ма­ми рус­ской

ис­то­рии, ос­тал­ся без на­след­ни­ков.

Страницы: 1, 2



Реклама
В соцсетях
бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты