Статья: Александр I

центра­лизованная и разветвленная сеть тайной полиции в гвар­дии и армии. Вся

система слежки делилась на ряд округов, имела свои центры, условные явки и

пароли, целую сеть низших и высших “корреспондентов”. Были особые аген­ты,

следившие за действиями самой тайной полиции, а также друг за другом.

Активизировала свою деятель­ность и “гражданская” тайная полиция. “Недостатка

в шпионстве тогда не было, — вспоминает известный воен­ный историк А. И.

Михайловский-Данилевский, — прави­тельство было подозрительно, и в редком

обществе не было шпионов, из коих, однако же, большая часть были известны;

иные принадлежали к старинным дворянским фамилиям и носили камергерские

мундиры”.

Следили и за высшими государственными лицами, в том числе за Аракчеевым (у

которого, кстати, была и своя тайная полиция). Служивший у него декабрист Г.

С. Батеньков вспоминает, как Аракчеев во время про­гулки с ним на Фонтанке

указал на шпиона, который был “приставлен за ним наблюдать”. Впрочем,

Аракчеев от­несся к этому как к должному. В течение всего царствова­ния

Александра I действовали “черные кабинеты”, зани­мавшиеся перлюстрацией

частных писем. Это было “классическое” время доносов. “Здесь озираются во

мраке подлецы, чтоб слово подстеречь и погубить доно­сом”, — писал один из

тогдашних поэтов. Доносили на лиц не только с передовыми взглядами, но и на

влиятель­ных вельмож и ретроградов, например, на того же Арак­чеева, на

министра полиции А. Д. Балашова, министра ду­ховных дел и народного

просвещения А. Н. Голицына, митрополита Филарета. М. Л. Магницкий подал донос

даже на великого князя Николая Павловича (будущего Николая I). Стоит лишь

удивляться, что в условиях та­кого “шпионства” правительству до лета 1825 г.

не удава­лось напасть на след декабристских тайных организаций, которые были

обнаружены не полицией, а другими “доб­рохотными” доносителями, совершенно

случайно, вслед­ствие неосторожности некоторых неопытных членов этих

организаций.

Наступление реакционного правительственного курса в 1820 — 1825 гг.

обозначалось во всех направлениях.

Были отменены все указы, изданные в первые годы цад-ствования Александра I и

несколько сдерживавшее произвол помещиков по отношению к крестьянам; вновь

подтверждалось право помещиков ссылать крестьян в Си­бирь “за предерзостные

поступки”; крестьянам запреща­лось жаловаться на жестокость. Усилились

гонения на просвещение и печать. Цензура беспощадно преследо­вала всякую

свободную мысль. В 1819 г. в Казанский уни­верситет для “ревизии” был послан

М. Л. Магницкий. Он обнаружил там “дух вольнодумства и безбожия” и

потре­бовал в своем докладе царю “публичного разрушения” университета. “Зачем

разрушать, можно исправить”, — написал в своей резолюции на докладе Александр

I. “Ис­правлять” он поручил тому же Магницкому, назначив его попечителем

Казанского учебного округа. Из универси­тета было уволено более половины

профессоров, из его библиотеки изъяты все книги, отличавшиеся, по мнению

Магницкого, “вредным направлением”, находившиеся в анатомическом театре

препараты человеческого тела были преданы “христианскому погребению”.

Попечи­тель самовольно отдавал “неугодных” ему студентов в солдаты и ввел в

университете казарменный режим, доло­жив императору: “Яд вольнодумства

окончательно оста­вил университет, где обитает ныне страх божий”. В 1821 г.

назначенный попечителем Петербургского учеб­ного округа Д. П. Рунич подверг

разгрому столичный уни­верситет. Он начал с доноса о том, что науки

преподаются там “в противном христианству духе”, и возбудил судеб­ный процесс

против лучших профессоров: К. И. Арсень-ева, А. И. Галича, К. Ф. Германа и Э.

В. Раупаха. Процесс тянулся до 1827 г., когда был прекращен за

недоказанно­стью “преступления”.

Это было время господства религиозного обскуран­тизма и мистицизма, поощряемых

Александром I. Увле­чение царя мистицизмом заметно проявилось с 1814 года. До

этого, как свидетельствовала Александра Федоровна (жена Николая I), он в

вопросах религии был весьма “фриволен и легкомыслен”. В 1814 г. Александр I

встре­тился в Париже с “европейской пифией” — баронессой В. Ю. Крюденер и вел с

ней долгие беседы о религии. Бе­седы продолжились и в России. Он

покровительствует ду­ховным собраниям фанатичной Е. Ф. Татариновой, обра­щается

к разного рода “пророкам” и “пророчицам”. Вы&&&&&зйнного к

нему музыканта Никитушку Федорова, слыв-птего “юродивым” и “пророком”,

производит в чиновни­ки. Впоследствии он приблизил к себе известного своим

изуверством архимандрита Фотия, близкого друга Арак­чеева. А. С. Шишков

составляет для Александра выписки из библейских текстов.

В 1814 г., по возвращении из Парижа, Александр берет под свое покровительство

российское Библейское обще­ство, вступив в число его членов и пожертвовав ему

зна­чительные денежные суммы. В это общество вошел “цвет” тогдашней

аристократической реакции. Председа­телем его был поставлен А. Н. Голицын. К

1824 г. оно имело уже 89 отделений в России и издало 876 тыс. экзем­пляров

Библии на 40 языках народов России. Деятель­ность Библейского общества была

связана с Министер­ством духовных дел и народного просвещения, во главе

которого находился тот же Голицын. Однако деятель­ность Библейского общества

и голицьшского ведомства нарушала прерогативы православной церкви, что

выз­вало недовольство и противодействие высшего духовен­ства. В 1824 г. оно

при поддержке Аракчеева и Фотия до­билось упразднения “духовного”

министерства, отставки Голицына и роспуска Библейского общества (офи­циально

оно было закрыто указом 12 апреля 1826 г.). Не­смотря на увлечение

мистицизмом, царь не терпел вмеша­тельства своих “пророков” в дела управления

государ­ством, и когда, например, баронесса Крюденер попыта­лась вторгнуться

в вопросы политики, она была немед­ленно выслана из России.

В 1819 г. Александр I занялся вопросом о своем преем­нике на престоле.

Родившиеся у него и Елизаветы Алек­сеевны в 1797 и 1806 гг. дочери Елизавета

и Мария умерли в младенчестве. Состояние здоровья жены царя больше не давало

надежды на появление у них детей. Хотя в коро­национном манифесте от 15

сентября 1801 г. и не был на­зван наследник, но согласно “Общему акту о

престолона­следии” и “Учреждению об императорской фамилии” Павла I от 5

апреля 1797 г. законным преемником Алек­сандра считался следующий по

старшинству брат Кон­стантин, получивший еще в 1799 г. от отца титул

цесаре­вича. Однако и Константин находился “в тех же самых се­мейных

обстоятельствах”, что и Александр, т. е. был без­детным, а со своей женой

фактически разошелся в 1801 году. Рождение в 1818 г. у другого брата царя,

Николая Павловича, сына Александра (будущего Александра II) определило выбор.

Летом 1819 г. Александр I предупре­дил Николая и его жену, что они

“призываются в будущем к императорскому сану”.

В том же году Александр нанес визит Константину в Варшаву, где тот находился

в качестве наместника царя. Во время этой встречи Александр дал Константину

уст­ную санкцию на развод с женой и разрешение вступить в морганатический

брак с польской дворянкой Иоанной Грудзинской при условии передачи своих прав

на престол Николаю. Позднее, в 1825 г., Константин говорил, что он сам

отрекся от своих прав в пользу Николая. Рассказыва­ли, что и ранее в семейном

кругу Константин говорил о своем нежелании когда-либо царствовать (“удушат,

как отца удушили”). Однако документы, связанные с отрече­нием Константина (да

и само его поведение в дни между­царствия 1825 г.), позволяют прийти к

выводу, что отре­чение едва ли было с его стороны вполне добровольным жестом.

20 марта 1820 г. был издан манифест “О расторжении брака великого князя

цесаревича Константина Павло­вича с великою княгинею Анною Федоровною и о

допол­нительном постановлении об императорской фамилии”. Манифест давал

разрешение Константину на развод с же­ной, а в дополнительном постановлении

указывалось, что член царской семьи при вступлении в брак “с лицом не из

владетельного дома, не может сообщить ему прав, при­надлежащих членам

императорской фамилии, и рождае­мые от такого союза дети не имеют права на

наследова­ние престола”. Хотя манифест формально и не лишал Константина прав

на российский престол, но ставил в та­кие условия, которые вынуждали его

отречься от этих прав. 14 января 1822 г. Константин вынужден был обра­титься

к Александру с письмом об отказе от своих прав на престол. Характерно, что

оно было написано под дик­товку Александра, который правил и текст письма. 2

фев­раля Александр дал письменное “согласие” на отречение Константина, а 16

августа 1823 г. последовал манифест, в котором Александр, ссылаясь на письмо

Константина, передавал права на престол Николаю.

Все эти акты составлялись и хранились в глубокой тай­не. О манифесте знали

только сам Александр, Голицын,

Аракчеев и составитель текста — митрополит москов­ский Филарет. Манифест был

положен на хранение в Успенском соборе в Кремле, а три его копии, заверенные

подписями Александра, — в Синоде, Сенате и Государ­ственном совете, с

собственноручными надписями царя:

“Хранить с государственными актами до востребования моего, а в случае моей

кончины открыть прежде всякого другого действия”. Можно предполагать, судя по

этой надписи Александра, что свое решение он не считал окон­чательным и мог

его переменить (“востребовать” для пересмотра).

Манифестом нарушался изданный Павлом I закон о престолонаследии, о чем

говорил петербургский генерал-губернатор М. А. Милорадович, когда было

получено из­вестие о смерти Александра I, и его секретный манифест был

оглашен в присутствии членов Сената, Синода и Го­сударственного совета.

Милорадович указывал, что воля покойного императора, “изъявленная в

запечатанной бу­маге, не может служить законом, потому что русский го­сударь

не может располагать наследством престола по ду­ховной”. Николай вынужден был

первым принести при­сягу своему брату как императору. Константин в своих

письмах заявлял об отказе от престола. Но, чтобы Нико­лай мог объявить себя

императором, Константин должен был обнародовать официальный манифест о своем

отре­чении. Константин же по сути дела отказался сделать это, ограничившись

частными письмами. Такое поведение его до сих пор остается загадкой. Оно

создало династический кризис, которым, как известно, и воспользовались

дека­бристы.

Нарастало недовольство самим Александром I, кото­рый уже не мог “прикрыться”

Аракчеевым. Д. И. Завали-шин вспоминал, что в последние годы царствования

Александра I “раздражение против него было значитель­но, не было очевиднее

факта, до какой степени государь потерял в последнее время уважение и

расположение на­рода”. Об “общем негодовании” против Александра I в эти годы

свидетельствовал и П. Г. Каховский.

Приближенные Александра I отмечали, что в послед­ние годы он становился все

мрачнее, чаще стал уединять­ся. Разумеется, он не мог не знать о растущем

ропоте в на­роде и различных общественных кругах, был убежден в существовании

тайных обществ и готовящемся против него заговоре, подозревал в этом многих

влиятельные лиц из военной среды. В 1826 г. при разборе его бумаг была

обнаружена записка, датируемая 1824 годом, в кото­рой говорилось о росте

“пагубного духа вольномыслия” в войсках, о существовании “по разным местам

тайных об­ществ или клубов”, с которыми якобы были связаны вли­ятельные лица

из военных — А. П. Ермолов, Н. Н. Раев­ский, П. Д. Киселев, М. Ф. Орлов и др.

В середине июля 1825 г. Александр получил достовер­ные сведения о том, что

против него зреет заговор в войс­ках, расквартированных на юге России. Унтер-

офицер южных военных поселений И. В. Шервуд случайно узнал о тайном обществе

и немедленно донес об этом царю. Од­нако только одного сведения о

существовании заговора, без знания конкретных его участников, было

недостаточ­но, чтобы начать репрессии. По личному указанию Алек­сандра I был

разработан план выявления членов и руково­дителей тайной организации.

Возглавить это расследова­ние было поручено Аракчееву. Известия о заговоре в

войсках, расположенных на юге России, заставили Алек­сандра I отменить

намеченный на осень 1825 г. смотр войск в Белой Церкви. Впоследствии из

показаний дека­бристов, членов Южного общества, стало известно, что они

замышляли использовать этот смотр для своего вы­ступления.

1 сентября 1825 г. Александр выехал на юг, намерева­ясь посетить там военные

поселения, Крым и Кавказ (по­ездка предпринималась под предлогом поправления

здо­ровья императрицы). 14 сентября царь был уже в Таган­роге. Через 9 дней

туда приехала Елизавета Алексеевна. С нею Александр посетил Азов и устье

Дона, а 20 октября отправился в Крым, где посетил Симферополь, Алупку,

Ливадию, Ялту, Балаклаву, Севастополь, Бахчисарай, Евпаторию. 27 октября на

пути из Балаклавы в Георгиев­ский монастырь царь сильно простудился, ибо ехал

вер­хом в одном мундире при сыром, пронизывающем ветре. 5 ноября он

возвратился в Таганрог уже тяжелобольным, о чем написал своей матери в

Петербург. Лейб-медики констатировали лихорадку. Ранее в Таганрог прибыл

на­чальник южных военных поселений граф И.О. Витт с до­кладом о состоянии

поселений и с новым доносом на тай­ное общество. Витт возглавлял также и

систему полити­ческого сыска на юге России и через своего агента

А. К. Бошняка получил сведения о существова^^ачЮж-ного общества декабристов.

В доносе Витта значились имена некоторых из членов тайного общества, в том

чи­сле и его руководителя П. И. Пестеля. Еще до своей поез­дки в Крым

Александр вызвал в Таганрог Аракчеева, но тот не приехал в виду постигшего

его несчастья (убийства дворовыми людьми его любовницы Настасьи Минкиной).

7 ноября болезнь императора обострилась. В Петер­бург и Варшаву были

отправлены тревожные бюллетени о состоянии его здоровья. 9 ноября наступило

временное облегчение. 10 ноября Александр отдал приказ аресто­вать выявленных

членов тайной организации. Это было последнее распоряжение Александра: вскоре

он оконча­тельно слег, и все дело по раскрытию тайной организации и аресту ее

членов взял на себя начальник Главного шта­ба, находившийся при Александре в

Таганроге, И. И. Ди­бич. Приступы болезни царя делались все сильнее и

про­должительнее. 14 ноября царь впал в беспамятство. Вра­чебный консилиум

установил, что надежд на выздоровле­ние нет. В бреду Александр несколько раз

повторял по адресу заговорщиков: “Чудовища! Неблагодарные!” 16 ноября царь

“впал в летаргический сон”, который сме­нился в последующие дни конвульсиями

и агонией. 19 но­ября в 11 часов утра он скончался.

Неожиданная смерть Александра I, ранее почти ни­когда не болевшего,

отличавшегося отменным здоровь­ем, еще не старого (ему не было и 48 лет),

породила слухи и легенды. Фантастические рассказы о таганрогских со­бытиях

появились в начале 1826 г. в зарубежных газетах. В дальнейшем среди

многочисленных слухов наиболее широкое распространение получила легенда о

“таин­ственном старце Федоре Кузьмиче”, под именем кото­рого долгие годы (до

1864 года) якобы скрывался импера­тор Александр I. Легенда породила обширную

литера­туру, включая и известную повесть Л. Н. Толстого “Записки Федора

Кузьмича”. Великий князь Николай Михайлович Романов, биограф Александра I,

имевший доступ к секретным материалам императорской семьи, в специальном

исследовании “Легенда о кончине импера­тора Александра I в Сибири в образе

старца Федора Кузь­мича” (СПб., 1907), опроверг эту нелепую “версию”. Он имел

также несколько бесед со знаменитым писателем, который не настаивал на

достоверности легенды, рассматривая ее лишь как материал для художественного

произ­ведения. Аргументированное опровержение дано и в кни­ге К. В. Кудряшова

“Александр I и тайна Федора Кузь-мича” (Петроград, 1923), в которой собраны и

всесто­ронне проанализированы все данные по этому вопросу. Однако в последнее

время вновь делаются попытки от­стаивать “подлинность” легенды о “старце

Федоре Кузь­мине”. Подчеркнем, что все версии о “перевоплощении” Александра I

в “старца” основаны исключительно на слу­хах, зафиксированных мемуаристами.

При этом игнори­руются или без всякого основания ставятся под сомнение такие

документальные материалы, как подробнейшие бюллетени о ходе болезни

Александра I, акты вскрытия его тела, официальные донесения из Таганрога

находив­шихся при умирающем императоре лиц, генералов цар­ской свиты П. М.

Волконского и И. И. Дибича. Наконец, имеются письма императрицы Елизаветы

Алексеевны, находившейся при муже до самой его кончины, а также письма

придворных дам — княгини С. Волконской и ка­мер-фрейлины Е. Валуевой.

Значительная часть этих ма­териалов опубликована в свое время историками Н.

К. Шильдером и вел. кн. Николаем Михайловичем Романо­вым.

...В истории царствования и биографии императора Александра I имеется еще

немало спорных и неизученных проблем. Так, до сих пор не выяснено до конца,

чем были вызваны в 1821 г. отказ Александра I от открытого судеб­ного

преследования, выявленного по доносам, декабрист­ского тайного общества

“Союза благоденствия” или ре­шение не обнародовать такой важный документ, как

ма­нифест 1823 г. о передаче престола Николаю, минуя Кон­стантина. Биографами

так и не объяснены причины “ду­шевной депрессии” Александра в последние годы

его цар­ствования. Недостаточно изучена сущность “правитель­ственного

либерализма” в начале царствования Алек­сандра I, характер его социальной

политики. В литера­туре весьма разноречивы оценки его позиции в “поль­ском”,

“финляндском” и “греческом” вопросах. Жизнь и деятельность этого, несомненно,

незаурядного монарха России ждет обстоятельного монографического

исследо­вания.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5



Реклама
В соцсетях
бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты бесплатно скачать рефераты