стороны, потерпевшими поражение в гражданской войне участниками ''Белого дела''

с глубоким уважением, во всяком случае – с пониманием; с другой стороны,

большевиками, красными, да многими советскими людьми воспитывавшимися на

марксистско-ленинских принципах классовой нетерпимости с ненавистью или с

резкой неприязнью.

Сейчас, в контексте лихорадочных попыток восстан

овить связь времен, очень важно ясно представлять себе образы людей минувшей

эпохи, людей, которые - волей или неволей -стали действующими лицами той

российской трагедии, кульминацией которой явилась гражданская война. Не будем

спешить с оценками и навешивать ярлыки героев или злодеев. История не терпит

черно-белых контрастов, а творящие ее люди никогда не укладываются в простые

схемы. Попробуем не судить, а понять наших предков, ожесточенно сражавшихся

друг с другом. Отбросим вульгарные представления о классовых интересах,

памятуя, что участники гражданской войны — в огромном их большинстве — брали в

руки оружие не из-за утраченных или обретаемых привилегий, материальных

интересов или сиюминутных выгод. Каждый отстаивал свое понимание долга, добра,

справедливости, блага Родины. При этом одни еще сами не знали, чем обернется их

победа и на что окажутся они способны, другие же искренне не могли понять,

отчего почва так стремительно уходит из-под ног и здание державы, тысячелетний

дом России, рушится стремительно и неудержимо, а

сам народ, еще недавно поставлявший классической литературе

Платонов Каратаевых и монастырских старцев, с таким остервенением громит все

создававшееся веками и не щадит даже собственных святынь

История гражданской войны, этого грандиозного столкновения уверенности и

недоумения, ярости и растерянности, верности и зависти, разумеется, еще не

написана. Советские работы творили легенды, устанавливая полный произвол в

подборе фактов, следуя заранее апробированным на партийных активах кл

ише. На Западе было сделано немало попыток описать и проанализировать

пореволюционную историю России. Мы не склон-ны

высокомерно отмахиваться от достижений западной (и

русской эмигрантской) науки. Это особая и очень обширная тема. Заметим лишь,

что и в России, и в других странах пока что

выполнена только предварительная исследовательская работа, причем на ее

результаты неизбежно воздействовали политические пристрастия и неполнота

информации. Это не удивительно: гражданская война еще не стала историей в

полном смысле слова, примирение еще не наступило, судьбы страны не определились

и время взвешенных суждений не пришло.

Грядущим историкам предстоит дать обоснованный ответ на ключевые вопросы о

причинах кровавых смут в России, объяснить реальный механизм победы

большевиков, определить и оценить по достоинству характер “помощи” союзников,

масштабы и мотивы этой “помощи”, изучить реальную политику русских правительств

(или администраций) на территории, подконтрольной Белой армии, наконец,

адекватно описать настроения русского общества, ка

к в тылу красных, так и в тылу белых. Цель же реферата гораздо скромней

рассказать о человеке, оказавшемся по ту сторону баррикад, представить крушение

Верховного правителя России Александра Васильевича Колчака, казалось бы,

вместила в себя все роковые узлы и разрывы российской истории. Присягнувший на

верность императорской фамилии, принявший Февраль во имя сохранения

боеспособности вооруженных сил, он столкнулся лицом к лицу с полным развалом

страны и армии, зверским убийством царской семьи, постиг на себе невозможность

удовлетворения инстинктов толпы, не оказался способен ни к тонкой политической

демагогии, ни к взнузда-нию народа на дыбе террора

и был поспешно расстрелян “левыми демократами”, более руководствовавшимися

страхом, чем соображениями справедливости.

Александр Васильевич Колчак родился в 1873 г. в Петербурге на

Обуховском заводе. Мать его, Ольга Ильинична, урожденная

Посохова, происходила из семьи дворян Херсонской

губер нии. Отец будущего адмирала, Василий Иванович Колчак, дворянин, служил

в морской артиллерии, состояния не имел и был “служащим офицером

”. Как все российские морские артиллеристы, он прослушал курс Горного

института, был откомандирован на уральский

Златоустовский завод, потом назначен приемщиком Морского ведомства на

Обуховском заводе и, выйдя в отставку в чине генерал-майора, остался на том

же заводе горным техником.

Колчак воспитывался в 6-й Петербургской классической гимназии и в Морском

корпусе. Из корпуса он вышел по списку вторым, и, прослужив несколько месяцев в

7-м петербургском флотском экипаже, был назначен помощником вахтенного

начальника на крейсер “Рюрик”, а в конце 1896 г.

перешел в должности вахтенного начальника на другой корабль — “Крейсер”, на

котором ушел в свое первое заграничное плаванье, продолжавшееся до 1899 г. В

это время обозначилось явное пристрастие молодого офицера к научной работе:

помимо своих строевых обязанностей он начал заниматься изысканиями по

опубликовано несколько статей и разработок) не остались незамеченными, и,

вскоре по возвращении на сушу, он получил через Академию наук приглашение

барона Толля принять участие в полярной экспедиции

на судне “Заря” (1900—1902) в качестве гидролога и второго магнитолога партии.

Чтобы подготовиться к работе на новом поприще, Колчак занимается в

петербургской физической обсерватории, а потом едет в Норвегию, в

Христианию (ныне Осло), где практикуется под

руководством Фритьофа Нансена.

Экспедиция барона Толля кончилась трагически. Покинув судно, ее

руководитель пытался пробиться от Новосибирских островов на север и погиб,

возвращаясь к земле Бенетта. Корабль же, на

котором был Колчак, получил приказ идти к устью Лены, откуда экспедиция и

коллекции через Якутск и Иркутск были отправлены в Петербург.

На заседании Академии наук, посвященной итогам

исследований, Колчак предложил чрезвычайно смелый план по спасению барона

Толля: пробиваться на землю Бенетта на шлюпках. Ученые отнеслись к предложению

офицера весьма скептически, но, когда тот заявил, что берет осуществление

замысла целиком на себя, не отказались снабдить деньгами и амуницией. С

Колчаком согласились пойти два матроса из его экипажа —

Беличев и Железников, четверо

мезенских тюленепромышленников и якутский

политический ссыльный П. В. Оленин. Они на

собачьих упряжках вышли из Устьянска на

Новосибирские острова, сопровождаемые охотниками из местных жителей, якутов и

тунгусов. Оставив н1а островах Оленина и туземцев.

Колчак с шестью спутниками отплыл на вельботе к земле Бенетта, где нашел

коллекции, геологические инструменты и документы барона Тол-ля, неопровержимо

свидетельствовавшие об его участи. Дневник кончался словами: “Сегодня

отправились на юг; все здоровы, провизии на четырнадцать дней”. Весь отряд

барона Толля погиб во льдах. С обретением этих печальных сведений задача

Колчака была выполнена. Он вернулся в Якутск в 1903 г., вернулся, не потеряв ни

одного человека.

При первых известиях о начале военных действий против Японии Колчак

обратился в морское ведомство с просьбой послать его на фронт. В марте 1904 г.

он приезжает на Дальний Восток и получает от хорошо его знавшего адмирала

Макарова назначение на крейсер “Аскольд”. После

гибели Макарова Колчак становится командиром

миноносца “Сердитый” и добивается существенных успехов в ходе боевых действий:

команде “Сердитого” удалось заминировать подходы к Порт-Артуру и взорвать

крейсер противника “Такосадо”.

Во время осады Порт-Артура Колчак командует батареей морских орудий на

северо-восточном фронте крепости, получает легкое ранение, заболевает

ревматизмом и оказывается в госпитале, затем попадает в японский плен и в конце

апреля 1905 г. возвращается через Америку в Петербург. Долечиваясь на водах, он

продолжает свои научные изыскания, но занимается на сей раз, по собственному

его выражению, “трудом кабинетным”, работает в обсерватории и приводит в

порядок свои дневники и разработки. Географическое О

бщество удостаивает его высшей своей награды — большой

Константиновской золотой медали.

Действительно, в годы первой русской революции Колчак был далек от

политических страстей и видел свою задачу в кропотливой, неброской работе

профессионала. А. В. Колчак стал членом, а вскоре и председателем

полуофициального военно-морского кружка, считавшего своей целью “воссоздание

флота на научных и правильных началах”.

Члены кружка занимались не только разработками в области военно-морского

строительства (на основе их рекомендаций в 1906 г. был создан морской

генеральный штаб), но и тем, что мы теперь называем

футурологическими и политологическими изысканиями. А. В. Колчак, тогда в

чине капитана 2-го ранга, вошел в морской штаб в качестве заведующего

балтийским театром военных действий, и как представитель нового органа

управления флотом неоднократно участвовал. в

заседаниях Думы, был экспертом военных комиссий.

В столкновениях между германофилами и сторонниками ориентации на Англию и

Францию позиция Колчака была однозначной: все политологические расчеты

показывали, что война с Германией неизбежна и начнется она прибли

зительно к 1915 г. Подобная точка зрения не казалась еще в 1907—1908 гг.

безусловной, и, из-за расхождений по этому вопросу с морским министром

Воеводским, Колчак покинул штаб и вернулся к полярным изысканиям.

В 1908 г. он организовал постройку двух судов ледокольного типа

“Вайгач” и “Таймыр” и, снарядив экспедицию по изучению Северного морского

пути, отправился на Дальний Восток. По благополучном завершении исследований в

1910 г. Колчак еще два года работал в штабе, а потом, тяготясь столь длительным

пребыванием на берегу, получил по собственному ходатайству назначение на

Балтийский флот, где командовал последовательно миноносцами

“Уссуриец” и “Пограничник”.

В начале первой мировой мы застаем Колчака на крейсере

“Рюрик”, в штабе адмирала Эссена. “И вообще

начало войны было одним из самых счастливых и лучших дней моей службы” — весьма

характерное признание боевого офицера. Благодаря инициативным действиям Колчака

по подготовке обороны Финского залива минные заграждения были установлены до

официального объявления войны и приказа из Петрограда. Весной 1915 г. он провел

самостоятельную операцию — минирование входа в

Дан-цигскую бухту. Осенью 1915 г. его назначают, в звании капитана первого

ранга, командиром минной дивизии. За десант под Ригой он награждается

Георгиевским крестом, а в июле 1916 г. произво-дится

в вице-адмиралы с переводом на должность командующего Черноморским флотом, где,

согласно личным инструкциям императора, готовит к весне 1917 г. удар на

Константинополь. К февралю 1917 г. адмиралу на Черноморском театре военных

действий полностью удалось обезопасить снабжение кавказской армии от нападения

подводных лодок и крейсеров противника.

Пожалуй, лучше всего облик А. В. Колчака как человека и офицера

характеризует его поведение во время пожара в носовых погребах корабля

“Императрица Мария”, о чем пишет в романе

“Октябрь шестнадцатого” А. И. Солженицын. После

сильного взрыва там загорелась нефть. Адмирал моментально примчался на корабль

(хоть это и не входило в его прямые обязанности) и, поминутно рискуя жизнью,

сам руководил затопленьем остальных погребов — “и

удалось, больше взрывов не было. Броненосец перевернулся и потонул, но не.

пострадал ни рейд, ни город”.

Выдуманная либеральными журналистами и поддержанная позднейшими

поверхностными или тенденциозными исследователями версия об исключительных

военных неудачах России в кампаниях 1914—1916 гг. не выдерживает серьезной

критики.

Беспрецедентная кампания по дискредитации не слишком умелого

правительства, развязанная в годы войны общественностью” (роковое для России

слово) и с радостью поддержанная всеми антигосударственными силами, привела к

крушению монархии и отречению Николая II. Подозревая всех и вся в измене,

прогерманском шпионаже и т. п„ руководители

Прогрессивного блока и близкие к блоку деятели расшатали огромную страну,

разрушили армию, деморализовали тыл. В феврале 1917

г. оборвалось равнинное течение российской жизни. Мы застаем в это время

Александра Васильевича Колчака командующим Черноморским флотом, 43 лет, женатым

на Софье Федоровне Омировой (венчались они в

Иркутске накануне японской кампании, в 1904 г.), отцом шестилетнего сына.

Казалось бы, счастью и благополучию этой семьи могла угрожать разве что

немецкая мина. Судьбе, однако, угодно было распорядиться иначе.

Февральская революция поставила А. В. Колчака, как и других русских

военных, перед необходимостью политического выбора. Вообще

политизация жизни всегда приводит к ее

депро-фессионализации, к существеннейшим смещениям в распределении ролей,

когда не только кухарка призывается к управлению государством, но и на всех

уровнях пирожник обречен тачать сапоги, а сапожник вынужден печь пироги.

Политический опыт, накопленный Колчаком к 1917 г., был весьма

незначителен. Лишь житейские и военные обстоятельства сталкивали его с

проблемами социального характера, с борьбой различных партий и группировок. В

старших классах корпуса он, проходя практику на

Обуховском заводе, сблизился с рабочими, был в курсе их интересов, но

рассматривал оные только в применении к своей грядущей специальности. Поражение

в русско-японской войне навело адмирала на мысль о недостатках в руководстве

армией и флотом, однако он, как мы уже отмечали,

оставался при убеждении, что “вооруженная сила может быть создана при каком

угодно строе, если методы работы и отношение

служащих к своему делу будут порядочные”. События

1905—1907 гг. воспринимались им как реакция народа на проигрыш в войне, как

прорыв оскорбленного национального чувства, которому п

ротивопоставить можно только кропотливую созидательную работу. У Колчака не было

сомнений ни в правах династии, ни в жизнеспособности самого монархического

принципа; и здесь он рассуждал не только как офицер, принявший присягу, но и

как специалист, понимавший неплодотворность всякого постороннего вмешательства

в чужую работу. Однако он приветствовал появление Думы и других форм

общественного контроля, которые могли, по его убеждению, служить интересам

дела, а соответственно, и интересам России.

Характерно “расследование” политических взглядов Колчака на его допросе в

1920 г. Следователи Никак не могли взять в толк, что у адмирала вовсе не было

принципиальных воззрений на социальную и политическую жизнь, не было вовсе не

от нежелания размышлять, а из-за совершенно иного взгляда на вещи при котором

во главу угла встают судьбы конкретных людей и конкретного государства, а

нб абстрактные принципы и расплывчатые интересы “народа” или “человечества”.

“Я не могу сказать, что монархия — это единственная

форма, которую я признаю — свидетельствует А. В. Колчак в 1920 г. И,

возвращаясь к 1916 г., говорит: Я считал себя монархистом и не мог считать

республи канцем, потому что такового не существовало в природе». Между тем

вопрос о монархии отнюдь не был “мертвым” в 1920 г. ни

для следователей, ни для бывшего Верховного правителя России. Страна проделала к

этому времени довольно сложный путь через республику к различным формам

диктатуры, обстановка была отнюдь на простая. Попову и его коллегам очень важно

было упрекнуть своего подследственного в наличии шкурных интересов. Следователи

настойчиво намекают на контакты Колчака с особами царствующей

фами. лии, пытаются уличить его в связях с Распутиным; адмирал же

видел императора всего несколько раз и приближенным ко

двору не был.

Альтернативу весны 1917 г. для русского генералитета можно сформулировать

Страницы: 1, 2, 3