: Ломоносов
Cреди славных имён
прошлого русской науки есть одно особенно нам
близкое и дорогое — имя Михаила Васильевича
Ломоносова. Михаил Васильевич Ломоносов — не просто один из замечательных
представителей русской культуры. Ещё при жизни М.
В. Ломоносова образ его засиял для русских современников светом осуществившейся
надежды на силу национального гения. Дела его впервые решительным образом
опровергли мнение заезжих иностранцев и отечественных скептиков о неохоте и
даже неспособности русских к науке. М. В. Ломоносов стал живым воплощением
русской науки и культуры с её разнообразием и особенностями, с ее богатством и
широтой. Он был естествоиспытателем, философом
, поэтом, основоположником русского литературного языка, историком,
географом, политическим деятелем. Всем своим самобытным энциклопедизмом,
простиравшимся от поэзии и изобразительного искусства
до великих физико-химических откры-тий, М. В. Ломоносов, как никто другой
ство всех проявлений человеческого духа, искусства и науки, абстрактной мысли и
конкретной техники. “Архангельский мужик”, пришедший из деревенской глуши,
навсегда . устранил предрассудок о том, что если
и можно искать науку и искусство на Руси, то лишь в “высших” классах общества.
О древности, высоте и своеобразии русской культуры с ясностью свидетельствуют
народный героический эпос, письменность с изумительным примером “Слова о
полку Игореве”, чудесные образы зодчества в Новгороде, Киеве, Владимире,
Москве, на дальнем Севере, фресковая и иконная живопись с такими шедеврами,
как творчество Андрея Рублёва. В то же время, в отличие от стран Западной
Европы, среди этих великих образцов русской культуры до XVIII в. невозможно
указать примеры такого же значения из области науки. Между тем, в русском
народе искони были необходимые предпосылки для возникновения и роста науки.
Разве не о глубокой, бескорыстной любознательности народа говорят такие
строки древнего народного “Стиха о Голубиной книге”:
От чего у нас начался белый свет?
От чего у нас солнце красное?
От чего у нас млад светел месяц?
От чего у нас звёзды частые?
От чего у нас ветры буйные? и т. д.
Наблюдательность народа запечатлена в многочисленных пословицах и загадках,
построенных, по сути дела, на наблюдениях научного порядка.
Искренний интерес к явлениям природы, соединённый с зоркостью, практической
сметливостью и изобретательностью, создавал и создаёт народную технику,
примеры которой нетрудно разыскать в предметах деревенского обихода, утвари,
упряжи, сельского хозяйства, в искусстве строительства, в стекольном и
ружейном производствах.
Почему же эта благодарная, талантливая народная почва до XVIII в„ до могучего
вихря петровской эпохи, не стала основой русской науки? Почему научный
русский гений мог проявиться только в XVIII в.? Причина этого крылась не в
отсутствии склонности в русском народе к науке. Причина была в том, что до
Петра почти не было школ, и власть вместе с духовенством не поощряла
стремления к науке. Как только над страной повеяло свежим воздухом, русский
народ из недр своих выдвинул Михаила Васильевича Ломоносова.
Родина Михаила Васильевича Ломоносова — северная поморская Русь, деревня
Денисовка на берегу Белого моря, близ г. Холмогор. М. В. Ломоносов родился 19
ноября 1711 года в среде сильных, “видавших виды”, сметливых людей, хорошо
знавших природу в её полярных проявлениях и часто общавшихся с
путешественниками-иностранцами. Отец М. В. Ломоносова — помор Василий
Дорофеевич, владелец нескольких судов, ходивший на них за рыбой в Белое море
и в Ледовитый океан. Мать — Елена Ивановна Сивкова — дочь дьякона из
тамошних мест.
С ранних лет Михаил помогал отцу в его трудном и опасном деле. Рано
научившись читать, любознательный и вдумчивый мальчик очень быстро перечитал
все книги, какие только он мог достать в деревне. Собственными силами он
достиг предельного для того времени образования в родных местах. В 14 лет он
дошёл до границ книжной премудрости, до русской физико-математической
энциклопедии того времени — “Арифметики” Магницкого — и славянской
грамматики Смот-ритского. Но чего только не вынес он, чтобы иметь возможность
читать и учиться! “Имеючи отца, хотя по натуре доброго человека, однако в
крайнем невежестве воспитанного, — писал позже М. В. Ломоносов, — и злую и
завистливую мачеху, которая всячески старалась произвести гнев в отие моём,
представляя, что я всегда сижу попустому за книгами: для того многократно я
принуждён был читать и учиться, чему возможно было, в уединённых и пустых
местах, и терпеть стужу и голод”. На родине М. В. Ломоносов дальше учиться
не мог. Как крестьянскому сыну, ему отказали в приёме в Холмогорскую
славяно-латинскую школу.
Замечательная черта М. В. Ломоносова, выделяющая его среди многих великих
современников, предшественников и потомков, — несокрушимая воля и охота к
знанию. Они заставили его в возрасте 19 лет уйти из Денисовки. В зимнюю стужу
1730 г. М. В. Ломоносов почти без денег, пешком отправился в Москву. Чтобы
поступить в московскую Заиконоспасскую славяно-греко-латинскую академию, он
выдал себя за сына холмогорского дворянина.
Для “завершения образования” из Москвы М. В. Ломоносов в 1734 г. был направлен,
а вероятнее сам захотел отправиться дальше, в
Киев, в духовную академию, даже и в то послепетровское
время ещё почитавшуюся на Руси вершиной образовательной лестницы.
Терпя по его собственному выражению “несказанную бедность”, он упорно и
настойчиво учился. Вспоминая потом об этой трудной поре, он писал: “Имея один
алтын в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше как на
денежку хлеба, и на денежку квасу,
протчее на бумагу, на обувь и другие нужды. Таким образом жил я пять лет, и
наук не оставил”.
Пять лет длилось специальное богословское образование М. В. Ломоносова, но в
духовенство М. В. Ломоносов не вышел. Судьбу его резко изменила только что
учрежденная Петром Петербургская Академия наук.
Государство, наконец, начинало развивать и направлять науку.
Русская Академия наук, отметившая 220 лет своего существования, задумана и
основана Петром Великим. Она имела в развитии культуры нашей страны
необычайное значение. По размеру и способу своей деятельности наша Академия
стоит совсем отдельно в ряду других главных академий и учёных обществ мира.
Известно, что мысль об Академии возникла у Петра в беседах с философом и
математиком Лейбницем, из переписки с другим философом, будущим учителем М.
В. Ломоносова — Вольфом, из встреч с парижскими академиками (Петр сам был
членом Парижской академии). Однако Петр с его вполне практическим умом ясно
сознавал, что учреждение в России начала XVIII в. Академии по образцу
Парижской или Лондонского королевского общества было бы чистой декорацией.
В самом деле, в России ещё только думали о средних школах и университетах, и
академия французского и английского образца неизбежно оторвалась бы от
общества и государства, стала бы бесполезным “социететом” учёных
иностранцев. Казалось, нужно было долго ждать, чтобы общество созрело, чтобы
появилось достаточно много образованных и просто грамотных людей, прежде чем
создавать научную вершину — Академию. Петр решил, однако, иначе и по-своему.
В русской Академии он соединил передовую науку, научное исследование с
обучением разных ступеней — от среднего и ремесленного до университетского.
По докладной записке первого президента лейб-медика Блюмент-роста,
утвержденной Петром, решено было в Петербурге завести собрание “из
самолучших учёных людей, которые науки производя и совершая художества (т.
е. технические знания и ремёсла. —С. В.) и науку публично преподавали бы
молодым людям”, а эти последние, в свою очередь “науку принявши и пробу
искусства своего учинивши, молодых людей в первых фундаментах обучали”. Иными
словами, Петр решил насаждать науку сразу и сверху и снизу путём пересадки
готовой западной науки и выращивания отечественной научной молодёжи.
Этот приём оказался верным: через 15—20 лет Россия выдвинула в сонм знаменитых
иностранцев, составивших первый корпус Академии, Д. Бернулли, Делиля, Л.
Эйлера и других, своего великого академика М.
В. Ломоносова.
По запросу, как тогда именовали, “главного командира
Академии” М. В. Ломоносов вместе с другими
двенадцатью учениками, “в науках достойными”, в 1735 г. был направлен из Москвы
в Петербург в качестве студента университета, организованного при Академии
наук. Специальность М. В. Ломоносова круто
повернулась от богословия, языкознания, риторики и
пиитики в сторону физики, химии и техники,—можно думать, в полном согласии с
истинными склонностями академического студента.
Впрочем, петербургское ученье оказалось очень кратковременным: вихрь эпохи гнал
дальше. Через несколько месяцев, в сентябре 1736 г. М.
В. Ломоносов с двумя другими академическими студентами Г. У.
Райзером и Д. И. Виноградовым, будущим изобретателем русского фарфора,
направляется Академией в Германию для обуче
ния металлургии и горному делу в связи с намечавшейся научной экспедицией
на Камчатку.
О том, сколь резко отличалась новая, петербургская наука от; Аристотеля и
Раймонда Луллия Заиконоспасской московской школы, можно судить по
наставлению, полученному тремя студентами от Академии наук.
Им вменялось в обязанность “ничего не оставлять, что до химической науки и
горных дел касается, а притом учиться и естественной истории, физике,
геометрии и тригонометрии, механике (гидравлике и гидротехнике)”. “Положивши
основание в теории, должен он (студент) при осматривании рудокопных мест
различные свойства гор ц руд, также и случающуюся при том работу и прочие к
тому принадлежащие машины и строения прилежно примечать, а при плавлении и
отделении руд в лабораториях сам трудиться и везде в практике ничего не
пренебрегать”.
Почти пять лет длилась заграничная жизнь М.В. Ломоносова (до июня 1741 г.).
Это время, главным образом, было проведено в Мар-бурге, где М. В. Ломоносов с
товарищами учился в университете философии, физике и механике у известного
Христиана Вольфа, а математике и химии — у Дуйзинга.
Переход от науки Магницкого и Смотритского к живым, тут же выраставшим
результатам физики и химии начала XVIII в. был, без сомнения,
головокружительным. Однако, по сохранившимся отчётам самого М. В. Ломоносова,
его учителей и посторонних лиц видно, сколь быстро, полно и по-своему вошёл
недавний заиконоспасский богослов в круг представлений вольфианской физики,
пытавшейся соединять Ньютона с Лейбницем и Декартом, учение о непрерывном
эфире с идеями об атомах-корпускулах. Быстро обучился также М. В. Ломоносов
немецкому и французскому языкам (латынь .и греческий он освоил ещё в Москве
и Киеве) и делал замечательные успехи в русском стихотворстве, на деле
переходя от тяжёлого и не свойственного русскому языку силлабического
размера к музыкальному тоническому и создавая образцы высокого
художественного достоинства.
Теоретическая подготовка в Марбурге должна была с-лужить ступенью для
русских студентов к изучению металлургии и горного дела. В 1739 г. они
направились во Фрейберг обучаться под руководством “бергсрата” И. Генкеля.
Судя по последующим металлургическим и геологическим “рассуждениям” и книгам
М. В. Ломоносова, он многое почерпнул по рудному делу во Фрейберге, однако
пребывание там было кратковременным.
Вспыльчивый и самолюбивый помор поссорился с Генкелем, и начались странствия М.
В. Ломоносова по немецким и голландским городам в поисках поддержки у русских
посланников. В конце концов М. В, Ломоносов снова попал в Марбург, где жила
его жена Елизавета Цильх; брак с ней, .заключённый
в 1740 г., М. В. Ломоносов долгое время скры-
вал. В Марбурге М. В. Ломоносов жил у приятелей и писал оттуда, что
упражняется в алгебре, “намереваясь оную к теоретической химии и физике
применить”.
С помощью русского посланника в 1741 г. М. В. Ломоносов, наконец, вернулся,
в Россию, в Петербург. Начался петербургскийпериод жизни, длившийся до его
кончины. В эти годы развернулась его поразительно разнообразная и неуёмная
деятельность.
Через полгода после возвращения в Петербург тридцатилетний учёный был
назначен адъюнктом Академии по физическому классу, начал подводить итоги
своим наблюдениям в Германии, составляя книгу по металлургии, писал разные
физические и химические “диссертации” для Академии, занимался со студентами
и начинал приобретать первую славу как поэт.
Молодой адъюнкт (нечто вроде теперешнего аспиранта-докторанта), вернувшись
на родную землю, не мог привыкнуть к хозяйничанию в Академии немецких
администраторов, вроде Шумахера, презиравших всё русское. Восшествие на
престол дочери Петра Елизаветы сопровождалось победой “русской партии” в
Академии. Однако резкие ссоры М. В.Ломоносова с немецкими академическими
дельцами продолжались. Дело да/ке приняло такой оборот, чго М. В. Ломоносов
был подвергнут более чем семимесячному домашнему аресту.
Невиданная одарённость и знания М. В. Ломоносова взяли, однако, своё. В своей
“челобитной” на имя царицы в 1745 г. М. В. Ломоносов с полным основанием
писал: “В бытность мою при Академии наук трудился я нижайший довольно в
переходах физических и механических и пиитических с латинского, немецкого и
французского языков на российский и сочинил на российском же языке горную
книгу и риторику и сверх того в чтении славных авторов, в обучении
назначенных ко мне студентов, в изобретении новых химических опытов, сколько
за неимением лаборатории быть может, и в сочинении новых диссертаций с
возможным прилежанием упражняюсь”.
По этим достаточно убедительным мотивам М. В. Ломоносов, несмотря на свои
“проступки”, стал профессором химии и полноправным членом Академии на
основании представленной диссертации о металлургии. Это- произошло 200 лет
тому назад, 25 июля 1745 г. К этому времени из Марбурга приехала жена М. В.
Ломоносова, и для него настала более спокойная и упорядоченная жизнь.
Одним из первых важных начинаний нового профессора химии явилась постройка в
1748 г. химической лаборатории Академии на Ва-сильевском острове. Одноэтажное
здание занимало, площадь около 150 квадратных метров при высоте в 5 метров; в
нём М. В. Ломоносов развернул, по тем временам огромную, исследовательскую и
техническую работу.
М. В. Ломоносова правильно называют первым русским академиком, в отличие от
его академических коллег-иностранцев, которые в то
Академии были избраны двое русских — В. Е. Ададуров и Г. Н. Теплов, — однако
он первый всеми доступными ему. средствами начал пропагандировать науку в
родной стране, передавать .её широким кругам русского общества. Уже
упоминалась деятельность М. В. Ломоносова как переводчика научных мемуаров
академиков-иностранцев на русский язык. В 1746 г. он издал перевод
“Экспериментальной физики время составляли большинство Академии. Хотя до М.
В. Ломоносова в состав” своего учителя Вольфа с предисловием, излагающим до
известной степени научное мировоззрение самого М. В. Ломоносова. Начав с
того, что философия Аристотеля в наше время опровергнута Декартом, М. В.
Ломоносов замечает по поводу Аристотеля: “Я не презираю сего славного и в
своё время отменитого от других философа, но тем не без сожаления удивляюсь,
которые про смертного человека думали, будто бы он в своих мнениях не имел
^никакого прегрешения”. “Ныне учёные люди, а особливо испытатели натуральных
вещей,—продолжает М- В. Ломоносов,—мало взирают народившиеся в одной голове
вымыслы и пустые речи, но больше, утверждаются на достоверном искусстве.
Главнейшая часть натуральной науки— Физика — ныне уже только на одном оном
своё основание имеет. Мысленные рассуждения произведены бывают из надёжных и
много раз повторенных опытов”. О состоянии науки в XVII и: XVIII веках М.
В. Ломоносов говорит такими красноречивыми словами: “Пифагор за изобретение
одного геометрического правила Зевесу принёс на жертву сто волов. Но ежели бы
за найденные в нынешние времена от остроумных математиков правила по
суеверной его ревности поступать, то бы едва в целом свете столько рогатого
скота сыскалось. Словом, в новейшие времена науки столько возросли, что не
токмо за тысячу, но и за сто лет жившие едва могли того надеяться”.
В год издания вольфианской физики М. В. Ломоносов приступил в Академии к
чтению публичных лекций по физике. Наука прославлялась и распространялась
также и стихами М. В. Ломоносова.
Поэтическая слава М. В. Ломоносова непрестанно росла. В 1750 и 1751 годах он
пишет трагедии “Тамира и Селим” и “Демофонт”. Первое издание стихов М. В.
Ломоносова было выпущено Академией в 1751 г. Вне Академии на М. В. Ломоносова
начинают смотреть, главным образом, как на поэта. Профессору химии
приходится оправдываться у своих высоких покровителей и любителей поэзии .в
том, что он тратит время на физику и химию. “Полагаю, — пишет он в письме к
И. И. Шувалову 4 января 1753 г.,—что мне позволено будет в день несколько
часов времени, чтобы их, вместо бильяру, употребить на Физические и
Химические опыты, которые мне не токмо отменою материи вместо забавы, но и
движением вместо лекарства служить имеют, и сверх того пользу и честь
отечеству конечно принести могут едва меньше ли первой”.
По совету и проекту М. В. Ломоносова в 1755 г. в Москве был открыт
Страницы: 1, 2
